Казнокрадство при подрядах, а порученном хранении или расходовании казенных денег или вещей

Казна есть общее достояние государства. Пусть ограбляющий ее не видит лицом к лицу хозяина, но в отдаленном смысле хозяином ее можно назвать каждого честного члена в государстве, который непременно участвует в составлении казенных капиталов и имущество своими податями, повинностями, пошлинами и особыми пожертвованиями. Следовательно, грабитель казны отнимает достояние не у одного человека, а у множества лиц; не приметна как бы тяжесть его грабительства для других, но она верна. Отсюда следует преступность казнокрадства. Так, например, крадут казну должностные лица при подрядах. Здесь двойной грех: и деньгам казенным убыль потому что подрядчик отсчитывает особую сумму должностному лицу, производящему торги, между тем как мог оставить лишнюю сумму в казне, и вещи доставляет или постройки производит не в полной доброте; потому что взявший от него деньги не подряд боится или совестится быть требовательным к нему. А иной раз должностные люди тех мест, где производятся казенные торги, и сами на себя берут подряд от имени жены или чрез другое подставное лицо. Так люди, имеющие на руках своих казенные деньги или вещи, употребляют все это для собственной надобности (доколе не откроется недочет на них) или ссуждают других деньгами из за прибытка, равно и вещами, например, тем, которые от подрядчиков следуют к поставка. Так лицо, уполномоченное принимать и расходовать суммы и вещи казенные, либо записывает их на приход в меньшем количестве, чем действительно поступает, либо в расхода помечает, а то другому, который и должен получить их за свою работу или за службу или в виде награды, велит пометить собственноручной распиской гораздо больше, чем выдает в действительности. Казенные хлеб и соль, военные снаряды и одежды, показываются или попорченными, чтоб затем продать их с публичного торга и на торгах на себя же перевести, или числятся совсем утраченными будто бы от непредвиденных обстоятельств, чтоб без дальних вопросов обратить их в собственность. И если возможность исчислить все хищнические нападения в этом роде на казну, которой почему-то все не жалеют и которую считают неистощимою? Правда, закон гражданский строго судит за обличенное казнокрадство: но оно трудно изобличается и легко допускается там, где нет христианской совести и твердой богобоязненности. (Для поставщика например, легче иной раз отдать деньги, чем вещи и материалы, следующие по подряду в казну, и приемщик берет от него деньги—без сомнения в меньшем количестве взамен вещей, которые таким образом считаются принятыми в казну, но в казне никогда не окажутся). И так против казнокрадства вернейшее предостережете только христианская совесть и довольство положенным за службу или должность вознаграждением. Вина этого греха может быть меньшею только тогда, когда растративши или насильно присвоивши себе казенные деньги и вещи сам возвратит их вполне, притом, прежде чем открыты будут его злоупотребления. Читатели! Казна уважает же нашу личную собственность; например, она признает владения наследственные в фамилиях. Так должны и члены государства уважать ее достояния.

Угнетение должника и самое одолжение его с обдуманным раньше планом, чтоб перевести в свою собственность все остальное имущество его

