"Вы говорите,— писал он Игнатию,— что пламенно желаете меня видеть еще раз пред смертью. О! Единый Бог, видящий внутренность сердец наших, знает, какое живое и глубокое впечатление произвело на мою душу это доказательство вашей любви ко мне! Всякий раз, когда я вспоминаю об этом, мои глаза невольно наполняются слезами, и, если мне представляется дорогая мысль, что я могу еще раз обнять вас, я проливаю тогда потоки слез, которых ничто не может остановить. Увы, вероятнее всего, что на земле между нами не будет уже другого, иного общения, но в небе, в небе мы встретимся лицом к лицу, и тогда как мы обнимемся!"

Франциск Сальский70

Вся книга этого епископа полна утешительного учения, что мы встретимся на небе и что там довершатся отношения дружбы, семьи,— всех тех связей, которые здесь, на земле, прошли лишь свою зачаточную стадию.

Он пишет одной вдове, только что потерявшей своего мужа: "Через короткое время и мы последуем за ним на небо. Там осуществятся и продолжатся навек все те добрые христианские дружественные отношения, которые лишь начались для нас на земле. Это главная мысль, с которою думают о нас усопшие друзья".

Пишет дочери, потерявшей своего отца: "Не будем скорбеть. Мы скоро соединимся. Мы постоянно и неуклонно направляемся к той стране, где наши усопшие. Будем только стараться добрыми подвигами подвизаться и подражать тому добру, которое мы видели в них".

Матери, потерявшей своего ребенка: "Храните мирный дух и старайтесь жить сердцем в мире, где обитает ваш маленький ребенок. Вы скоро его найдете. Все лица, с которыми мы жили здесь, но которых оторвала от нас смерть, будут возвращены нам на небесах".

Фенелон71

Его любящее сердце внушило ему следующие нежные строки: "Как горячо желательно, чтобы все добрые друзья могли умереть в один день!".

И как он умеет утешать тех, кого он любит, когда сердце их поражено утратою. Он только не думает, что настанет день новой встречи и что разлучение, произведенное смертью, будет разрушено, но он не признает за смертью власть даже теперь разлучать лица, которые любят друг друга. Никогда для него их присутствие не бывает столь ощутительно, как когда смерть делает невозможным их реальное присутствие. Он пишет одной вдове: "Только чувства и воображение лишились своего предмета. Тот, кого мы не можем более видеть, с нами более, чем когда-либо прежде. Мы всегда найдем его в нашем круге. Он нас видит, он нам оказывает истинную помощь. Он лучше нас знает наши немощи. А сам освободился и просит у Бога необходимое лекарство для нашего выздоровления. Для меня, который уже столько лет был лишен возможности его видеть, он как бы возвращен мне смертью. Я с ним говорю; я открываю ему сердце; мне кажется, что я встречаюсь с ним пред Богом, и, хотя я горько его оплакал, я не могу думать, что я его потерял. О, сколько реальности в этом тайном единении!".

Другой: "Соединимся сердцем с тем, о ком мы жалеем: он не удалился от нас, став невидимым. Он нас видит, любит, его трогают наши нужды. Благополучно достигнув пристани, он молится за нас, подверженных бурям. Он говорит нам тайным голосом: "Спешите придти ко мне". Чистые души продолжают видеть, любить своих истинных друзей. Их дружба бессмертна, как ее источник. Неверующие любят лишь самих себя. Они бы должны приходить в отчаяние из-за того, что смерть уносит их друзей навсегда. Но христианская дружба изменяет видимое христианское общество, раздвигает его границы, делает усопших людей [его членами]. И, оплакивая их, христианство обещает встречу с ними лицом к лицу в стране истины и на лоне вечной любви".

Но довольно. Мы могли бы увеличить число свидетельств, между тем как вопрос достаточно освещен. Итак, человеческое сердце не обманулось: то, что составляет его мечту, то находит оно в учении религии. Религия также не ошибается: то, чему она учит, то составляет мечту, надежду, желание, горячую веру человеческого сердца. Оба эти света — свет Откровения религии, идущей от Бога, и свет, истекающий из человеческого сердца,— слились здесь в полной гармонии. Оба они для окончательного утешения человека свидетельствуют, что все на земле есть только начало и что мы на небе довершим все, начатое здесь; что наш ум насладится там светом и сердце любовью и что все это будет наслаждением не одиноким, но в кругу наших друзей и семьи. Это будет та же жизнь, которую мы ведем здесь, кроме греха, и в единении с Богом.

Хотите представить себе эту прекрасную небесную жизнь? Вспомните [трогательную] картину, [изображающую] блаженных Августина и Моники72 у окна в Ости. Они сидят вечером в тихой беседе. Перед ними обширные сады, небо Италии, Тибр, всегда столь печальный и задумчивый. Бесконечное море перед глазами, бесконечное небо в их сердцах. Мало-помалу думой и молитвой они возносятся выше этих обширных пространств, выше звезд, выше своих душ, выше всякого создания, до Самого Бога. Они достигают Его, они касаются Его порывом ума, порывом сердца, и в течение минуты их души забываются в видении вечности. Но они не вступают в нее уединенно. Сын в своем восхищении не забывает мать; мать в своем счастии не забывает сына; они вступают вместе; их руки соединены и сжимают друг друга, и, разделяя святое волнение, они увеличивают свое блаженство.

Прибавьте сюда бесконечность — и пред вами будет небо: очи и сердце, устремленные к Богу, и рука в руке тех, кого мы любим.