Когда мы были на Бермудах Квентин возвратился с каникул и сбросил бомбу. Похоже, его отец старался замолчать это, но Квентин тихо и без выражения рассказал мне всю историю. По его словам, он снова решил убить себя и разработал детальный план суицида. Он полетел в Нью-Йорк и снял номер в отеле «Таймс-Сквер». Затем он взял паспорт, свое единственное удостоверение личности, и спрятал его за зеркалом в ванной комнате этого номера. Он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, что он сын Рона Хаббарда, когда его тело найдут. Затем он полетел в Сан-Франциско, где хотел спрыгнуть с моста Золотые Ворота, но когда настало время прыжка, он просто не смог этого сделать. Он бродил в окрестностях, когда его остановили полицейские, разыскивающие какого-то преступника. Они установили, что Квентин не подходит под описание, но поскольку он выглядел сбитым с толку и дезориентированным, они отвезли его в психиатрическую больницу. Чтобы защитить семейное имя, Квентин притворился, что у него амнезия. Он пробыл в этом учреждении около двух недель, когда кто-то из саентологии вышел на его след, и в этот момент у Квентина «восстановилась память» о том, кем он был, и его выпустили. Эту историю он рассказывал мне сухим тоном, как если бы он говорил о заурядной поездке на каникулах. Заметив, что я в ужасе, он сказал, что у его матери было точно такое же выражение лица, когда она слушала его. Квентин и его мать были очень близки. Несмотря на все свои прочие недостатки, Мэри Сью очень любила своих детей, а Квентин, похоже, был ее любимчиком.

До сегодняшнего дня я не знаю, был ли это Рон Хаббард или Мэри Сью, но кого-то очень расстроило то, что Квентин поведал мне о случившемся. Дэвид Мэйо, старший кейс-супервайзер, приказал мне больше не встречаться с Квентином, не объясняя от кого исходил приказ и почему. Не думаю, чтобы он исходил от Дэвида. Я спросила его, что на самом деле происходит, но он категорически отказался обсуждать этот вопрос далее. Мы с Дэвидом довольно хорошо ладили в прошлом, но здесь он был непреклонен. Я тоже. Я сказала, что Квентин мой друг, что я нужна ему и не собираюсь его бросать. Я сказала ему, что моя личная жизнь не его дело. Между нами разгорелся спор. Жена Дэвида, Меррил, одна из ведущих одиторов на Флаге, пыталась заставить меня замолчать, чтобы защитить меня, но я не отступала. Она знала, что я попаду в неприятности, если буду разгонять волны, и она была права. Дэвид предостерег меня, что если я продолжу встречаться с Квентином, меня отправят в ОПР. Я продолжала с ним спорить, и он отправил меня на восстановление, что означало, что я должна была повторить определенные материалы как одитор. Также он попросил этик-офицера поговорить со мной и предупредить о последствиях, в случае продолжения отношений с Квентином. Предполагалось, что я просто буду следовать приказам как хорошенький маленький робот, но и в тот момент мне еще не до конца промыли мозги, поэтому я отказалась. Я бросила вызов приказу и отстаивала право видеть Квентина. Между нами так и не было сексуальных отношений, но другие думали, что есть, просто мы скрываем это. Однажды я подшутила над Квентином, отправившись в душ вместе с ним, это всплыло в одной из его сессий одитинга и было записано; поэтому я предполагаю, что Дэвид допускал, что что-то между нами происходит. Меня выводило из себя, что в мою личную жизнь вмешиваются, и я не собиралась терпеть это.

Тем временем я закончила восстановление по материалам курса и вновь одитировала по интернатуре класса VII. Я одитировала другого интерна, Рика, по процессам Силы. Его одитинг шел отлично и он завершил ступень прежде, чем были использованы все процессы. В Силе в ту пору если ПК экстериоризировался (что значит, у него был внетелесный опыт) считалось, что он завершил ступень и не нужно проводить больше ни процессы Силы, ни Силу Плюс. Так обстояло дело с Риком, и он счастливо подтвердил завершение ступени. Через неделю Рик простыл и меня как одитора немедленно обвинили в нарушении технологии. Хаббард лично приказал просмотреть папку, что он не часто делал. Папку просматривала одна из его посланниц, Джил Гудмэн, которая не была обученным одитором и даже не знала что искать. Она сказала Хаббарду, что я не провела должной коррекции Силы Плюс, что было наглой ложью. Факт в том, что я даже не проводила Силу Плюс, и поэтому любое действие предпринятое для коррекции этого уровня, было бы бессмысленным. Любой подготовленный одитор класса VII увидел бы это, но никто не захотел вмешиваться. Результатом был этический приказ Хаббарда, отменяющий все мои сертификаты, и содержащий распоряжение созвать по моему делу комитет по уликам. Я отчаянно пыталась написать Хаббарду объяснение, что этот преклир никогда не получал Силу Плюс, предлагая ему убедиться в этом самому. Я так и не дождалась ответа.

