Еще одной важной добродетелью является уединение. Разумеется, не всем оно доступно в одинаковой степени: некоторые отшельники уходят на многие года в пустыни и вообще не видят людей, а иной насельник монастыря уединяется, может быть, на несколько часов в день. Причем и это некоторым не дозволяется, но разрешается молиться только на общем правиле и за богослужением. Мирянин, конечно же, обычно располагает еще менее продолжительным временем для уединения. Это, надо полагать, полчаса, час, полтора часа в день, притом уединение у человека относительное, я имею в виду, что он лишь спокойно и, по возможности, без посторонних лиц совершает свое молитвенное правило. Без этого уединения обойтись нельзя, оно необходимо, - правда, не у всех есть возможность уединяться, но всякий удобный к тому случай нужно использовать.

Есть еще такая добродетель, как удаление от людей. Не всегда это в буквальном смысле уединение, потому что бывает, что и удалиться некуда, так чтобы совсем никого не видеть, - в доме, например, всегда находятся родственники. Но избегать общения с теми, кто ведет рассеянный или явно греховный образ жизни, конечно же, надо. Рассеянность, разговоры даже с людьми как будто бы верующими, благочестивыми, но не умеющими владеть собой приносят очень много вреда и опустошают человека. То, что исходит из уст, оскверняет его, по слову Господа Иисуса Христа; мы почти всегда об этом забываем. "Не то оскверняет человека, что входит в него, - сказал Спаситель, - но что выходит из его уст" (см. Мф.15:11). Действительно, так и бывает: когда мы много говорим, то мы сами себя оскверняем и опустошаем. Та благодать, которую мы накопили в молитве или приобрели через исповедь и причащение Святых Христовых Тайн, очень быстро нас покидает, когда наше общение становится излишним. Потому его нужно по возможности свести к минимуму, то есть поддерживать тесный контакт с теми людьми, с которыми необходимо: с сотрудниками (да и это общение следует сделать именно деловым, не избыточным), также с теми, кто нас духовно поддерживает, - не обязательно, чтобы это был священник или духовник, иногда это может быть и благочестивый мирянин, но только действительно ревностный. Святитель Тихон Задонский говорит, что одним из признаков истинного христианина является то, что он общается с людьми добродетельными и уклоняется от людей нечестивых. Если человеку нравится находиться в общении с людьми неверующими или, по крайней мере, рассеянными, значит, он сам такой же. А если ему с ними скучно, следовательно, он ищет чего-то другого. Конечно, совершенно без всякого общения обойтись невозможно, такая попытка также была бы проявлением гордости и самонадеянности. Иногда мы нуждаемся даже не в совете, а просто в поддержке. Не поддержит же меня, скажем, в отношении целомудренной жизни или в стремлении к кротости человек неверующий или маловерующий. Допустим, я ему признаюсь: "Знаешь, я не выдержал и поссорился с таким-то, потому что он мне сказал то-то и то-то". Что он мне ответит? - "И правильно сделал, надо было ему не только это сказать, но еще и то добавить. Надо было еще пойти и пожаловаться туда-то и туда-то". Это же не поддержка. Он принимает в тебе участие, но в каком смысле? Защищает тебя перед человеком, а не перед грехом. Настоящая поддержка - это поддержка в решимости нравственно жить. Когда же я расскажу о случившемся верующему человеку, он скажет: "Да, напрасно ты это сделал, но ничего, пойди исповедуйся, мы все немощны". А если он к тому же имеет какой-то духовный опыт, то он добавит: "Надо было тебе так и так поступить, так и так помолиться. Когда у меня бывают вот такие случаи, я так и так делаю". И это будет настоящая поддержка - не оправдание твоих грехов, а именно поддержка, иногда, может быть, соединенная и с укором, если человек тебе близок и ты готов вытерпеть укоризны с его стороны. Очень хорошо иметь таких духовных друзей.

