Самую близкую параллель к рассказу о женщинах, убежавших от гробницы, мы находим в 5:33, когда женщина, прикоснувшаяся к Иисусу в толпе, подходит «испуганная и дрожащая» и падает перед ним на землю. Страх заставил ее молчать, лишил дара речи; но из Иисуса вышла сила, он обратился к толпе, и она рассказывает, что с ней произошло. Он отвечает: «Дочь моя! Вера твоя спасла тебя. Иди с миром и будь здорова, избавившись от недуга твоего» (5:34). Этот эпизод вставлен в рамки истории с дочерью Иаира, которая в данный момент мертва, но которую вскоре вернет к жизни Иисус; связь двух историй подчеркивает указание на то, что женщина болела двенадцать лет, что соответствует возрасту умершей девочки. Сразу после исцеления женщины приходит посланный сказать Иаиру, что его дочь умерла. Иисус отвечает: «Не бойся, только веруй» (5:36). Марк как будто бы четко выделяет именно те слова, которые понадобятся женщинам у гроба. Они удаляются от нас в 16:8, ничего никому не говоря из–за страха и паники; но если многочисленные ссылки пятой главы на будущее хоть как–то должны исполниться, надо полагать, что Марк не намеревался покинуть героинь в таком состоянии, как Иисус не покинул ни женщину, ни Иаира в их боязни. Действительно, после воскрешения девочки они «изумились тотчас изумлением великим» (5:42)2000, а Иисус велел Иаиру никому ничего не говорить (5:43), но когда он давал аналогичное повеление ученикам, Иисус ясно дал понять, что приказание потеряет силу, когда Сын Человеческий будет воздвигнут из мертвых (9:9).

Это, разумеется, не единственный намек на воскресение у Марка2001. Мы уже говорили о странных словах, приписываемых Ироду Антипе в 6:14–16. В повествовании Марка эти слова встроены в исповедание Петра в Кесарии Филипповой (ср. 6:14–15 и 8:28). Как косвенно показывает Марк, Иисус не есть кто–то иной, восставший из мертвых, но он сам будет воздвигнут из мертвых (8:31; 9:9). И это покажет, что он действительно Мессия, царь Израиля, а Ирод в этом смысле является просто его убогой пародией.

Как и вся структура Евангелия от Марка и разбросанные тут намеки убедительно говорят о том, что Марк хотел закончить свое повествование рассказом о воскресении Иисуса, а не просто о пустом гробе, так и усиление напряжения перед распятием в главах 11–14 указывает на то же самое. Действия Иисуса в Храме ведут к серии споров между ним и иудейскими вождями, что постоянно движется к важному и звучному утверждению, что Иисус будет оправдан, что его действия в Храме окажутся пророческими и что, – неважно, говорил ли он о восстановлении Храма, как и о его разрушении, – сам Иисус, как позже истолкует его слова Иоанн, будет «разрушен» и «восстановлен»2002. В середине вереницы этих споров находится вопрос саддукеев (12:18–27), о котором мы говорили выше, в главе 9. Помещая его в череду загадок, с помощью которых можно понять действия Иисуса в Храме, Марк должен был понимать, что в контексте нескольких пророчеств о воскресении Иисуса это тоже указывает вперед, на последнее явление истины, на оправдание Иисуса. Затем, беседуя с учениками по пути в сад, Иисус предупреждает их, что они рассеются, когда он, подобно пастырю из пророчества Захарии, будет поражен, но, объявляет он, «по восстании моем я предварю вас в Галилее» (14:28). Это, конечно, звучит и в словах ангела в 16:7. Это предполагает, что Марк намеревался показать не только обещание о встрече в Галилее, но и саму эту встречу.

Все это заставляет думать, что Марк хотел написать что–то еще за пределами 16:8. Что же он намеревался сказать? Если говорить кратко, то нечто о последователях Иисуса, в частности, о Петре, встретивших в Галилее воскресшего Владыку, который послал бы их наконец сообщить людям о том, что они видели ранее (9:9), и нести Добрую весть всем народам (13:10; 14:9).

Это, разумеется, не означает, что Марк написал такое окончание. Может быть, он умер, не закончив книги (как это могло случиться с Иоанном); может быть, что–то помешало ему исполнить эту задачу. Однако в этом случае, если он в своем повествовании о жизни и смерти Иисуса в какой–то мере следовал устной традиции своей общины или более широкой традиции Церкви, вероятнее всего кто–то уже вскоре бы докончил его труд (опять–таки, как, вероятно, случилось с Иоанном). Или, возможно, он писал тогда, когда хотя бы некоторые из «пятисот братий», увидевших Христа «одновременно» (1 Кор 15:6), были еще живы, и оставил окончание недописанным с тем, чтобы кто–то из очевидцев, прочтя его книгу, поделился тем, что видел. Но обе эти гипотезы не выглядят слишком убедительными. Наилучший ответ – что Марк все–таки дописал свою книгу, но окончание было утеряно, скорее всего, из–за несчастного случая, например, из–за пожара в Риме, или, скажем, по чьей–то злой воле (может быть, тут замешан «библеист» I века, который решил создать сложности для всех последующих читателей, или, если серьезно, кто–то не одобрявший деятельности Марка, или внутри Церкви, или извне)2003.

