И спросил Давид посланного: "Благополучен ли отрок Авессалом?" Он ответил: "Да будет с врагами господина моего, царя, то же, что постигло отрока".

И смутился царь, и пошел в горницу над воротами, и плакал, и когда шел, говорил так: "Сын мой, Авессалом! сын мой, сын мой Авессалом! о, кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авессалом, сын мой, сын мой!"

Царств II, 18

...И говорил Давид, поспешая: "Боже! разрушь совет Ахитофела!.."

Царств II, 15

Семья никогда не делалась у нас предметом философского исследования, оставаясь темой богатого художественного (беллетристического) воспроизведения, поэтического восхищения, наконец,  шуток, пародий и чем дальше  тем больше переходя в пищу последних. Таково явное, en face, к ней отношение. Позади, в темном фоне, стоит странное к ней недоброжелательство ли или недоверие, сомнение о ее силах и плоде: женщина  это "причина греха человеческого", внимание к ней  недоброкачественно, любовь  обольстительное и тем более опасное ощущение, сладкий яд "искушения"; дети, плод сближения, уже с самого рождения  осуждены. И только молитва очистительная над роженицею смывает, очищает грех появления человека на земле. При этом мало замечается следующее. В то время, как наши радости "en face" семьи самое большее если доставляют удовольствие чтения семейным людям,  печальный и унылый на нее взгляд изза спины, будучи менее видимым, видимым только в немногие минуты начала семьи (заключение брака) или окончания ее (развод), в сущности, кратким и веским своим суждением определяет ее судьбы, течение, всю нормировку. Удивляться ли, что ноты уныния, прозвучавшие au fond (в основе (фр.)) явления, в самом его начале, отдают унынием потом и до последних уголков семьи. Счастлива та семья, которая по свойствам мужа и жены, по удаче  ибо непогрешительное предвидение тут невозможно  их взаимного сложения , вышла счастлива. Она нежится в парах собственного благоухания. Я повторяю  "собственного": это необходимо. Но горе, если ее постигла судьба Улисса после Трои,  бури, лукавство, случайности, препятствия,  живые обстоятельства всего живого. Тогда унылый голос изза спины выдвигается во весь рост. Он звучит "отходную": люди погибли, и навсегда, люди, иногда в обеих сторонах здоровые и нравственные (см. в I томе, письма г. Геннадия Елва), иногда порочные, но только в одной стороне, при цветущем нравственном здоровье другой (см. поразительное письмо Анны Сн). Об них  нет суждения. В их судьбу  нет вглядыванья. Несчастные получают судьбу "утопленника" в стихотворении Пушкина:

И от берега крутого

Оттолкнул его веслом...

И мертвец наш поплыл снова