В общении бывают две крайности: одни вообще сторонятся людей, в том числе и тех, которые могли бы их поддержать или вразумить, другие общаются чересчур много и теряют благодать, приобретенную духовными подвигами (это касается и мирян, и монашествующих). Мы должны стремиться к разумному общению с людьми, сообразуя его со своим духовным преуспеянием и своим положением. Не может человек, работающий, скажем, на заводе или в колхозе - где угодно, совершенно избегать людей: это неосуществимо. Если же он стремится к этому, значит, он одержим гордостью и предполагает, что уже способен к такому уединению. Другие под предлогом любви или смирения общаются слишком много и, не имея мужества, решимости отказать людям в бессодержательных, вредных беседах, напрасно тратят время, силы и сами себя опустошают и лишают благодати. И уединение, и общение должны быть разумными, их рамки определяются духовной мерой того или иного христианина и образом его жизни. Потому что иной (мы можем сделать такое теоретическое предположение) вовсе не нуждается в общении, - скажем, Антоний Великий годами не видел людей, а Павел Фивейский - почти всю свою жизнь, пока перед смертью по указанию Божественному к нему не пришел Антоний Великий. Подобным людям общение было не нужно, они общались только с Богом, Который их и вразумлял, и укреплял. То есть мы знаем, что теоретически возможно и такое состояние, но, конечно же, если какая-нибудь Марья Ивановна или Марья Петровна вообразит о себе, что она как Антоний Великий или, тем более, как Павел Фивейский, то это будет просто смешно и может кончиться сумасшествием.

Я замечал, что те, кто избегал общения с верующими людьми, пусть иногда оно и бывает с некоторыми издержками, коснели в своем состоянии. Что было в них хорошего, то, вероятно, оставалось, но нового они ничего не приобретали. Ведь все равно при общении верующие люди обсуждают какие-то вопросы, передают другу друг книги, во всяком случае во время моей молодости было так. Тогда в книжном магазине книг духовного содержания купить было нельзя, мы их полулегально копировали на ксероксе или просто обменивались между собой и таким образом что-то друг другу сообщали. Возможно, был притом и какой-то вред, не исключено, что были и болтовня, и лишние шутки, но в то же самое время мы действительно друг друга поддерживали и как-то, по крайней мере теоретически, образовывали: что-то прочитывали, делились, спорили, приходили к каким-то выводам. А те, кто уклонялся от этого, иногда излишнего и неразумного, общения - люди, на вид как будто бы более благоразумные, - оставались в совершенно неизменном состоянии. Они ничего, наверно, не теряли, но ничего и не приобретали. Надо быть трезвым. Невозможно, находясь возле воды, не замочиться, невозможно человеку, живущему в миру, всегда абсолютно безвредно общаться с людьми: все равно где-нибудь что-нибудь лишнее скажешь, и чрезмерно горевать от этого не нужно. Впрочем, слова эти относятся и к монахам в общежительном монастыре. Конечно, свои согрешения необходимо исповедывать. Но если бы мы в полной мере от всех отгородились, то было бы гораздо хуже. Единственное только: следует избегать людей пустых, легкомысленных и, тем более, ведущих явно греховный образ жизни.

