Конечно, гипотеза заимствования может находить себе место в научных исследованиях, но во–первых, именно лишь как гипотеза, предположение, не более, и во–вторых, лишь в том случае, если всякие иные объяснения оказываются непригодными. Иначе, по словам профессора Евлахова, сравнительное изучение превращается в затею «совершенно бесцельную и бессмысленную... ».

Отсюда, исследователь, говоря о взаимоотношении христианства и язычества, прежде, чем утверждать «влияние» язычества на христианство, или «зависимость» христианства от язычества, должен поставить себе вопрос: если методологически неправильно заключать от сходства и зависимости, какими причинами могут быть объяснены моменты сходства между язычеством и христианством? Возможны ли эти причины и каковы они?

Таких причин можно указать несколько, и к объяснению их перейдем в дальнейшем изложении.

1.3. Единство человеческого духа, как одно из объяснений сходства

между христианством и языческими религиями

Мы выяснили, что сходство между какими-либо религиозными воззрениями и установлениями еще не является непременным признаком их родства, общности происхождения. Это сходство, как мы говорили, может иметь совсем иные причины. И, прежде всего, многое здесь может быть объяснено так называемым законом единства человеческого духа, в силу которого дух человека во все времена и всех народов проявляет себя одинаково и вследствие которого различные народы, совершенно независимо друг от друга, приходят к одинаковым верованиям, понятиям и установлениям. Этому закону подчиняется не только всякое религиозное и этическое развитие. Так, формы языка, как установило сравнительное языкознание, развивалось у всех народов более или менее одинаково. Главнейшие правовые нормы также почти совершенно одинаковы у всех народов. «Существуют, – говорит профессор М.Н. Сперанский, – общие законы психологии человечества. Народы, как общество людей, обладают более или менее одинаковой психологией. У всякого народа, независимо от их культуры, дважды два = четыре, а не что-нибудь другое».

Представители так называемой антропологической теории изучения памятников народной словесности (Тейлор, Лэнг и др.), устанавливая сходство мотивов в устной словесности народов не только не родственных, но и не состоявших в культурном общении в прошлом (например, аборигенов нашего севера, центральной Африки и Южной Америки), объясняют сходство, отправляясь именно от положения об одинаковости человеческой психики на всем земном шаре. Известный ориенталист Макс Мюллер говорит, что нельзя читать Веданту, не поражаясь удивительным сходством ее с учением Пифагора и Платона, – «но никто, по словам М. Мюллера, не станет говорить о заимствовании названными философами своих идей у Индии, так как более широкое изучение рода человеческого показывает, что возможно в одной стране, возможно и в другой».

Этот же антропологический закон единства человеческого духа сохраняет свою полную силу и в отношении к религиозной жизни. «Одинаковые начатки, – пишет А. Ревиль, – порожденные в очень различных местах и послужившие параллельными исходными пунктами, могут в своих логических последствиях приводить к самым удивительным совпадениям, хотя между соответствующими народностями никогда не существовало никаких сношений. Изучение религий народов, оставшихся чуждыми цивилизации, обнаруживало в полном свете эту истину. Какие странные совпадения обрядов и суеверий наблюдаются у таких, ничего не знающих друг о друге, народностях, как эскимосы и готтеноты, негры центральной Африки и древние мексиканцы, полинезийцы и народы северной Азии».

Представители неверия ставят христианству в минус те или иные возвышенные мысли и изречения, находимые ими, например, в Ведах, у Конфуция, в саркофагах египтян и т.д., и утверждают при этом, что, значит, евангельская заповедь о любви не нова, не ново вообще все нравственное учение христианское, но заимствовано из буддизма, стоицизма, конфуцианства и проч. Противники христианства забывают о существовании общечеловеческой морали, на счет которой и могут быть отнесены те правила языческой морали, в которых усматривают сходство с христианской этикой. Тем же законом единства человеческого духа может быть объяснено, как подробнее увидим ниже, и сходство в культовых формах религий богооткровенной и религий языческих, – сходство в том, что С.Н. Булгаков называет «феноменологией религиозного культа», вследствие чего во всех религиях мы имеем храмы, жертвы, молитву, сходные религиозные символы и т.д.

1.4. Влияние христианства на языческие религии

Многое, затем, в сходствах между христианством и язычеством должно быть объяснено не заимствованиями из язычества, а, наоборот, влиянием христианства на язычество, заимствованием из христианства. Во многих случаях, где отрицательная критика видит генетическую зависимость христианства из язычества и подозревает духовных вождей древней христианской церкви в идейном воровстве, мы в действительности имеем дело с обратным заимствованием язычниками христианских воззрений и установлений.

Весьма часто указывают на сходство рассказов о жизни Будды с евангельскими повествованиями. Действительно, сходство нельзя не признать. При рождении Будды так же раздавалось небесное пение; цари подносили новорожденному ценные подарки; старый брамин поднял его на руки и признал в нем спасителя от всех зол; в зрелом возрасте Будда был искушаем сатаною, и т.д. Однако, при указании этих параллелей обычно умалчивается, что все священные книги буддистов (в том числе и жизнеописания Будды) имеются в двух редакциях или изложениях: в так называемом южно-буддийском каноне (на острове Цейлон) и в северно-буддийском каноне (в Тибете и Монголии).

Канон южно-цейлонский, так называемый «палийский», является наиболее древним и первоначальным, а канон северный – позднейшим. Замечате-льно, что рассказы о чудесных обстоятельствах рождения Будды и его жизни содержаться только в северном каноне, а в каноне южно-цейлонском, древнейшем – отсутствуют. Исследователи буддийской священной письменности установили, что эти рассказы стали появляться в книгах северного канона только с V столетия по Рождеству Христову, когда несторианские христиане проникли в Монголию и успели многих познакомить со своим учением.