«Его (должника) душил, говоря: отдай мне, что должен... Пошел и посади его в темницу» (Мф.18,28-30). Долги в нуждах семейной жизни, а особенно в делах торговых, бывают неизбежны. Своих денежных средств недостаточно или совсем нет, а расход, а потребности иногда не терпят отлагательства, как, например, брак дочери, похороны, путешествие, разрушение какое в доме, срок платежа за товар по займу, наконец, и только исключительное время запастись какими-нибудь покупками. Тогда нельзя не прибегнуть к займу, нельзя не сделаться должником. Заем и есть законный оборот дела, равно как со стороны кредитора эта законная временная уступка другому своих денег или тратимых вещей: должник делается их хозяином и за все случаи потери их отвечает. К таким-то особенно должникам богатый заимодавец должен быть снисходительным. Чтобы оказать снисхождение, он может избрать два пути: или а) простить совсем долг или б) отсрочить уплату его. Если прощение долга бывает не вынужденное обстоятельствами, но вполне добровольное, так что кредитор мог бы по закону подвергнуть своего должника и тюремному заключению: тогда это добродетель евангельская. Тогда кредитор верующий и по вере своей так поступающий, сам удостаивается особенной милости от Бога: ему прощаются грехи, которые составляют его собственный долг Господу Богу и в которых он приносит покаяние (Мф.18,35). И отсрочка долга в своем роде тоже милосердая мера в отношении к должнику: но она частью уже по справедливости должна быть. Богатый кредитор не потерпит от нее особенной потери, а бедный плательщик между тем успеет поправиться своими делами. Но вот иной из кредиторов, не хочет сделать ни того, ни другого,— и не прощает долга и не отсрочивает его. А, рассуждая по духовному, мог бы он совсем простить бедняку долг; потому что сам-то остается должником (Богу) десятью тысячами талантов, между тем, как должник обязан ему только сотнею динариев. В чем же, однако, вина кредитора против чужого имущества, если он теснит за долг? В том, что угнетаемый им должник для уплаты ему долга принужден продавать свои вещи за малую цену и даже может быть совсем лишиться дома. (Кредитор) то и дело посылает к должнику за долгом, а между тем знает верно, что должник рад был бы заплатить, если бы имел сколько-нибудь денег. (Вина кредитора в том) что угрожает бедному должнику и личным задержанием (арестом), наконец — действительно садит его в тюрьму. Тюремное заключение за долг (не говори уже о тревоге духа и бесчестии) отнимает у должника время, которым бы он мог воспользоваться для поправления своих дел, и еще более расстраивает его хозяйственные дела. (Мы не имеем в виду здесь злостной или беззаботной несостоятельности и не вырешенных вопросов о том: сколько, кому и от какой причины вошел в большие долги должник, — вопросов, в силу которых требуется иногда действительно задержать его). Когда же и взять с должника нечего и долг его незначителен, да притом, последовал долг не от бесчестных причин (например, ему самому изменили должники), тогда кредитор, заключая должника в тюрьму, пропитывая его там на свой счет, чего же больше хочет, как не того, чтоб только удовлетворить своей мести? В таком случай и должник, вытерпев срок тюремного заключения, который по закону должен равняться цифре его долга, уже перестает быть должником.—Еще хуже, если заимодавец раньше обдумает и убедится, что должник не в состоянии будет уплатить ему долга и что в крайности вынужден будет расстаться с последним своим имением, например, с домом, фабрикой. Находя остальное имущество его выгодным для себя, богатый заимодавец с готовностью одолжает его требуемой суммой: но при этом с первого раза так поставляет и затем в последующее время так ведет дело, чтоб остальное имущество должника легко перевести к себе в собственность. Не тонкое ля это грабительство? Можно ли тут ожидать «милости не сотворшему милости» (Иак.2,13)? - Ты, христианин, будь милостив к должнику, который искренно говорить тебе: «потерпи на мне, я все тебе заплачу» (Мф.18,26), который сердечно желает уплатить. Принудительные же меры на сей раз не прибавят ему возможности к уплате, не выжмут у него денег, коли их нет».

Привычка входить в долги и медленная уплата их или же совсем не платеж

Решаться на долги нужно только в самых тесных обстоятельствах. Между тем, иные просят одолжить их деньгами или же берут вещи, материалы в долг без всякой нужды, потому только, что их одалживают; этого дня взяли они в долг, но и завтра просят одолжить; сегодня одолжили у одного, а завтра делают заем у другого, хотя, положим, без намерения еще отказаться от долга; словом — занимают до тех пор, пока их одалживают. Не обременение ли это для других и не насилие ли для чужой собственности? Отказать кредитор может быть стыдится, между тем как сам имеет нужду в наличном капитале. А чаще всего готов бы он отказать; но, дав взаймы раньше, опасается, чтобы огорченный им должник, не отперся и от прежнего долга. Затем, входить в долги нужно в такой мере, как есть надежда погасить их, и с указанием на определенный или только приблизительный для платежа их срок. Когда своевременно, а тем более до назначенного срока, должник принесет свой долг, тогда кредитор спокоен и доволен. Тогда кредитор готов снова вверить ему в долг. Иным состоятельным людям в таком случае приятна собственно честность или исполнительность должника; во имя честности то они и готовы снова одалживать. Но задержанный долг может быть заставляет самого заимодавца кредитоваться у других, «ходить и просить из-за своих денег»; лишает его самого возможности быть точным в платежах другим; делает ему потери, потому что он рассчитывал в известном случае на деньги от своего должника, как на деньги собственные и наличные, а между тем обманулся; а также наводит его на сомнение и беспокойство. И опять не насилие ли это для собственности ближнего? Напомнят должнику о долге, и он отвечает: «через неделю отдам», снова напомнят, и он назначает новый срок, и так еще несколько сроков, оправдывая разве самый последний из них. Эта медленность в платеже происходит или оттого, что займут не по средствам или же от одной беззаботности уплатить.