Итак, первая добродетель, которую мы рассмотрели, - это пост и воздержание в пище, вторая - память смертная и возникающий от нее страх Божий, третья - уединение и ограничение себя в общении с людьми. Необходимо рассмотреть и такую добродетель, на первый взгляд будто бы даже не являющуюся добродетелью, как чтение. В самом деле, читают, иногда немало, и многие неверующие люди, но суть состоит в том, что является предметом этого чтения. Если его предметы - книги Священного Писания и святых отцов, то оно также будет представлять собой весьма важную добродетель, в особенности в наше время. В глубокой христианской древности, в золотые времена Христианства, было много опытных духовных наставников, но теперь их, можно сказать, почти нет. Есть немногие известные миру старцы, однако они не в силах подробно наставлять каждого приходящего к ним. В древности всякий монах находился под руководством старца, имевшего иногда двух - трех учеников, и он мог посвящать им много времени и учить их; такие люди не столь остро нуждались в чтении святых отцов, как теперь нуждаемся мы. Сейчас опытных наставников почти нет, я имею в виду не просто более или менее здравомыслящих, к каковым и себя причисляю, а именно имеющих глубочайший духовный опыт, говорящих не от книг, но только от своего собственного опыта. Потому святые отцы, предвидевшие, может быть, это оскудение, и написали свои труды, адресуя их в особенности людям последних времен. Если мы сейчас не обратимся к чтению святоотеческих творений, то сами себя лишим духовного руководства. Вместо того чтобы искать каких-то прозорливцев и, как чаще всего бывает, находить прельщеных или в поисках чудотворцев наталкиваться на шарлатанов, лучше нам читать книги святых отцов и у них назидаться. И это было бы истинным, разумным, в наше время действительно возможным послушанием. Никакой настоящий, более или менее опытный наставник никогда не станет запрещать чтение святоотеческих писаний, разве что даст некоторые советы по этому поводу: что и когда читать, что тебе полезно, на что нужно обратить особенное внимание, что тебе не подходит, что тебя не касается. Русские подвижники последних времен придавали чтению особенное значение. Преподобный Паисий Величковский прямо говорит, что если у тебя нет опытного наставника в умном делании, то руководствуйся вместе с каким-нибудь единодушным братом чтением святых отцов, и друг с другом делитесь и советуйтесь. Вот как приходится делать, и это будет то же самое послушание, которое у древних подвижников выражалось в беспрекословном повиновении своим живым старцам. То же самое не по форме, а по сути. Когда же человек находит какого-нибудь весьма скромно преуспевшего священника и предает себя ему в беспрекословное послушание, то по форме все это правильно, а по сути - уже неправильно и может принести вред, потому что священник тот не духоносный старец, а такой же немощный человек. Возможно, нескромно приводить себя в пример, но в отношении себя скажу, что я, мне кажется, не претендую на то, чтобы мои советы обязательно и беспрекословно принимали за истину. Одно дело - говорить общие вещи, например, что надо молиться, - и без того все знают, что нужно молиться, нужно читать. А другое дело - дать конкретный совет, он может быть и неправильным: может, я чего-то не учел, либо мой духовный сын или духовная дочь рассказали мне не все или неточно, либо есть какие-то посторонние обстоятельства, либо я с таким именно случаем еще не сталкивался. Поэтому если данный мною совет, пусть даже на вид и разумный в чем-то оказывается неудачным, то я задумываюсь, что же иное посоветовать. Мне кажется, что это совершенно нормально и не нужно удивляться, что иногда духовник сначала говорит одно, а потом - другое. Вероятно, твои обстоятельства переменились, или ранее он чего-то не учел. Мы не пророки и не имеем права изображать их из себя, а вы не вправе видеть в нас пророков, потому что это тоже прелесть. Надо быть благоразумными. Прежде всего, признаком истинного учительства, как говорил в X столетии (уже тогда было оскудение) Симеон Новый Богослов и как повторял вслед за ним в XIX столетии святитель Игнатий, является совпадение учения того или иного духовника с учением святых отцов. Если совпадение есть, значит, учение его правильно, если нет - неправильно. Опять же, для того чтобы иметь истинное послушание конкретному человеку: священнику, или старцу, или старице (в женском монастыре), или даже какому-нибудь святому, подвизающемуся в миру (все возможно, - например, какому-нибудь Христа ради юродивому; хотя на самом деле бывает это очень редко, но мы можем сделать такое теоретическое допущение), - чтобы истинно совершать такое послушание, необходимо знать святоотеческое учение, а иначе мы не будем понимать, в чем слушаться, а в чем нет. Будем беспрекословно слушаться во всем - можем совершить грубую ошибку, ни в чем не станем слушаться - и это, конечно же, будет нехорошо.

Итак, чтение также представляет собой очень важную и нужную добродетель. Святитель Игнатий говорит, что самыми главными, существенными деланиями монаха являются чтение и молитва. Чтение он даже ставит наряду с молитвой. Повторю, что чтение само по себе не есть спасительная добродетель. Когда мы просто, как я говорил вначале, читаем и мечтаем, то никакой пользы нам это не приносит. Мы лишь предаемся иллюзиям, галлюцинируем; нам кажется, будто бы мы живем духовной жизнью, совершаем нечто духовное, а на самом деле все это только мечта. Однако еще раз напомню, что пост и воздержание в пище, память смертная, уединение и разумное общение, то есть ограничение себя в общении, чтение - все эти добродетели являются вспомогательными; но все же они очень необходимы при главной, основной добродетели - молитве. Еще сюда можно было бы отнести собственно послушание, но сейчас я не буду говорить о нем подробно. Послушание приобретает очень большое значение, если есть опытный духовный наставник. Если же такового нет, тогда лучше руководствоваться в основном писаниями святых отцов и притом подробно, до мелочей, исповедоваться, а также (хотя иному батюшке это будет неприятно) сравнивать наставления священника с тем, чему учат святые отцы. Это трудно, конечно, и можно запутаться, но если так не делать, то будет еще хуже.

