Милостивый Государь, Господин Розанов.

Прошу вас защитить печатно подобных мне как мужчин, так и женщин. У меня жена психически больна 5 лет, находится в больнице, и нет надежды на выздоровление. Но как же тут быть? Я мужчина еще молодой и полный сил и надежд, мог бы жить порядочно, но не тутто было. Я пробовал искать закона в том, что не могу ли жениться. Прихожу за советом к адвокату, он говорит: "Знаете, у нас на это нет закона; но я могу это устроить: а вам будет стоит 2000 руб.". Я только мог опомниться; мне за эти деньги надо 4 года работать, "и то", он добавил, "с тем условием, что вперед 1500 руб., а остальные потом". Но, конечно, я пробую найти защиту в другом месте; являюсь к митрополиту; мне там отвечают: "Мы ничего не можем сделать, на это законов нет; может быть, вы замечали у ней раньше признаки умопомешательства?" Я им говорю, что родные были уже подобной болезнию больны. "Ну вот, представьте их нам свидетельства". А где я их возьму, когда они давно умерли? "Но тогда мы ничего не можем сделать". Я только подумал, что тут нельзя искать закона, а только беззакония, и так примирился с жизнью. И вот, в результате то, что приходится размножать беззаконных детей и сетовать на то, что подобные законы должны быть обсуждаемы духовенством и к тому же монашествующими. Какой же может монах дать закон? А подобных горемык, как я, очень много. А сколько греха, где бы смотреть на законы как на святость. Но в конце концов все это ложь и ложь человеческая; говорят, что она может завтра поправиться. Но вот у меня уже трое детей от другой и скоро четвертый будет; но, выйдет она из больницы, к кому же мне пристать? С женою у меня детей не было, а тогда придется воевать с законом против беззакония. Простите, что я так безграмотно написал, я человек торговый и малообразованный. Если найдете возможным, то напишите чтолибо.

Остаюсь верующий в вас, как глас вопиющий в пустыне; может быть, и услышат.

СМЕШАННЫЕ ПРИСЯЖНЫЕ СУДЫ В ВОПРОСАХ СЕМЬИ И БРАКА

Было бы совершенно напрасною попыткою утверждать, что государство не имеет огромной доли участия в семье и браке: семья есть ячейка государства, есть клеточка огромного политического тела. Столь же напрасно было бы пытаться доказать, что семья и брак не подлежат вовсе суждению самих супругов, людей совершенно частных, но состоящих в браке и несущих как сладость, так и горечь его. И индивидуум, и государство совместно с церковью имеют в этом чрезвычайно сложном институте свою долю интереса, а следовательно, и долю права наблюдать за ним и регулировать его. Эта сложность заинтересованных сторон прямо приводит к мысли о создании смешанного учреждения, которое ведало бы вопросы семьи и брака. Пусть это учреждение называется "судом" или "комиссиею", пусть оно действует без присяги или под присягою и в последнем случае называется "присяжным судом" или "присяжною комиссией". Не в названиях дело; дело в составе ее, куда вошли бы все три заинтересованные стороны: четыре священника, четыре коронных судьи, четыре совершенно частных человека, по выбору или по назначению. Подробности можно урегулировать, о подробностях можно сговориться. Важна мысль, важен план  и мы его предлагаем и на нем настаиваем.

Процедура развода ведь уже давно поставлена не на почву прелюбодеяния, о котором в бездне случаев никто не спорит, но о так называемых "юридических доказательствах" прелюбодеяния, т. е. о доказательствах, имеющих силу перед лицом закона и перед "господами судьями". Как известно, даже личное сознание которойнибудь стороны в вине своей или признание обеими сторонами, что между ними все кончено и никакой совместной жизни нет, супружества вовсе нет,  все это не принимается теперь во внимание и не служит поводом к формальной кассации умершей связи.

Внимание "разводителей" начинается там, где есть третий свидетель и где есть протокол. Но "протокол" и "свидетель"  это есть элементы не таинства, а суда; а когда это дело "суда", то надо давно подумать о совершенстве суда, об организации суда, о компетенции и беспристрастии "господ судей". Что это за археология, что за древности "Любушина суда", которым довольствовались чехи в доисторическую пору и перешли к более совершенным формам, как только переступили за порог мифов и вступили на путь ясных и точных исторических фактов! Не слишком ли элементарен и суд у нас о семье и над семьею? Приходит в суд муж, плачет. "Тебе чего?"  "Жена четвертый год у соседа живет и надо мной насмехается".  "Свидетели есть?"  "Как же, вся деревня  свидетель".  "Да нет, не такой свидетель, что она не живет с тобою, и не такой свидетель, что она живет с другим, а такой особенный свидетель и даже три свидетеля, что слов их свидетельства ни в бумагу вписать, ни вслух сказать нельзя,  вот мы такого послушаем, а тогда и слово молчим".  "Смилостивьтесь, отцы, нет такого свидетеля: такой свидетель больших денег стоит, а у меня  котомка за плечами, а жена мне нужна, потому хозяйство, да и дети".  "Пошел, пошел..."

Согласитесь, что это "Суд Любуши" по наивной простоте.

Или приходит женщина, горло завязано. "Зарезал меня мужто".  "Ну, однако, не дорезал?"  "Нет, не дорезал, лезвието в сторону свернулось".  "Этакий грех, этакий грех... Ведь и говорено вам было  "лучше не жениться"; однако ничего, заживет: а вы храните любовь и согласие и внимательнее блюдите святое таинство. Иди, милая, с Богом".  "Да как же, ведь он меня зарежет".  "Иди, иди, милая, нам некогда".

Согласитесь, что все это уж слишком просто, и в таком деликатнейшем деле.