Наконец, входить в долги нужно без сомнения с душевным расположением заплатить их. Заем в том и состоит, чтобы занимающий возвратил своему заимодавцу денежную ли сумму в полном ее количестве (если не было договора об особенном росте) или вещи или материалы по их числу, в полноте меры или веса, словом все в равном займу количестве и качеству. Между тем, иной возьмет в долг, и по выходе от кредитора уже забывает о долге; решается на заем, и не думает когда-нибудь заплатить, даже имея у себя состояние; пользуется от своего заимодавца вовсе не предметами прихоти, которые так же в его воле было покупать или не покупать (как из магазина модные вещи и т.п.), но первейшею потребностью, или самым необходимым в жизни, как квартирование в чьем-либо доме (на улице нельзя же было бы жить), и не дорожит этим; не успевает уплатить долг и не имеет верной надежды для уплаты, а между тем продолжает жить, нисколько не ограничивая себя в излишних расходах, не увеличивает своего труда, чтоб иметь возможность хоть по частям уплачивать. Сто раз слышит напоминание о долге, много раз получает письменный счет, читает с почты письма с теми же напоминаниями, даже вынуждает самого заимодавца быть у него, приехать к нему, может быть из дальнего места. И вот то молчит, то отзывается недостатком денег, то прячется от кредитора, то совсем не признает долга, то, обличаясь в долге письменным каким документом или очевидными свидетелями, гневается на своего кредитора: дотоле все был мир, все был называем дающий в долг добрым, прекрасным человеком, а как только он стал просить себе долг, хоть бы и скромно, так и мира с ним нет, так и враг он, так и недобрый человек, будто порок собственно напоминать о долге, а не удерживать у себя чужое. Не захват ли это чужого состояния? Да; неплательщик долгов ограбляет прежде всего своего кредитора; потому что oт неустойки его вместе с подобными ему у иных совсем падают капитал –торговля. По крайней мере неплательщик вводит кредитора в очевидные убытки и делает ему тревогу: решается кредитор на новые траты, например, предъявляет ко взысканию в суд, и, однако, ничего не получает; тратит время, чтобы быть у мировых судей и в судах, однако и тут долгое время не удовлетворяется из-за уклончивости должника; много раз бранит его в душе или гласно, и не видит никакой пользы от самой брани. Неплательщик (значительных) долгов ограбляет и других, к которым по видимому уже не имеет никакого отношения. Как же ограбляет? заставляя их платить его-то кредитору излишнее за товар покупки, так как иной кредитор-купец по недостатку великодушия хочет загладить свои пропадающие в долгах деньги излишнею ценою на товары. Ужели же все это со стороны должника не подобие грабительства? и как же думает он умереть, оставляя после себя беспечные и злонамеренные долги? не узы ли это для его души большие долги? - А вот, напротив, богобоязненный христианин, если по нужде и задолжается, никогда не потерпит, чтобы к нему приходили в дом с требованием долга. Он сам заботится о своих долгах. Он даже любит платить долги; чувствует себя в особенном каком-то удовольствии и покое, когда честно рассчитывается со своими заимодавцами, потому что здесь и действительно есть для него некоторое напоминание, некоторая связь по делу его нравственных долгов. (Разумеем грехи пред Богом: эти-то долги ведь еще сильнее связывают совесть и беспокоят душу). Ты, благоразумный христианин! с Божиею помощью держись на этот раз таких правил: жить и вести свои житейские дела только наличными средствами; в случае же вынужденных долгов просить у заимодавцев извинения и снисхождения относительно платежей, при самых платежах благодарить их за одолжение и терпеливость.