Что же содержало в себе утерянное окончание? Тут, мягко говоря, перед нами безбрежная перспектива. Можно лишь удивляться скромности исследователей, что они, окрыленные успехом после реконструкции нескольких разных версий «Q», открытия ранних пластов в Евангелии от Фомы, «открытия» «Тайного Евангелия от Марка» и создания гипотетической самой ранней версии Евангелия от Петра, еще пока не взялись за эту куда более благодарную задачу – за работу над содержанием подлинного окончания Марка2004. Действительно, большая мода на открытие доселе неведомых текстов помогает чувствовать себя достаточно уютно при мысли о том, что у Марка существовало не дошедшее до нас окончание; но тут есть одно «но»: эта мода есть ответвление особенно антиканонического движения в сфере исследований раннего христианства, так что эта гипотеза, возможно, наиболее правдоподобная из всех их гипотез, будет отметена с порога. Но если людям дозволено изобретать первохристианские тексты на основе фрагментов и намеков, заполняя лакуны и описывая потенциальные возможности, я тоже вправе так поступать, – понимая, как и Павел во 2 Кор 11, что это безумие окажет лишь риторическое воздействие, ничего больше.

Я не стану пытаться реконструировать утраченный текст. Но поскольку (согласно наиболее распространенным представлениям о взаимоотношениях между синоптиками) Матфей до этого места следует за Марком в достаточной мере, в частности, Мф 28:5б–8а строится на Мк 16:6–8а, есть вероятность, что он продолжал в том же духе, и тогда Мф 28:9–20 дает нам набросок того, что собирался поведать Марк в главе 162005. Конечно, как и 28:1–8 в Евангелии от Матфея содержит некоторые существенные отличия от Марка, можно ожидать того же и относительно заключения Евангелия от Марка; некоторые типичные для Матфея темы, как можно думать, были добавлены этим евангелистом, в частности, гора (стих 16), наставления (стих 20а) и последнее «Я с вами» (206), что так явно перекликается с пророчеством об Эммануиле из 1:23 и, таким образом, представляет собой типичное для Матфея окончание. Но в общих чертах утраченное окончание можно представить достаточно надежно: первая встреча с женщинами (или, возможно, с Петром); путешествие в Галилею, где ученики снова видят Иисуса; последнее наставление, после чего они посылаются исполнять свою миссию в мире. Фактически это показывает, что существующее ныне «пространное окончание» в общих чертах не слишком отличается от оригинала, хотя оно и написано совсем другим языком и содержит акценты, к которым Марк совсем не подготовил читателя.

Разумеется, мы не можем знать, что там было. Если бы Лука прервал повествование на 24:12, мы никогда бы не вообразили поразительную встречу на пути в Эммаус. Если бы Евангелие от Иоанна кончалось 20–й главой, мы никогда бы не представили себе сцену на берегу озера. Возможно, у Марка содержались сокровища, утерянные для нас навсегда, – если они не вернутся благодаря счастливой случайности – находке археологов. Но главный наш тезис уже сформулирован: мы не знаем, что содержало утраченное окончание Евангелия от Марка, мы даже не можем с уверенностью утверждать, что оно существовало вообще, но мы не можем никоим образом утверждать, что его не было. Как не можем мы знать и того, если думать, что это евангелие окончилось на 16:8, почему это так: потому ли, что Марк больше ничего не знал, или потому, что он знал о дальнейших событиях и хотел отвлечь от них внимание, или потому, что он знал: кто–то еще из христиан тут расскажет знакомую им историю. Поэтому нам надо отказаться от популярного довода, который еще сильнее из–за того, что прямо не вербализуется, что поскольку у Марка нет рассказов об «явлениях», их создали позже. Из 1 Кор 15 мы, конечно, знаем, что это не так. Но полезно помнить, что существующий текст Марка нельзя и не стоит использовать для поддержания этого довода. Евангелие от Марка, как и его окончание, остается загадочным. И отчасти его загадка заключается в том, хотел ли автор оставить его загадочным – таким, каково оно есть сегодня.

3. От повествования к истории

Что же мы можем найти в повествовании Марка? Один из самых влиятельных критиков XX столетия дает на это такой впечатляющий ответ: