Женского вопроса как мирового вопроса (умные слова кн. Мещерского) не существовало бы, если бы семья была бесспорна. Но она спорна, она имеет очень авторитетные (религиозные) оспаривания, против которых мы и кн. Мещерский совершенно бессильны. А когда так, то повозитесь с женским вопросом. Кто плел веревочку, тому нечего отнекиваться от петельки. Женщина не по вашему внушению, а по собственному инстинкту, конечно, может быть вполне счастлива только в чистой семье. Но полного счастья нет, и, как вы рекомендуете: "Будьте, сестрицы, долготерпеливы",  ну, тогда она берет, да и с силой, со страстью возьмет полсчастья: она возьмет заработок и уважаемое общественное положение. "Не дадим!"  скажете вы, скажете жестокосердно. Ну, это бабушка надвое сказала, кто кого переломит. Отступления женщин от своих требований хотя бы на шаг нигде нет, а осуществление ее требований  это суть маленькие, но прочные факты то там, то здесь. И,  повторяем,  вспомните о веревочке и петельке. Ибо и мы хорошо понимаем, что появление женщины около общественных обязанностей, а затем и около власти совершится "на падение многим"; в частности  на падение множества принципов, охраняемых кн. Мещерским.

Воспитательная и хозяйственная роль женщины

Не излишни, конечно, ссылки на мнения Д.С. Милля и на примеры великих государынь в истории, какие начинают делаться публицистами при обсуждении роли женщины. Но, слава Богу, в деле применения женских способностей мы сами сделали небольшой опыт, и этот опыт имеет свои туземные, необыкновенно привлекательные черты. Женщина как доктор, как фельдшерица, как учительница никогда не была уличена в неряшливости. Трудолюбие, исполнительность, необыкновенная выносливость засвидетельствованы в ней самыми компетентными наблюдателями. Не можем не указать на желательность призыва женщин к деятельности инспектрис народных училищ. Сельская школа почти вся вынесена у нас на плечах русской девушки. Это есть никуда не вписанный подвиг,  подвиг, не получивший себе ни пенсий, ни орденов, и который в личном существовании каждой девушки был часто трудным, истомляющим походом по безводным пустыням. Нам случалось наблюдать иногда сельскую учительницу, скромную, религиозную девушку, преданную народу, и которая за много лет терпения имела только ту награду, что вот когдато, когдато выслушали и поверили печальной истории о том, как из пренебрежения вообще к самому существу школы крестьяне не отпускали ей дров зимою, или давали ей комнату при "обчественном кабаке", в соседстве своих сладких разговоров. Мужик умен, мужик бывает гениален; но мужик и хитер, и если захочет "доехать" неприятного ему человека или вот "ненужную ему школу", то сделает это с виртуозною безжалостностью. Да, это  мартиролог, никуда еще не вписанный. Оставим воспоминания и обратимся к возможному. Нужно иметь чисто тюлевое представление о женщине или девушке, чтобы сказать, что ей "холодно ездить зимою" или что в "весеннюю грязь как же она поедет на ревизию школ". Ездят с мужьями и отцами по всякому морозу и решительно не случалось видеть или слышать, чтобы "вот нужно было ехать на лошадях, но по случаю мороза или грязи отец или муж поехали, а дочь или жена решили переждать холодок". Что за небылицы. Да разве на рождественские каникулы не разъезжаются по усадьбам, по селам, по уездным городам даже девочкигимназистки 1314 лет, без всяких последствий и без всякого неудовольствия. Поэтому о физической затруднительности в исполнении обязанностей инспектрисы народных училищ не может быть и речи. Остается образовательный ценз. Но если русская женщина занимает профессорские кафедры, если в самой России перед каждою девушкою открыт теперь диплом доктора медицины, какой может быть вопрос о том, что и должность инспектрисы народных училищ ждет только самой маленькой административнозаконодательной "отдвижки", чтобы совершенно подготовленная и созревшая для этих обязанностей женщина ли, девушка ли двинулась на новый труд, ее любимый труд  воспитательницы.

