G.A. Pylneva

Перед праздником Успения Божией Матери

Чем ближе великий праздник, тем острее чувствуется собственная неподготовленность. Жаль упущенного времени, жаль того, что оно часто проходит… не без дела, нет, но без того серьезного продумывания, которое помогло бы полнее ощутить великий праздник. Предстоя мысленно образу Успения, особенно в лаврском Успенском соборе, где рядом с собой видишь очень сложный для осмысления образ Софии Премудрости Божией, поневоле думаешь, что это не случайно. Так же не случайно, как и то, что Софийские соборы в наших крупных городах издавна стали Успенскими. Не вникая сейчас в глубинный смысл этого сложного образа, можно принять самое доступное сейчас: наше бездумное пребывание в храме, в Церкви вообще несовместимо с Премудростью Божией. И пусть глубины доступны не всем, но и самому обычному христианину по силам не уклоняться от труда внимательного, серьезного и осмысленного отношения к духовной жизни, к жизни в Церкви. И тут же, глядя сразу на образ Успения и Софии Премудрости Божией, вспоминаешь библейское: начало премудрости — страх Божий84. Мы знаем страх человеческий, страх наказания, страх потери... но мало думаем, что потерять время Успенского поста, не заметить ничего особенного в службе праздника, ограничиться лишь радостью «разрешения на вся» — тоже страшно. Когда-то православные умели долго вспоминать отдельные фразы богослужебных праздничных текстов, сравнения, образы, напевы, делились друг с другом радостью открывающегося смысла, его углубления, красоты... Куда это ушло? Только ли суета жизни, часто не зависящая от нашего желания, отупляет, очерствляет, порождает губительное равнодушие, способное угасить радость жизни? Может быть, все серьезнее и глубже: вера наша, скорее всего, просто легковерие, вера-обычай, вера по привычке. Почему перед таким праздником такие грустные мысли? Наверное, потому, что именно в праздничные дни (и предпраздничные тоже) это обнаруживается острее. Если о Матери Божией в день Успения поют: «и по смерти жива»CXLVII, то о себе можно подумать, что и в жизни душа может быть мертва. И что же теперь? Есть ли выход, средства помочь себе? Помогать придется самим, не рассчитывая на чье-то участие и заботу. Слава Богу, что есть Церковь, в ней есть средства помочь каждому через Таинства, но беда наша в том, что ими тоже надо уметь пользоваться во благо. Умение не придет без внимания, своего собственного понуждения слушать, вникать, всматриваться в свою душу, чтобы понять и пережить свои немощи, осудить их и просить прощения, просить исцеления и освящения. Как ни трудно, но начинать придется с себя. Начинать с искреннего сознания собственного духовного бессилия, своей греховности. Тогда можно просить помощи не одним языком, а всем сердцем. Тогда будет надежда избежать наказания за легкомыслие и беспечность в деле спасения. А наказываемся мы холодностью сердца и немощью воли. Отсюда и мучающая многих пустота жизни и бессмысленность. Все это, приходящее как неизбежный результат недомыслия и недоработки, теперь, в ожидании такого праздника, хочется погрузить в море упования на помощь Царицы Небесной, Которой поем: «в предстательствах непреложное Упование». Дай Бог, чтобы все грустные мысли о своем недостоинстве, о потерях, столь многих за жизнь, растворились в надежде на милость Владычицы, Которой Церковь веками поет: «В молитвах (о нас) неусыпающую Богородицу…»CXLVIII . Дай Бог, чтобы надежды эти всколыхнули решимость делать все, что в силах, чтобы не быть рабом лукавым и ленивым85, чтобы не стыдно было просить: «Помилуй мир, Благая!».

На празднике Успения Божией Матери

27–28 августа 1988 года

Успенский пост в этом юбилейном году прошел вяло. Вообще-то, с постами плохо, суета, как и всегда, всю жизнь, а тут еще и все признаки простуды. Пришлось болеть и лечиться. Правда, к субботе, перед всенощной под праздник, уже могла ехать на электричке и даже пройтись пешком одну остановку. Серое небо, осенняя тишина. Иди и радуйся, что идешь одна, никто не говорит ни впереди, ни сзади. Никого нет, потому что накрапывает дождик, и как идти в такую погоду? Я-то иду, мне и он не помеха, очень уж наголодалась душа по «воле»... Иду знакомым поселком, осторожно петляю мимо дачных участков и выхожу наконец на асфальтированное шоссе, ведущее к Лавре. И среди этой серости купола Лавры сияют вроде бы как всегда. На акафист мы пойдем в Покровский храм. Там уже приготовлено место для Плащаницы Матери Божией, украшено белыми гладиолусами, астрами и гвоздиками. Акафист прочитали быстро, еще немного надо подождать — и начнется всенощная. Скоро новый учебный год, собираются отцы и братия. Хор заметно полнеет. Служить всенощную вышли все отцы в голубых облачениях. Неожиданно вспыхнуло белое пятнышко — это Б. Н. в белом стихаре! Не миновать ему, значит, завтра услышать себе: «Аксиос!»CXLIX. Жду давно знакомого звучания трех стихир Успению («О дивное чудо…», «Твое славят успение…» и «Дивны Твоя тайны...»). Поют их веками распевом Киево-Печерской Лавры. Вспоминается, как отец Спиридон в своих заметках «Из виденного и пережитого» говорил о лаврском (Киевском) пении. Интересна такая подробность: почти везде эти стихиры поют именно так, как пели в Киевской ЛавреCL. Это объединяет молитвы во всех храмах в этот вечер в один мощный поток! Его никто, кроме Бога и святых, не слышит, но он, наверное, можно так сказать, омывает нашу грешную землю, сам воздух над нею, и становится легче дышать, даже просто жить можно, терпеть можно. Все ли об этом думают, все ли чувствуют, все ли стараются душу вложить в этот поток молитв? Сколько в них тем! Но думать о том надо заранее. Не зря великому празднику предшествует пост... подумай. К сожалению, от поста остались только грустные воспоминания о своей неподготовленности.

