Равнодушие (индифферентность) к вере — ни холод, ни теплота, — по выражению Апокалипсиса (3:15), есть то нравственное состояние, при котором человек не внимет голосу своей совести и откровенного закона, не углубляется в их требования, и потому этот голос, направляющий наши мысли к Богу, не производит решительного влияния на человеческую жизнь. При таком состоянии определяющим началом в жизни является не мысль о Боге, а земные интересы. Религиозное равнодушие почти всегда есть признак погружения человека в чувственность и чувственные удовольствия. Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше, говорит Господь Спаситель (Матф. 6:21). Типом этого порока может служить евангельский богач (этот эпикуреец и индифферентист), Пилат со своим апатичным отношением к Истине (что есть истина?), люди последних дней мира; о них Господь Иисус Христос пророчествует: ибо как во дни перед потопом ели, пили, женились и выходили замуж до того дня, как вошел Ной в ковчег, и не думали, пока не пришел потоп и не истребил всех, — так будет и пришествие Сына Человеческого (Матф. 24:38-39). Направление мыслей на духовный мир и его вопросы и потребности есть первое и главное средство против индифферентизма.

Если равнодушие составляет противоположность живой вере, то скептицизм, или сомнение, — это противоположность вере решительной. Свящ. Писание уподобляет сомневающихся морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой (Иак. 1:6). Сомневающийся не имеет почвы и устойчивости. Надо различать сомнение теоретическое, или рассудка, и сомнение практическое, или сердца. Первое неизбежно соединяется по временам с мыслительной работой, с исканием истины, и потому само по себе оно не представляет греха. Грех начинается тогда, когда к сомнению рассудка присоединяется сомнение сердца. В этом состоянии человек не истину ищет, а возлюбил тьму, по слову Господа Спасителя, потому что дела его злы (Ин. 3:19). Сомнение в вере есть, следовательно, следствие нравственного упадка человеческой души. Для примера можно указать на иудейский народ времен Господа Иисуса Христа, то заявлявший и исповедовавший веру во Спасителя, то тотчас же отрекавшийся от этой веры. Так сомневался и ап. Фома, которому Господь сказал: блаженны не видевшие и уверовавшие (Ин. 20:29). Особенно в наше время, когда хотят всё основывать на опыте и всё постигнуть разумом, когда разум так часто надмевается (1 Кор. 8:1), и религиозное сомнение находит себе в этом основание. Искренность сердца, простота души и подлинное желание обладать истиной — вот средства против сомнения. Этими свойствами обладал ап. Фома, и потому временное сомнение его сейчас же перешло в полную и непоколебимую веру, выразившуюся возгласом: Господь мой и Бог мой!... В противном случае человек даже при наглядных доказательствах истинности веры может сомневаться, и его сомнение может перейти, наконец, в неверие.

В состоянии неверия человек отрицает бытие личного Бога. Божеством же, или абсолютом, он называет безличную и всепоглощающую природу. Неверие выражается в двух формах: или в форме идеалистического пантеизма, или в форме материалистического натурализма. А отрицая бытие личного Бога, неверующий отрицает и бессмертие души, свободу, нравственную ответственность, грех. Эгоизм становится главным началом жизни и человеческих действий. Человеческая жизнь представляется не более, чем высшая степень животного мира. Свящ. Писание называет такое состояние неверия человека безумием: Сказал безумец в сердце своем: нет Бога (Пс.13:1). Кроме гордости ума, не хотящего подчинить себя простоте веры, причиной неверия часто бывает, в наше время, превратное воспитание и дурные влияния людей и книг. Худые сообщества развращают добрые нравы...к стыду вашему скажу, некоторые из вас не знают Бога, говорит ап. Павел (1 Кор. 15:33-34). Потому для предотвращения неверия необходимо с ранних пор насаждать и укреплять в человеке семя веры и благочестия; а когда неверие уже проникло в душу, то необходимо влиять на всего человека, на изменение всех его нравов и обычаев. Бывают и такие случаи, когда неверующий сразу становится верующим вследствие каких-либо чрезвычайных знамений или чудес, или потрясающих случаев и переворотов в своей жизни. В Свящ. Писании и в житиях святых описано немало таких случаев и обращений. И в наши дни сообщаются иногда в печати известия о таких случаях.