Софья Ковалевская, которая была вынуждена понести свой талант и знания на чужестранную почву, была бы, верно, лично счастливее, трудясь на родине, да и родина была бы несколько богаче, не растеривай она даровитых детей своих. "Ковалевская была исключением, а инспекция училищ есть правило",  скажут нам; но мы ответим, что и образовательный ценз инспекции неизмеримо ниже профессорских требований. Добавим, что организация сельской школы и надзор за нею требуют, по самому существу соприкасания и взаимодействия нераспаханной народной почвы с образовательным зерном, чрезвычайно много такта, приспособляемости к обстоятельствам и чужому умственному складу, и именно эти дары приспособляемости богаче выражены у женщины, чем у мужчины. Не нужно для доказательства этого ни углубленных размышлений, ни ухищренных наблюдений. Так это ясно и вытекает из самой организации женщины, могущественно отражающейся на ее психике. Инспектриса заговорила бы как близкий и родной человек с учительницею; не напугала бы детей на экзамене, как пугает их до остолбенения чиновник с орденом. Тут же в классе, да и в разговорах с учительницею и ученицами, она выведала бы настоящее положение школы в селе, и, может быть, отчеты ее по начальству не были бы написаны таким хорошим слогом, но содержали бы более правды и более нужных указаний. Но мы настойчиво, сверх педагогических функций, указываем на хозяйственные способности женщины. Вот пример. Известна печальная фигура "эконома" в наших пансионах, при закрытых и полузакрытых средних учебных заведениях. "Домик на краю города" обычно выстраивается из обрезков говядины, из недочетов в картофеле и зелени. И у учеников на всю жизнь остается горькое и иногда озлобленное воспоминание об учебном заведении, где его хорошо учили, но очень плохо кормили. Отчего на место эконома не поставить экономки? Кто наблюдал рачительность женщинквартиродержательниц к своим нахлебникам, тот не усомнится, что опыты и здесь более чем вероятно будут успешны.

Возможная пионерка

Нельзя не наблюдать с большою печалью, как туго у нас распространяется ремесленный труд, как много сфер этого труда находится всецело в руках иностранцев или инородцев, особенно евреев, и не попадает в русские руки. Только грубые и громоздкие ремесла, в то же время скуднее всего оплачиваемые, находятся издавна и прочно в русских руках, до известной степени национализировались. Сапожник, столяр и портной суть классические фигуры русского ремесленника, но и здесь с сожалением приходится добавить, что, как только дело заходит о художественной мебели, об изящном покрое платья и даже обуви,  приходится обращаться к фирмам, носящим не русское имя. Также есть целые ремесла, особенно выгодные, слегка уже научные, требующие тонкой техники, от которых почти безусловно устранились русские. Таковы часовое ремесло и аптечное. В какую бы вы аптеку ни зашли и в какой бы часовой магазин ни обратились, вы встретите там или еврея или немца. Все петербургские аптеки и вслед за ними аптеки по целой России распределены между этими двумя племенами, без всякого участия здесь русских. Положение мало выгодное для нас и отчасти позорное.

Мы заметили, что хорошо идут в русских руках громоздкие ремесла. Там, где требуется сила, русский хорошо работает; там, где требуется ловкость, он хуже работает; и еще хуже работает там, где требуется вкус, сноровка, приспособляемость и, наконец, мелкая и мелочная, скрупулезная техника. Просто русские мужские руки и русский мужской глаз слишком крупно устроены для мельчайших колесиков и штифтиков карманных и даже стенных часов, как и для развешивания лекарственных доз. Опыт женской аптеки, открытой гжою Лесневскою в Петербурге и, как слышно, вызвавшей множество предложения труда со стороны бывших воспитанниц гимназий и институтов, пробуждает мысль о том, что вообще женский труд может проложить первую дорожку русским в такие ремесла, от которых до сих пор русские уклонялись. Уже одно то, что женщина и девушка есть вековая рукодельница на Руси, исполнительница мельчайших и иногда изящных работ, что она века обращалась с иглою, а не с топором, сидела за пяльцами и кружевом,  одно это заставляет предполагать в ней, так сказать, историческую и бытовую приспособленность и подготовленность к такой ручной технике, на которую до сих пор не отважился русский мужчина. Мы указали на часовое и аптечное ремесло, как бросающиеся в глаза; но есть, конечно, и множество подобных же ремесел, менее заметных и не выходящих до сих пор из рук немцев и евреев. Вот куда хотелось бы, чтобы направилась русская женщина. Вот где она могла бы сослужить роль пионера. Водворившись здесь, она распространила бы уменье и искусство на младших братьев, на детей, вообще родных. И промысел, еще вчера бывший немецкоеврейским, станет русским.

Об этом вовремя напомнить теперь, когда женщина ищет приложения своей трудоспособности. Мы вправе надеяться и ожидать, что и частная предприимчивость, и правительственная заботливость откроет училища или курсы для теоретического и практического подготовления к ремеслам и откроет их именно для девушек и женщин. И может быть, эти ветви труда, никогда не бывшие у нас туземными, станут повсеместно распространены и дадут русскому хороший кусок хлеба.