Тогда я винила Джил Гудмэн за эту пародию на правосудие, но какой бы злобной она не была, сейчас я понимаю, что она была лишь еще одной жертвой Хаббарда. В настоящее время она не в саентологии и понимает, что с ней произошло. В интервью Расселу Миллеру для его книги «Бесстыдный мессия» она сказала: «Мы все были маленькими ядовитыми стервами… у нас была власть и мы были неприкосновенны». Я вынуждена согласиться с ее утверждением, но больше не виню ее. Правда, которой я не желала тогда смотреть в лицо, была в том, что ни Дэвид Мэйо, ни Джил Гудмэн не были виноваты в том, что произошло. Я уверена, что виноват был Хаббард, думаю, он отомстил мне за то, что я продолжала видеться с Квентином. Хотелось бы поговорить когда-нибудь с Дэвидом или Джил и узнать, что на самом деле происходило.

Приказ ЛРХ на созыв комитета по уликам считался делом серьезным. Все возможные обвинения были мне предъявлены, а о Барбаре, женщине назначенной председателем Комитета Улик, все на корабле знали, что она меня ненавидит. До того, как она вышла замуж, ее муж интересовался мной. Я не отвечала взаимностью, поэтому в конечном счете он увлекся Барбарой и женился на ней. Я была рада, что он кого-то нашел, но Барбара так и не смогла преодолеть свою неуверенность в отношении меня, потому что временами ее муж шутя флиртовал со мной. Он намеренно наталкивался на меня и говорил: «Нам нужно прекратить такие встречи». Из этого ничего не вышло, потому что он меня не интересовал, но Барбара ясно давала понять, что терпеть меня не может. Это письменно подтвержденный факт, поскольку однажды я должна была ее одитировать, и она отказалась. И этот человек был назначен председателем комитета по уликам. Уверена, что она отлично провела время, признавая меня виновной по всем пунктам обвинения! Я была вновь отправлена в ОПР. Вдобавок, все мои сертификаты одитора были отменены ЛРХ.

После того, как я выслушала вердикт комитета, я пошла в каюту Квентина и рассказала ему об этом. Я знала, что когда я окажусь в ОПР, мне уже не позволят ходить к нему. Я сказала ему, что ОПР будет облегчением после того, что я пережила за последние месяцы. Я потеряла все, ради чего я так упорно работала. По крайней мере, хуже уже точно не будет.

Я ошибалась. Дела пошли намного хуже.

Урок ОПР

В январе 1975-го меня снова отправили в ОПР. На этот раз это был уже не тот ОПР, в котором мне довелось побывать в первый раз. В этой группе не старались держаться друг друга, и было уже не так легко все вынести.

Новой особенностью ОПР было изобретение под названием «ОПР ОПР» для тех, кто попадал в неприятности в ОПР. Человек, назначенный в ОПР ОПР должен был весь день работать глубоко в машинном отделении корабля, вычищеть трюмы и спать в цепном ящике. Общаться ни с кем ему не позволялось, за исключением ОПРовского этик-офицера. Первым человеком, попавшим в ОПР ОПР стал руководитель из Лондона Рон Хопкинс. Я мельком видела его на его пути из машинного отделения и обратно, он был покрыт отходами из трюмов, и вообще представлял собой жалкое зрелище. Он не полностью выздоровел после пневмонии, и него все еще был грудной кашель. Через несколько недель Рон вышел из ОПР ОПР и присоединился к нам. Мы с ним сразу подружились, он старался меня поддерживать. Я видела, что он хотя и сильный, но очень чувствительный человек. Помню, что он любил играть фламенко на гитаре и часто играл для нас. Он был прирожденным лидером и вскоре стал ответственным за ОПР, его харизматичская натура взяла свое.

Жизнь в ОПР была тяжелой, каждый день начинался в половине шестого утра. Нас разделили на группы по пять-семь человек. Женщины чистили ванные комнаты на корабле, определенные проходы и залы, например, кормовой зал. Чистка ванной комнаты не означала, что можно небрежно помахать какой-нибудь щеточкой для унитаза. Мы должны были вычистить всю ванную, включая стены и потолок. После того, как мы вычищали помещение, оно должно было пройти проверку белой перчаткой. Если перчатка пачкалась, человек, который чистил это помещение, должен был бегать кругами от носа до кормы (около трехсот метров). Однажды, когда моя начальница была неудовлетворена тем как я почистила ванную, она приказала мне «сделать круг». Я запротестовала, потому что решила, что она несправедлива, и ответом было «Не вступай со мной в ВиО. Сделай два круга». Я снова возразила и она сказала: «Сделай четыре круга». Это продолжалось пока мы не дошли кругов до десяти, что в итоге мне и пришлось делать. В другой раз мне приказали бегать круги, а я вместо этого шла. Ответственный в то время за ОПР, Хомер Шомер, поймал меня на этом и побежал за мной. Я попробовала убежать от него, но он был слишком быстрым – он схватил меня, и в итоге мне пришлось делать больше кругов.

Урок, который мы должны были выучить в ОПР, состоял в том, чтобы подчиняться приказам без вопросов, независимо от того, что мы думаем по этому поводу и кто отдает приказ. Это был урок, который я, разумеется, очень не хотела учить. Я не научилась этому в первый раз в ОПР, и меня вернули на второй. Слепое повиновение разрушало все, что я когда-либо ценила. Я думала, что саентология учит независимости и самоопределению, а не слепому повиновению авторитету.