Это и есть образ Божий в человеке до грехопадения. Образ Пресвятой Троицы как он есть. Троица Божественная сама, образ ее в нас.

Каппадокийские новоникейцы - никогда не рационалисты. В этом их основное расхождение с бл. Августином. Да, они думают, они употребляют логику, когда нужно. Они охотно пользуются человеческими аналогиями, аллегорией, символом, но они никогда не переходят через край! Есть предел человеческой мысли, ее "рацио"; дальше положенного раскрывать нельзя. Кем положено? Как узнать? А вот так: "не идется"; ну, и не иди! Остановись! Но остановка-то какая? Покой! Рассуждение кончается, созерцание начинается, - и обязательно в молитве! Без молитвы - ни-ни! Смолкни! Исихия!

Вслушаемся в слова аввы Евагрия: "Недопустимо какое-либо высказывание о Святой Троице, Неизреченному должно покланяться в молчании" [116].

Фразу ????? ?? ??? ??? ????? ???????, ??? ???????? ???? ?????? можно перевести и так: "но ничто из высказываемого о Святой Троице не может быть постигнуто". Под "высказываемым" скорее всего предполагаются логические определения.

Здесь Евагрий возвращается к мысли, выраженной им выше в главе 27: "не богословствуй необдуманно и никогда не определяй Божество, ибо определения приложимы (лишь к вещам) тварным и сложным" (коммент. 41) На это высказывание, выдержанное в обычном для православной патристики духе апофатического богословия, накладывается своеобразный отпечаток арианских споров IV-го в., когда остро встал вопрос о познаваемости Бога. В частности, ариане отвергали признание ограниченности и неадекватности тварных понятий и образов в их применении к Богу. Данному эпистемологическому принципу ("что не может быть познанным, то не является истинным") свт. Афанасий Александрийский противопоставлял положение о несоизмеримости категорий нашего тварного ума с Творцом, поскольку "Бог несравним" (???? ??? ??? ??????? ????? ??????) [117]. Противостояние двух подходов к проблеме познаваемости Бога нашло еще более яркое выражение в столкновении аномеев ("неоариан") в лице Евномия и св. каппадокийских отцов. Евномий, опираясь на теорию имени, гласящую, что сущность именуемого предмета выражается в усвоенном им имени, приходил к выводу об абсолютной познаваемости сущности Божией. Наоборот, каппадокийские отцы "по вопросу о богопознании приходили к тому заключению, что абсолютное познание Бога для человека в настоящем его состоянии недостижимо, потому что естество Божие само по себе, но своей сущности, выше всякого постигаемого мышления: оно недоступно и неуловимо ни для каких рассудочных приемов мысли, и в людях не открыто еще никакой силы, способной постигнуть непостижимое, и не придумано никакого средства уразуметь неизъяснимое". Для человека это "должно быть ощутительно, во-первых, потому, что его дух, как конечный, не может постигнуть бесконечное, в противном случае бесконечное было бы ограниченным, ибо понятие есть вид ограничения" [118].

Эти размышления навеяны мыслями свт. Григория Богослова, который, говоря о "таинстве восхищения" апостола Павла, познавшего о Боге больше других людей, замечает, что данное таинство было неизреченным, а поэтому и мы должны почитать его в молчании (????? ???????) [119].

Можно взять для сравнения также одно место из творений свт. Василия Великого, который, обосновывая практику diciplina arcana (лат. букв, "тайное учение", то есть учение о тайнах богопознания), говорит, что величие христианских таинств должно храниться в молчании (??? ????????? ?? ?????? ????? ???????????), поскольку "неизреченное научение" христианства не может постигаться духовным оком непосвященных [120].

Преп. Симеон Новый Богослов проводит различие между бездействием (праздностью, ленью - ?????), безмолвием (??????) и молчанием (?????). Первое свойственно людям, не желающим что-либо знать и сопричаствовать благам Божиим, а также преуспеять в добре. Второе присуще тем, которые посвящают себя целиком ведению Бога, внимают слову Премудрости Божией, исследуют "глубины Духа" и становятся посвященными в неслыханные таинства Божии. Третье же свойственно тем, которые подвизаются в "умном делании", с вниманием относясь к своим помыслам [121].

Таким образом мы видим в духовной жизни практические плоды каппадокийского теоретического богословия как единое целое, обязательно связанное с "неизреченной непостижимостью" тайнозрения и видения Божественной Троицы в "глубинах духа". Это особенно касается "ведения единосущия". "Божество, как оно существует в Самом Себе, - учили они (каппадокийцы), - недоступно для разума человеческого. "Едва ли можно... так рельефно и решительно выразить идею о действительном, реальном бытии Божеской сущности, чем это сделано... (у)... обоих Григориев... глубоко сознавая, что здесь они имеют дело с тайной, трудно постижимой человеческим умом и еще менее доступной для точной логической формулировки, каппадокийцы со всей присущей им энергией защищают единство Божеской сущности" [122].

Авва Евагрий двумя страницами ниже, в первой главе своих "Умозрительных глав" пишет: "изначала мы были семенами добродетели, а не порока". А.И. Сидоров в комментарии поясняет: "в сирийских версиях эта фраза передается несколько по-иному: "когда мы были сотворены в начале, то в нас естественным образом обретались семена добродетели, а не порока [123].

Эти слова, косвенное подтверждение учения 18-го правила свт. Василия, которое мы выше упомянули, так же как и слова аввы Евагрия о неизреченности догмата Святой Троицы, свидетельствуют, в общем контексте, о его близости к идеям каппадокийского богословия в целом и, в частности, в этих двух существенных пунктах. Это также говорит о внутренней связи этих двух идей в целостности каппадокийского богословия.

Внутренняя богословская связь неизреченности догмата Святой Троицы и учения об образе Пресвятой Троицы в человечестве до грехопадения во Адаме имеет огромное значение. Оно полностью опровергает идею о том, что как сущность в Боге, так и естество в человеке не имеют личностного характера, как это получается у бл. Августина и его последователей и на латинском Западе, и под влиянием латинского богословия с XVII-го в. у нас в России.

Каппадокийское богословие этого изъяна полностью избежало; избежало именно потому, что основание свое поставило "в глубине ведения Пресвятой Троицы", в "жизни, посвященной духовному деланию и... жизни, посвященной ведению, (излагая) не все, что мы видели и слышали (от "старцев" - каппадокийцев), но то, что согласно их учению можно говорить другим [124].

Комментатор аввы Евагрия А.И. Сидоров объясняет: "Ведение Святой Троицы": "это ведение есть "наследник естественного созерцания". В данном случае, как и во многих других, - продолжает проф. Сидоров, - Евагрий следует по стопам своего учителя свт. Григория Богослова, проводящего различие между "практическим любомудрием", с которым он, по его собственным словам, "сроднился в уединении" (? ??? ???????), и "богословием" (? ???? ?????????), отличающимся от прочих частей христианского вероучения" [125].