В числе грехов против веры назовем еще вероотступничество. Оно есть, очевидно, особый вид неверия; именно такое неверие, которому предшествовала вера и, может быть, даже искренняя, но она не оказалась постоянной и неизменной. Между тем возможно и такое неверие, которое всегда было чуждо веры, или которому предшествовало лишь равнодушие или скептицизм (сомнение). След., богоотступничество есть измена вере. Для примера можно указать на Юлиана Отступника и на тех христиан, которые во времена гонений отрекались от Христа из страха ли мучений, или ради мирских выгод. Но бывают примеры отступления от веры и в мирные времена. Тяжесть этого греха изображает ап. Павел, когда говорит в послании к евреям: невозможно — однажды просвещенных и вкусивших дара небесного, и соделавшихся причастниками Духа Святого, и вкусивших благого глагола Божия и сил будущего века, и отпадших, опять обновлять покаянием, когда они снова распинают в себе Сына Божия и ругаются Ему (6:4-6). Тот же апостол предостерегает от греха богоотступления, когда говорит: бодрствуйте, стойте в вере, мужайтесь, укрепляйтесь (1 Кор. 16:13). Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни, говорит Сам Господь в книге Апокалипсис (2:10).

Надежда, ее свойства

С верой христианской самым тесным образом связана христианская надежда. Если вера есть уверенность в «невидимом», т.е. в том, что существует Творец и Промыслитель мира и что искупление человеческого рода совершено Сыном Божиим, то надежда есть уверенность в «желаемом и ожидаемом», т.е. в том, что цель творения мира и искупления человека будет достигнута, и высшее благо будет осуществлено. А цель творения и искупления есть совершенство всего и соответствующее ему счастье. Поэтому предмет надежды есть, во-первых, совершенство и счастье каждого из нас, в во-вторых, совершенство и счастье всех других людей и всего мира. В частности, предмет надежды есть освобождение от греха и смерти, беспрепятственное раскрытие всех сил человеческого существа, полное соединение человека посредством св. Духа со Христом Спасителем и Богом-Отцом. Этот предмет самым совершенным образом изображается апостолом Павлом в посланиях к коринфянам и римлянам. Здесь говорится что, как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут, каждый в своем порядке... А за тем конец, когда Он предаст царство Богу и Отцу, когда упразднит всякое начальство и всякую власть и силу... тогда истребится последний враг — смерть... да будет Бог все во всем (1 Кор. 15:22-28). Тогда и сама тварь будет освобождена от рабства тлению в свободу славы детей Божиих (Рим.8:19).

Следующий предмет христианской надежды есть прежде всего и главным образом будущая жизнь. Но насколько нравственное совершенство достижимо и на земле, предмет надежды есть и настоящая жизнь. Ап. Петр пишет: препоясавши чресла ума вашего, бодрствуя, совершенно уповайте на подаваемую вам благодать в явлении Иисуса Христа (1 Пет.1:13). Ап. Павел высказывает надежду, что начавший в вас доброе дело будет совершать его даже до дня Иисуса Христа (Фил. 1:6). Предметом христианской надежды служат не только нравственные и духовные блага, но и физические или телесные (здоровье, имущество и т.д.), насколько они необходимы для приобретения благ духовных. Сам Господь учит нас молиться о «насущном хлебе».