Вынесли Плащаницу. Среди цветов, ее окружающих, живые огоньки лампад. Все это очень хорошо, только бы еще в душе светилось все и пело похвалы Богоматери. Глядя на лик Богоматери, вспоминаю другой, изображенный при входе, на откосе портала храма Успения в Гончарах. Такой он там выразительный, такая в нем покорность, предельная преданность воле Божией в жизни и смерти. Здесь до этого далеко. Хорошо, что хоть там, в Гончарах, есть. Мы стоим всенощную не до конца и спешим на электричку. Утром, еще до рассвета (теперь ведь заметно темнее — и утром, и вечером), двинулись в обратном направлении. Народу порядочно, ведь выходной день, много грибников с корзинами. Как ни хорош лес, привлекающий дружными семейками опят во всех сырых местах, на старых пнях, но не в этот праздник. Теперь всем своим существом мы стремимся в Лавру.

Опять стоим в Покровском храме. Да, у Б. Н. хиротония. Почему-то нас это волнует... С Б. Н. мы только здороваемся, очень мало и редко приходилось говорить... Но вот слова Владыки в алтаре: «Божественная благодать, всегда немощная врачующи...»CLI пронизывают до пят. Почему? Не знаю, но так остро это ощущалось... Служба пролетела очень быстро, проповедь не оставила желаемого впечатления... Авечером того же дня обязательно надо успеть в Успенский собор на Чин погребения. В Лавре по традиции он служится вечером первого дня праздника.

Нас провели через братский вход. Мы со страхом (что выгонят) прошли вправо, чтобы приложиться к Плащанице. Лаврская Плащаница, конечно, куда более впечатляет, чем любая другая... Жаль только, что все наспех, все с оглядкой на «блюстителей порядка», которые в такой момент, кажется, больше мешают, чем блюдут благоговение и тишину. Устраиваемся неподалеку от левого клироса. Служил недавно ставший архиереем молодой совсем владыка НикандрCLII. Пока у него нет еще такого отрешенного (от нас) выражения лица, которое бывает у важных персон. Кажется, сознание долга и ответственности делает его серьезным на службе. Дай Бог ему это подольше сохранить…

Стоим мы хорошо, то есть удобно для нас: и хор слышен, и чтецов, и служащих без напряжения воспринимаем. Конечно, не без сопутствующих всему и везде искушений, цель которых — рассеять, отвлечь внимание, раздражить, помешать сосредоточиться и в результате — пропустить мимо ушей такую службу. Мешали ребятишки: вертелись, разговаривали, безобразничали. Мать их печкой стояла, хотя посторонние делали им замечания. Отрешиться от этого, не замечать или хотя бы не рассеиваться, слыша и видя все, не просто. Надо уйти в службу целиком. Слава Богу, хорошо пел хор, видно было и икону Божией Матери с редким названием «Похвала Богоматери». Обычно видишь ее мельком, а тут есть время. Удивительно, как продумывали раньше всякую деталь! Крупные иконы видны с порога. Когда икону видишь, где бы ни пришлось стоять, легче отрешиться от земной суеты и прислушаться к службе. Здесь, на этой иконе, Богоматерь сидит на троне чуть склонив голову (знак внимания), Ее окружают пророки со свитками своих писаний. Жест Ее рук выражает сразу много оттенков Ее реакции на похвалу. Основной — это как бы передача ее Творцу (не нам, Господи, не нам, но имени Твоему86...). Лик и силуэт передают открытость, преданность, внимание и служение. Когда вспыхивает белый свет — загорается золотой фон, когда хор включает свой местный свет, боковой,— блики бегут по золотой разделке, оживляя окружение Божией Матери — цветы, фигуры предстоящих. Все хорошо, и даже очень: звучание юношеского хора, высокий золоченый иконостас, местный ряд икон, убранная белыми цветами сень над Плащаницей Божией Матери, сама Служба. Требуются и свои усилия, чтобы не слышать шум толпы, возню рядом, разговоры о всяких пустяках. Усилия эти тогда увенчаются успехом, когда поможет Господь, а без того можно только устать от старания. Пока рядом канонарх, можно слушать Службу, не заглядывая в книжечку, где она напечатана, а когда все вышли к Плащанице читать похвалы, тут уже придется уткнуться в нее, чтобы не пропустить ни слова. Читают все служащие, естественно, по-разному — кто разборчиво и четко, а кто и нет. Но это все мелочи. Особенно хорошо звучит третья статья, где стихи псалма читает один отец Владимир Назаркин, а хор поет похвалы на мотив греческого «Агиос о'Феос». Не так легко приспособить текст, но все-таки звучит очень торжественно, душевно...

На улице дождь. Уже стемнело. При хорошей погоде медленно, под звон колоколов, двигалась процессия с зажженными свечами вокруг Успенского собора. Теперь же решили не выходить под дождь, пройти крестным ходом внутри храма. Служба так хороша, что такой штрих, сокращающий, конечно, только внешнее величие службы, особенно не огорчает. Мы ринулись под дождь на электричку, а народ — прикладываться к Плащанице. Поневоле думаешь, что слишком много суеты в жизни, но что можно изменить? Только бы не потерять надежды на помощь и заступление Царицы Небесной.

На празднике Успения Божией Матери

28 августа 1991 года