1901

III. Кто лучший судья семейных разладов

Внести мир и порядок в семью, в которой до сих пор "законно" царствовали беспорядок и раздор,  вот простая, ясная и твердая почва для требований развода, с которой печать, частные лица и законодательство не должны сходить. Не нужно при этом запутываться и в детали разных казуистических подробностей, в многочисленные неясные и сбивчивые узаконения разных стран и в суждения разных "компетентных" юристов. Очень легко изза деревьев не увидать леса; очень легко увязнуть и погибнуть в этой "сравнительной анатомии" семьи. Нам, русским, что до чужих народов. У нас есть свой нравственный идеал, который не вытравлен зрелищем печальной действительности за столько веков. Поэтому мы считаем вредным такие отвлечения в сторону, какие допускает одна газета, пустившаяся в пространный анализ "сравнительного законодательства" о праве мужа вскрывать женину корреспонденцию и о бесправии жены делать то же, и все по поводу законопроекта о раздельном жительстве супругов, над которым работают наши законодательные сферы. "Самые веские доказательства для суда,  пишет эта газета,  письменные: письма жены и письма мужа; но вот письмо, отнятое у жены мужем,  компетентно перед судьями, а письмо, вынутое из мужниного стола женою,  судом не принимается к рассмотрению, потому что способ его добычи незаконен". Так рассуждает "Россия" и плачется на эту несправедливость французских законов, которую поддерживают французские юристы и между ними даже (даже!) Леон Рише, бывший редактор журнала "Le droit des femmes" ("Право женщин" (фр.)).

Нам думается, и это нездоровая почва для рассуждений. Тут дело идет не о "droit des femmes"; семья вообще институт настолько интимный, настолько покоящийся на согласии мужа и жены, что уж когда дело пошло об разграничении "droits", и еще под присмотром судебного пристава,  дело плохо и семьи, конечно, никакой нет. А забота наша  не расколоть семью, а сколотить семью. Сколотить, однако, непременно надо на началах любви, согласия, уважения, а не на том "законодательном" принципе  виноват: "священнозаконодательном",  по коему каким бы мучителем ни был которыйнибудь из супругов, другой должен погрузиться в "христианское долготерпение" и ожидать крышки гроба.

Пока дело не имеет государственной санкции, пока мы имеем проекты, а не законы, можно и следует обсудить все стороны дела. Семья есть семья, и нужно сколь возможно долее удерживать в ней даже в момент смерти и распадения ее субъективный, интимный элемент. Эти два супруга, из которых один жалуется на мучительность своей жизни с другим, не суть только супруги: они имеют родство и, главное, имеют родителей. Совершенно возможно, в вопросе о раздельном жительстве супругов, выдвинуть принцип авторитета родительского и позвать его как для рассмотрения дела, так и для суда над ним. "Суд пэров", "суд равных"  всегда лучший суд, и более всего он применим к семье. Пусть семью судит семья же с точки зрения семейных идеалов, а не юридических норм. Жена, которую мучит муж,  что бывает большею частью в первые годы, в первые десять лет супружества,  имеет отца или мать, и вот кому, мы думаем, может принадлежать право вчинать суд о раздельном жительстве супругов и предлагать данное дело рассмотрению опять же отцов семейства данного прихода, села, сословия, вообще какойнибудь социальной единицы. Сердце родительское всегда сумеет отличить каприз от серьезного мотива; желание родителей детям своим согласия и мирной жизни  столь же сильно, как нетерпеливо и заступничество в случае действительно невозможной жизни. Как это устроить  вопрос техники, конечно слишком разрешимый. Но мы думаем, что ничто так не будет способствовать установлению бытовой и юридической семьи на здоровых и истинных началах, как подчинение вопросов о разъезде и даже о полном разводе не авторитету кесаря или синедриона, но авторитету старших членов семьи. Они и пожалеют, они и  соблюдут. Прочность семейного принципа ни для кого так не важна, как для них: но нет отца или отцов, которые на вопль дочери об издевательствах или побоях ответили бы: "Нет письменных доказательств, а кровоподтеки незначительны", или что тут "необходимо долготерпение". Вообще  вот кто истинный судья в данном мучительном положении  строгий к слабостям, но жалостливый к мучениям.

К ПОЛЕМИКЕ гг. ЧИЖА, КОВАЛЕВСКОГО И АТА

Удивительно: точно черт пошептал нам на воду и дал выпить. Испивши таковой с "нашептыванием" водицы, мы получили в глаз какуюто "куриную слепоту", не вообще, но в отношении к одной, не любимой чертом вещицы. Сейчас я скажу, что это за вещица. Нас у матери было пять сыновей, и, когда одни были уже совсем взрослые, другие только что подрастали. И вот, случалось в детстве, мы все до излишества разбалуемся, расшумимся, раскричимся и почти раздеремся: и в последнем случае случалось, что семилеток бросится на двадцатилетка, а двадцатилеток схватит его и подомнет под себя. И вдруг входит ктонибудь из старших членов семьи в комнату. Останавливается и говорит: "Черт с младенцем связался". Слова эти как обрубали нашу возню. Но это  к слову. "Черт с младенцем связался"  мне нужно как поговорка. Как черт не любит ладана, так он не любит младенца. С тех пор, как И. Христос указал спорившим о первенстве апостолам, что младенец по святости  первее и выше их, черт возненавидел всех и всяческих младенцев, вечно ищет их погублять, опозорил самое их рождение, наклеветал, что оно всегда бывает от нравственного позора человеческого, и проч. и проч. Известно, что черт хорошего академического образования и по натуре чрезвычайно хитер, так что перехитрил раз даже Соломона. И ему ничего не стоило, нашептав на свою черную воду какихто пакостных слов, дать эту воду выпить европейскому человечеству. С тех пор это самомнящее европейское человечество, из которого значительная часть состояла из мошенников, биржевых игроков, обманывающих своих государей министров, шулеров, казнокрадов, а более всего всесветных потаскунов, объявило, что всетаки ни один из них не грешен и не "скверен" в такой мере, как всякий решительно новорожденный ребенок: ибо ни шулерство, ни измена отечеству, ни казнокрадство не заключают в себе такой возмутительной мерзости, как самое рождение ребенка. Что делать. Водица выпита. Куриная слепота  в глазу. И теперь, чуть что, поднимается вопль: "Не надо детей". Просто удивляешься собачьему чутью, с которым люди разных категорий и всевозможных профессий выискивают новых и новых поводов, чтобы закричать: "Пожалуйста  не надо детей!"