Думаю, основные добродетели, основные подвиги я рассмотрел. Самой же главной, ключевой добродетелью, вокруг которой все вращается, является молитва. Потому что если бы мы стали говорить о покаянии, то позволительно было бы его назвать самой главной добродетелью, но, полагаю, оно само происходит прежде всего от молитвы, первое не может быть без второго, и я даже считаю, что молитва и покаяние - одна и та же добродетель. Молитва - это ее внешняя сторона, а покаяние - дух, внутренняя ее сторона. Молитва не покаянная - это молитва фарисейская, а покаяние без молитвы - это видимость покаяния. Кому мы каемся, о чем мы скорбим, если не молимся? Как сказал пророк Давид, Тебе единому согрешил и лукавое пред Тобою сотворих (Пс.50:6). То есть тот, кто почитает себя грешником, конечно же, понимает, что он сотворил грех прежде всего или даже исключительно перед Богом и виноват в конечном счете только перед Ним.

Без молитвы и чтение святоотеческих писаний, и пост, и память смертная, если она вообще возможна без молитвы, окажутся чем-то совершенно мертвым и пустым, наподобие книг, стоящих на полке у человека неграмотного, который не умеет их читать. И тот, кто не молится, от чтения творений святых отцов не получит никакой пользы, написанное ими будет для него "китайской грамотой". Он просто не будет понимать, что именно они имеют в виду, потому что сам он не живет духовной жизнью, не сталкивается со всеми этими проблемами. Он решит, что речь идет об одном, а святые отцы подразумевали совсем другое. Такой человек не только святых отцов, но и Священное Писание не сможет правильно понять: то, что нужно осмыслять буквально, ему будет казаться каким-нибудь символом, аллегорией. Например, кто способен уразуметь слова апостола Павла, что наша брань не против плоти и крови, но против духов злобы поднебесных (см. Еф.6:12), если не живет духовной жизнью и не молится? Как можно понять слова апостола Павла: "Разве вы не знаете, что Иисус Христос живет в вас, разве только вы в чем-то неискусны" (См. 2Кор.13:5)? Конечно, мы неискусны и поэтому не знаем, что на самом деле, а не образно в нас может жить Христос. Как уяснить себе слова Самого Спасителя, когда Он говорит, что тот, кто любит Меня, заповеди Мои соблюдет, и Я прииду и явлюся ему Сам (см. Ин.14:21)? Как человек, не живущий духовной жизнью, сможет понять, что Господь Иисус Христос действительно является в душе, в сердце того, кто соблюдает заповеди, и иногда даже того, кто только пытается их соблюдать? Людям недуховным все это кажется аллегорией, им представляется, что сказано это в переносном, а не в буквальном смысле, хотя перед нами самые точные выражения, происходящие единственно из опыта, а не из каких-то отвлеченных умозаключений. При обучении какому-нибудь ремеслу человеку сначала все объясняют, а потом говорят: "Ну, берись за дело, дело покажет" - и бывает именно так. Подобным образом происходит и здесь: если ты не возьмешься за молитву, не будешь понуждать себя к ней, то ничего по-настоящему не поймешь, хотя бы ты прочел все книги святых отцов, хотя бы о памяти смертной ты мог прочитать целую лекцию. Так оно и бывает, к сожалению. Все настоящие богословы и, вообще, все догматические учителя Церкви, то есть те, которые учили на догматические темы, были подвижниками. Как говорил Григорий Богослов, нельзя рассуждать о Боге, если ты не очищаешься ради Бога. Пример нашего времени: очень ревностным православным христианином был отец Серафим Роуз, американец по происхождению, принявший Православие, живший в монастыре в горах Северной Калифорнии. Он подвизался как настоящий монах. Мы не знаем, конечно, какого преуспеяния он достиг, но по его писаниям видим, что отец Серафим был истинным богословом, ревнителем Православия, точно отличавшим, как бы неким мечем отсекавшим ложь от истины. Между тем он, помимо имевшегося у него светского образования, окончил лишь трехгодичные богословские курсы, а потом просто читал святых отцов. У святителя Игнатия не было никакого богословского образования, но он самостоятельно изучал святоотеческие писания. Опыт духовной жизни, прежде всего опыт молитвенный, открывает человеку глаза и проясняет его ум, и человек тот становится истинным богословом и учителем, учение которого и по духу, и, можно сказать, даже по букве совпадает с тем, чему учили отцы-подвижники, жившие ранее его. А студент академии или института, который много чего читает и много знает, но не живет молитвенной жизнью, просто не понимает изучаемого, и он даже представления не имеет, какие книги нужно читать, не может отличить истину от лжи. Он подобен слепому. В Евангелии есть повествование о том, как Господь вывел одного слепого за пределы селения и плюнул на его глаза, и тот начал видеть людей, как деревья, то есть смутно, а потом уже Спаситель возложил руки на глаза его и он прозрел окончательно (см. Мк.8:22-25). Так же и эти люди: видят окружающих, как деревья, вроде бы у них есть какая-то вера, но они прозрели не окончательно и зрение у них такое смутное, что они не то чтобы не в состоянии отличить одно лицо от другого, а видят людей, как стволы деревьев. То есть тонкого рассуждения у тех, кто не живет опытной жизнью, быть не может. Тем более у нас нигде и ни в чем не будет настоящего понимания, если мы не будем молиться Иисусовой молитвой. Можно даже сказать, что и другие молитвословия, предлагаемые Православной Церковью для молитвенного употребления, также будут для нас мертвыми, будь то те или иные молитвенные правила, либо утренние и вечерние молитвы, либо чтение канонов, либо даже участие в богослужении. Я не умаляю значение богослужения и в особенности, Таинств, но если мы не молимся непрестанно, то богослужение остается для нас мертвым. Не потому, что оно мертво само по себе, а потому, что мы для него мертвы, не способны его воспринять и постичь. Только тогда, когда человек заставляет себя молиться, руководствуясь, конечно, святоотеческими писаниями, он начинает понимать необходимость для себя поста, в большей или меньшей степени, важность памяти смертной и силу ее действия, вред или пользу от того или иного общения, а также смысл читаемого у святых отцов и в Священном Писании. От молитвы, собственно, рождается настоящее покаяние. А когда человек вспоминает свои грехи и рыдает так, что и службы не слышит, и вообще забывает о молитве (в особенности это характерно для женщин), то это не покаяние. Некоторые же такому состоянию радуются как чему-то необыкновенному, но это просто такая склонность, присущая в основном женской натуре. Поскольку женщины - существа более нервные, они больше мужчин предрасположены к плачу. Это не есть покаяние. Оно должно быть молитвенным, мы всегда каемся пред Богом, поэтому естественно, что от покаяния всегда рождается молитва.

В сегодняшней беседе я не говорил о таких добродетелях, как смирение, любовь к ближнему, кротость и прочих подобных. Я вел речь лишь о добродетелях-средствах к стяжанию благодати Божией, о тех добродетелях, которые нам помогают бороться с грехом. Теперь желающие могут задавать вопросы.

Вопрос. Я был когда-то знаком с одним мусульманином. Когда я узнал о том, что он кощунствует, то стал от него уклоняться, а он начал еще больше кощунствовать из-за того, что я с ним не общаюсь. Виноват ли я в усилении его греха?

А если уходит из жизни человек, который хотя и не был мусульманином, но кощунствовал, - может Господь простить ему это или нет?

Ответ. Конечно, греха никакого на тебе нет, потому что от кощунников, безусловно, нужно уклоняться. То, что он еще больше кощунствует, - это его дело, его грех. С такими людьми общаться нельзя. Иначе ты будешь слушать кощунство - получается, как бы одобрять его.

В ответ на второй вопрос можно сказать, что хула, проявляющаяся в такой откровенной форме, не простится ни в настоящее время, ни в будущем, если человек не покаялся. Так что здесь не о чем и говорить: мы имеем слова Самого Спасителя о том, что кто хулит Духа Святого, тому не простится ни в сем веке, ни в будущем (см. Мф.12:32).

Вопрос. В некоторых наших молитвословах говорится, что при крестном знамении надо касаться пальцами лба, груди и плечей. Верно ли это?