— Теперь ты здоров,— слышит Евгений, но никого уже не видит.

Бросился к дверям — заперты. Когда вернулась жена, то увидела его на коленях перед раскрытой книгой. Он встал, обнял ее, и они оба опустились снова на колени перед книгой, с раскрытой страницы смотрел на них тот, кто совсем недавно был тут, кто сказал такие чудесные слова: «Ты здоров!».

Евгений действительно стал здоровым, обрел веру и приезжал к преподобному Сергию благодарить за исцеление. Он и рассказал это все архимандриту Никодиму, от которого мы узнали о случившемся в древнем соборе Святой Троицы в наши дни.

Деньги

В 1946 году Нина, услышав об открывшейся Троице-Сергиевой Лавре, собралась приехать из Сибири. С трудом набрала денег на дорогу в один конец. А как ехать обратно? Но не оставаться же из-за этого дома?! Приехала в столицу, потом на электричке в Лавру. Вышла на станции, пошла за всеми. Повернула к спуску, глянула вперед и ахнула: какая красота! Трудно поверить, что все это не во сне, а наяву. В несколько дней истратила она оставшиеся пятерки, трешки, рубли. Хорошо помнила, что разменяла последний рубль. Обычно она допоздна стояла в Лавре, только на ночь приходила к хозяйке, пустившей богомолку из такой дали. Однажды поздно вечером она подумала, что надо признаться: нет денег, нечем за ночлег заплатить. Может, позволит хозяйка в огороде поработать или полы помыть, постирать... только б не выгнала! Чуть свет, когда Нина встала, чтобы идти к братскому молебну, подошла к стулу с наброшенной на спинку кофточкой, сунула руку в карман... Вчера там лежал последний рубль, теперь могут быть лишь монетки. Но рука чувствует что-то... Смотрит и холодеет от ужаса: деньги! Ее уже истраченные трешки, пятерки, рубли... Как они снова оказались в ее кармане? Нет, она их видит не во сне. Деньги как деньги... И недоумение, и страх, и вдруг радость: это же Бог послал по молитвам преподобного Сергия! Она заплатила хозяйке, купила свечи, хлеба, подала нищей. От отпуска осталось всего несколько дней, деньги она потратила. Пора уезжать, а билет покупать не на что. Просить опять чуда? Она молилась долго, до изнеможения. Проснулась до рассвета, затаив дыхание опустила руку в тот же давно пустой карман... и снова нащупала все те же свои трешки, пятерки, рубли. Ровно столько, сколько надо на билет. От волнения боялась слово проронить. Дома, в своей далекой Сибири, она решила обязательно еще раз поехать в Лавру, поблагодарить Преподобного, что не оставил ее в крайней нужде. И не только поблагодарить в молитве, но и рассказать на исповеди священнику. Рассказала она архимандриту Сергию, от которого узнали об этом и другие.

«И меня пристрой!»

В главных воротах Лавры можно видеть настенные росписи — они раскрывают жизнь Преподобного. Один эпизод особенно волновал знакомую старушку: где Преподобный строит сени. Она приехала из деревни — знакомых нет, работы нет, жилья нет, денег мало. Ходила и, глядя на труженика, просила: «Преподобный, молитвами своими пристрой меня куда-нибудь, помоги найти уголок для жилья и обязательно с огородиком, хоть маленьким». Просила от души и выпросила. Нашелся для нее и уголок, и огородик. И сама стала в Лавре работать, делала что велят, молилась усердно, радовалась и благодарила Преподобного. Дожила до глубокой старости, сохранив удивительную простоту, доброжелательность, спокойствие душевное и молитву. Если кто-нибудь скажет, что была у нее молитва непрестанной,— не удивишься, поверишь. Такими, наверное, были многие наши богомольные и смиренные предки — Святая Русь.

У Шмелёва

Особенно трогательным было явление преподобного Сергия в 1925 году, описанное Иваном Шмелевым в «Куликовом поле»CLXXII.

« Поехал как-то Сухов в объезд лесов, а по нужде дал порядочный крюк, на станцию "Птань" к дочери, которая была там за телеграфистом [замужем]: крупы обещала припасти сиротам [с Суховым жили внуки — дети сыновей, погибших в лихолетье]. Смотался, прозяб — был исход октября, промозглая погода, дождь ледяной с крупой, захвативший еще в лесах. Сухов помнил, что было это в "родительскую субботу", в "Димитриевскую"… Гонит, ни о чем, понятно, не думает… крупу бы не раструсить, за пазуху засунул... Трах!..— чуть из седла не вылетел: конь вдруг остановился, уперся и захрапел. Что такое?.. К вечеру было, небо совсем захмурилось, ледяной дождь сечет. Огладил Сухов коня, отпрукал...— нет, пятится и храпит. Глянул через коня, видит — полная воды колдобина, прыгают пузыри по ней. "Чего боится?— подумал Сухов,— вся дорога в таких колдобинах, эта поболее только". Пригляделся... что-то будто в воде мерцает, подкова что ли? — бывает, к счастью. Не хотелось с коня слезать: какое теперь счастье! Пробует завернуть коня, волю ему дает — ни с места: уши насторожил, храпит.

Слез Сухов с коня… нагнулся к воде, пошарил, где мерцало, и вытащил... медный крест! И стало повеселей на душе: святой крест — добрый знак. Перекрестился на крест, поводья выпустил, а конь и не шелохнется, "как ласковый". Смотрит Сухов на крест: видать, старинный, зеленью-чернотой скипелось, светлой царапиной мерцает — кто-то, должно, подковой оцарапал. Стал крест разглядывать. Помене четверти, с ушком — наперсный; накось — ясный рубец, и погнуто в этом месте: секануло, может, татарской саблей [по каким-то своим приметам Сухов определял, что было это на самом Куликовом поле]. И тут в мысли ему пришло: барину переслать бы, редкости тоже собирал, с барышней копал... она и образа пишет,— какая бы им радость! …Барин из Тулы выехал, бросил свою усадьбу и отъехал в Сергиев Посад: там потише. А теперь везде одинаково: Лавру прикончили, монахов разогнали, а мощи Преподобного... Гос-поди!.. в музей поставили, под стекло, глумиться.