Я. Так гниението России, это... не богословский вопрос?

Г. Киреев. Нет, медицинский. Это  в ведении медицинского департамента министерства внутренних дел, и вы перепутали темы и, так сказать, территорию вопросов...

Я. Да, счастливы вы... в наивности или неведении. Не находя в Евангелии текстов против учреждения домов терпимости, вы чистосердечно верите, что учреждением домов терпимости Россия не нарушила Евангелия. Но так как в Евангелии есть текст: "а женящийся на разведенной  прелюбодействует", то, например, если бы хоть одному мужу, давшему жене развод и великодушно принявшему, в силу возмутительного устройства бракоразводного процесса, вину на себя, государство ясно, открыто и честно разрешило вступить в новый брак, то не один, а тысячи гг. Киреевых и оо. Дерновых возмутились бы и завопили, как он грозит в своем фельетоне: "Государство не имеет права объявить недействительными апостольские и соборные правила, не может также объявить закона, противоборствующего церкви. В таком случае иерархия церкви не обязана повиноваться государственной власти, которая захотела бы принудить ее признать то, что противно Закону Божию и ее совести".

И г. Киреев спокоен. Проституция не против текстов: да будет проституция! Но развод с правом новой семьи  против текста: и церковь вправе прямо "не послушаться государства"! "отказать! запретить"!

О, давно я стал бесконечно любить государство, эту земную светскую власть, этого грубого, повидимому, часового: ибо грубыми мозольными руками все же он перевязывает раны больному, подбирает, хранит, лечит. Да, в государстве  Христос!  приходится воскликнуть. "Истинно, истинно говорю вам: кто из вас принял единого из малых сих (о детях) во имя Мое  Меня принял": и государство стало нянькою около больных, около рожениц, около детей; оно воистину, как Христос заповедал, открыло двери своих приютов равно всем: "Придите  и Я согрею вас!" Осанна государству; оно ныне как "сын Давидов", в белых одеждах милосердия, в красоте любви и сострадания... И хоть священства одежд на нем нет, но за священство подвигов его, за это удивительное его отношение к детям и женщинам можно положить перед ним земной поклон.

И вот против угроз по его адресу г. Киреева: "Не смеет!", "не может!", "не послушаем!"  мне хочется сказать людям тоги и меча, что г. Киреев или не все тексты знает, или некоторые из них утаивает. Например, есть знаменательный и применимый к нуждам наших дней и принципиальный для всего Евангелия, для всего смысла пришествия Спасителя на землю, текст:

"И фарисеи говорили Иисусу: смотри, что делают ученики Твои: чего не полагается в субботу".

Ученики же, идя полем и взалкав, срывали колосья и растирали руками и ели зерна.

Иисус ответил:

"Неужели вы не читали никогда, что сделал Давид, когда имел нужду и взалкал сам и бывшие с ним? Как вошел он в дом Божий, при первосвященнике Авиафаре, и ел хлебы предложения, которых не должно было есть никому, кроме священников, и дал и бывшим с ним?

И сказал им: суббота для человека, а не человек для субботы. Посему Сын Человеческий есть господин и субботы".

Вот какой основной текст Евангелия забыл или утаивает г. Киреев. И мир теперь алчет. Разве ничего не говорит нашему сердцу и уму Калинкинская и Обуховская больница? Если ничего не говорит  мы умерли для Бога, мы  трупы, хотя и с "текстами". "Повапленный гроб, украшенный снаружи, а внутри наполненный костей тления"  вот наш пресловутый брак, опирающийся одною ногою на погубление сотен тысяч девушек  без детей, без родства, обращенных в клоаку общественного непотребства (ведь будь активная разработка брака в стране и получи они все вовремя замужество, они не попали бы в проституцию), и еще другою ногою упирающийся в детоубийство: "Это от стыда, но стыд  для охранения целомудрия; пусть убивают!"

Да, это "для охранения целомудрия".

А дома терпимости  целомудрия не оскорбляют?