Затем (1:10–17) Павел вводит тему, которая будет занимать его вплоть до главы 4: это проблема чрезмерного почитания в общине тех или иных лидеров («я Павлов», «я Аполлосов», «я Кифин», «я Христов»). Среди ученых нет согласия в том, касаются ли эти разделения богословия или этнического происхождения, однако Павел не подходит к этой проблеме с такой стороны. Это проблема «премудрости»; отдельные люди учат какой–то своей премудрости и при этом – справедливо или нет – уверяют, что их поддерживает тот или иной авторитет. Такая мудрость позволяет, как минимум некоторым из них, чувствовать себя выше остальных (возможно, остальных христиан).

Павел решает эту проблему так же, как и многие другие: обращается к самым основам Доброй вести. В данном случае он говорит о кресте. Бог, провозглашает Павел, перевернул этот мир и посрамил привычные ожидания, так что мудрые стали выглядеть глупцами, а сильные – слабыми, через «безумие» и «слабость» креста Мессии. Именно так проявляется могущество Божье. Не надо думать, что тут Павел намеренно не упоминает воскресения. Как мы увидим в 15:3–4, крест и воскресение – сосредоточие его вести. Но сейчас коринфянам нужно услышать именно о кресте как о том моменте, когда истинный Бог отказался от силовых методов и тем самым преодолел силы и власти этого мира.

Павел размышляет о «призвании» и статусе коринфских христиан: Бог избрал и призвал их, когда они не были ни мудрыми, ни сильными, ни благородными (1:26–27), потому что Он действует именно так; Он выбирает и призывает «не–сущее, чтобы Он мог упразднить сущее». Вспомним в связи с этим Рим 4:17, где аналогичная мысль, – опять же противопоставленная человеческой похвальбе, – тесно связана с намерением Бога дать жизнь умершим. Все, что нужно коринфянам (не только мудрость), они имеют в Мессии. Вот почему, когда Павел в первый раз посетил их (2:1–5), он не пытался учить их чему–то сложному, – иначе они могли бы подумать, что суть христианства состоит в интеллектуальном или культурном совершенствовании. Павел хотел явить им божественную силу, а для этого нужно было признать ограниченность всякой человеческой силы. Это первый урок, который им нужно усвоить.

В частности, им нужно понять, что через смерть и воскресение Иисуса во вселенную таинственным образом ворвался новый порядок, который бросает вызов властям мира сего и свидетельствует о том, что их время истекло. Тут Павел в очередной раз вводит иудейское представление о двух веках, настоящем веке и веке грядущем, и заявляет, что «князья века сего» обречены на упразднение, тогда как премудрость будущего века, премудрость, ставшая доступной через Добрую весть, даст все, чего только могут пожелать зрелые христиане (2:6–8). Многие вещи еще должны открыться, они принадлежат к будущему, когда полностью откроется Божий новый век, а ныне к ним можно получить доступ только через Духа. «Премудрость», раскрываемая в Доброй вести, или «понимание», которому Павел готов наставлять созревших для него, касаются вещей, которые только начали осуществляться в нынешнем веке; это не есть новая система из старых концепций и учений нынешнего мира. И как раньше мы могли видеть, что именно Дух вносит Божье будущее в настоящее как «залог» или «начаток» того, что еще впереди, так и тут Дух в настоящем позволяет узнавать тайны будущего (2:9–13).

Кто же способен принять это учение, эту премудрость? Зрелые (teleioi, 2:6) и «духовные» (pneumatikoi, 2:13). Тут Павел подходит к важному противопоставлению двух типов людей, а впоследствии (в 1 Кор 15) будет развивать мысль и о двух разных типах «тела»: «духовном» и «душевном», pneumatikos и psychikos (я перевожу psychikos как «душевное», потому что оно происходит от слова psyche, «душа»). Существует и третья категория, но мы пока сделаем паузу и поразмышляем над этими двумя. Они представлены в конце 2–й главы:

14 Душевный же человек не принимает того, что от Духа Божья, ибо оно для него безумие, и познать его он не может, потому что оно требует духовного суждения. 15 Но духовный судит обо всём, сам же не судится никем. 16 Ибо кто познал мысль Господню, чтобы учить Его? А мы имеем мысль Мессии.

Контекст для противопоставления уже подготовлен: это частичное наложение «двух веков» друг на друга (2:6–8). «Душевным» назван человек, чью жизнь определяет «нынешний век»; им движет обычная «душа» (psyche), которая есть у каждого995. Дух есть дар Бога Творца, исходящий из будущего, где божественный замысел о совершенно новом мире должен осуществиться (через воскресение Иисуса Мессии); Дух врывается в «нынешний век», который все еще продолжает преобладать и в котором сохраняется неведение того, что будущее уже осуществляется. «Духовный» человек – это тот, в чьем сердце и уме живой Бог действует посредством Духа, давая понимание новых таинственных истин таинственного нового века и возможность созерцать тайну или премудрость, которую стремится проповедовать Павел. Этот контраст становится еще резче в стихе 16: согласно Ис 40:13, никто в нынешнем веке не способен познать мысль ГОСПОДНЮ; Павел на это отвечает, что те люди, ум которых просвещен Доброй вестью, имеют «ум Мессии». Подразумевается, что речь идет о божественных замыслах, осуществляемых в Мессии и уже раскрытых в Доброй вести, но еще не полностью реализованных.

Таким образом, отличие psyche от рпеита невозможно понять, просто заглянув в словарь древнегреческого языка (и уж тем более – отталкиваясь от распространенного употребления слов «душа» и «дух» в современном мире). По ходу дела Павел сам показывает значение этих слов, и критерий для их определения лежит в сфере эсхатологии. Не следует представлять себе psyche как платоническую бессмертную душу, «подлинную» часть человека, погрязшего в «материальном», ту часть, которая переживет долгожданную смерть тленного тела, а затем, освобожденная, унесется на Острова Блаженных или еще куда–то996. Слову psyche Павел придает смысл, близкий еврейскому «нефеш»: это весь человек с точки зрения его внутренней жизни, та смесь чувств, понимания, воображения, мыслей и эмоций, которые связаны с жизнью тела и ума, но сами по себе непосредственно не телесны и не обязательно являются причиной или следствием умственных процессов. Для Павла soma – это весь человек с точки зрения его пребывания среди других людей, в пространстве и времени, a sarx – весь человек с точки зрения его тленности и, возможно, бунта, точно так же psyche – это весь человек с точки зрения того, что мы обычно называем «внутренней» жизнью. И Павел утверждает, что такой psychikos, «душевный», человек все еще принадлежит к нынешнему веку и глух к музыке века грядущего. Тут (2:11), например, как и в других местах, Павел может использовать слово рпеита для обозначения человеческого «духа», понимая под этим, очевидно, примерно то же, что и под словом kardia, «сердце», – самый центр человека и то место, где возможна встреча с истинным Богом. Но когда он описывает человека «духовного» (pneumatikos), он не просто говорит, что тот теснее соприкасается со своим «духом», чем человек «душевный», но что Дух живого Бога открыл его сердце и ум для восприятия преображающей истины и силы века грядущего.

Это проясняет, в частности, отношение Павла к чрезмерному почитанию церковных лидеров (ср. 1:10–13). Установки коринфян показывают, что они не просто psychikoi, в отличие от pneumatikoi, но даже «плотские» (sarkinoi или, быть может, sarkikoi). Здесь есть еще одна маленькая загадка: греческие формы с окончанием–nos обычно указывают на материал, из которого состоит предмет, а формы на–kos носят этический или функциональный характер и указывают на сферу, к которой принадлежит предмет, или на силу, которая им движет 997. Есть основания думать, что это тонкое различие во времена Павла не всегда соблюдалось; в частности, переписчики текстов Павла меняли в этих двух словах окончание–nos на–kos, и наоборот998. Хотя в отдельных случаях различие, видимо, сохраняется, для Павла эти понятия почти синонимы. Обратим внимание, как в данном отрывке он переключается с sarkinoi (3:1) на sarkikoi (3:3; дважды); именно такую картину отражают лучшие рукописи.

Решив эту небольшую загадку, вернемся к загадке главной: делит ли Павел людей на три типа: pneumatikoi, psychikoi и sarkikoi? Я так не думаю999. У Павла понятие «душевный» и «плотской» указывают на «обычных» людей, которые живут в нынешнем веке, руководствуясь его ценностями, а не в соответствии с веком грядущим. Термин psychikos говорит о том, что ими движут обычные человеческие вещи; sarkikos рассматривает тех же людей с точки зрения «плоти» (sarx). В данном случае слово «плоть» не просто указывает на «материальную субстанцию», но имеет дополнительный оттенок – «тленность» и «непокорность Создателю». По мнению Павла, коринфские раздоры вокруг тех или иных учителей показывают, что они не pneumatikoi, но совершенно плотские, испорченные и непокорные люди, не постигшие Божьего замысла о будущем. Фундаментальное противопоставление настоящего века будущему, а также форм человеческого существования и поведения, которые принадлежат тому и другому веку, крайне важно для понимания главы 15. Также важно и ясное понимание языка, которым Павел описывает всю эту ситуацию.