Хотя надежда направлена на будущее время, как вера направлена на прошедшее, но поскольку вера есть в совершившееся в истории откровение Господа Иисуса Христа и искупление Им человеческого рода, а раньше — в сотворение мира от вечности существующим Богом, то сущность христианской надежды состоит в том, что будущее представляется в ней как бы настоящим, теперь совершающимся, — как и существо веры состоит в том, что она прошедшее представляет как бы происходящим в настоящее время. Надежда не была бы истинной и действенной, т.е. исполненной непоколебимой уверенности и вливающей в человека мужество и энергию, если бы она была лишь чистым ожиданием, если бы предмет ее и цель совершенно отсутствовали теперь, т.е. находились лишь в далеком и туманном будущем. Предмет надежды, именно Бог и Христос, в настоящее время, присущи человеку (Матф. 28:20; Еф. 3:20; Лук. 1:37). Это сообщает христианской надежде не ложность и силу, как не ложен и силен спасти человек Бог (по слову Свящ. Писания. Рим. 3:4; 2 Тим. 2:13; Евр. 10:23). Ап. Павел говорит, что мы спасены в надежде (Рим. 8:24). Это выражение указывает, с одной стороны, на то, что спасение наше еще впереди и ожидается нами пока в будущем, а с другой стороны, что это будущее посредством непоколебимой надежды уже как бы существует в настоящем. Для этого указывается и основание, которое заключается в том, что мы уже в настоящее время имеем в себе начаток Духа: имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего (Рим. 8:23). Отсюда же видим, что надежда может иметь место только в христианстве. Хотя надежда, как и вера, свойственна вообще человеку, но вне христианства нет достаточного основания для надежды. Поэтому апостол называет язычников не имеющими надежды (1 Фес. 4:13).

Истинная (христианская) надежда это есть простое и бесплодное желание, происходящее от веселого нрава, но она — добровольная и плодоносная решимость и поэтому она, как и вера, есть добродетель. В этой решимости совмещаются, во-первых, готовность переносить все случающиеся страдания (внутренний и внешний «крест», по евангельскому выражению), в сознании, что они назначаются нам воспитывающей благостью Божией, поскольку многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие (Деян. 14:22), и кого любит Господь, того наказывает (Евр. 12:6; Апок. 3:19), и хотя всякое наказание в настоящее время не кажется радостью, а печалью, но после наученным через него доставляет мирный плод праведности (Евр. 12:11); во-вторых — довольство своим состоянием в сознании, что каждый из нас поставлен на своем месте и состоянии Самим Богом (1 Кор. 7:20; 1 Пет. 4:10, 11; Рим. 12:3-8), и что мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынеси из него, и потому имеющие пищу и одеяние, этим довольны будем (1 Тим. 6:7,8); в-третьих — преданность воле Божией и на Него упование в том сознании, что о нас печется Бог (Матф. 10:29 и д.), что надежда на Него не посрамит (Рим. 5:5), что любящим Бога все содействует во благое (Рим 8:28) и что если мы имеем Господа, то не станем спрашивать ни о чем ни на небе, ни на земле (Пс. 72:25). Христианская надежда, очевидно, непосредственно призывает к терпению, без чего она невозможна, потому добродетель терпения есть родная дочь надежды.

Ожидаем в терпении, выразился апостол (Рим. 8:25). К терпению призывает нас Господь Иисус Христос, когда говорит: в терпении вашем спасайте души ваши (Лук. 21:19), претерпевший же до конца спасется (Матф.24:13), — и ап. Павел, когда говорит: с терпением будем проходить предлежащее нам поприще, взирая на начальника и совершителя веры Иисуса (Евр. 12:1-2). Апостол же Иаков указывает на образец терпения в лице Иова (5:7-11).

Христианское терпение отличается от стоического самоотречения или апатии (бесстрастия). Это видно из указанных выше свойств христианской надежды. Христианин надеется на силу вечного Бога, желающего ему всякого блага и потому все направляющего к его благосостоянию; между тем как стоик знает только безличную силу природы, только слепую судьбу, не могущую принимать в расчет его интересы. Христианин сносит все приключающиеся ему страдания добровольно, из послушания благому и милующему его Богу; между тем, как стоик насильственно вынуждает себя сносить неизбежное зло и к нему приноравливаться. Поэтому христианин не унижается страданиями, в то время как стоик ими унижается. Далее, христианин добровольным подчинением высшей силе и надеждой на нее свидетельствует о своем смирении и покорности, которые приведут его к окончательному примирению с высшей силой, к исполнению надежды и к увенчанию терпения; стоик же своевольным противлением находящейся вне и выше его силе свидетельствует о своей гордости, которая никогда и нигде не успокаивается и не достигает своей цели. Наконец, христианин при всех страданиях и уничижении ценит жизнь и усвояет высокое достоинство всему вообще бытию, между тем как стоик относится с пренебрежением к бытию, нередко презирает и свою собственную жизнь.

Отсутствие надежды