______________________

Второе учение, "о пресвитере",  о чем и читать почти нечего в приведенных единственных цитатах,  тем не менее выросло: 1) в систему догматов, 2) да и заняло вообще весь небосклон исторического христианства, так что они одни в нем: 3) учат, 4) служат, 5) действуют, 6) изображаются в живописи, 7) имеют себе поклонение, 8) которого вовсе не имеет ребенок, о коем, однако, было сказано: "Если не станете такими, не войдете в царство небесное", ни блудница, о которой тоже было сказано: "Она впереди книжников идет в царство небесное".

Не явно ли, что дитя и его мать кудато запихано ногами, в какуюто яму: и отношение родившей к рожденному до того опозорено, заплевано, загажено, в такой погреб бытия спрятано, что на фоне этого позора вырезанный нами из газеты факт уже не есть чтолибо удивительное и неожиданное.

Ибо он  ежедневен; в каждом городе, селе, в столице; в каждом номере газеты. А как бы закричала цивилизация, забили набаты, заволновалась пресса, двинулись к помощи все силы государственные, общественные, духовные, если бы... вдруг ежедневно по городам и селам, то там, то здесь, стали находить в погребе, в яме, в пруду

1) не младенца,

2) а пресвитера.

Вот плод, что все левые тексты не развились, а правые развились чудовищно непропорционально.

Пример и сравнение я взял резкий, потому что нужно чрезмерное, нужно как бы "вагон пошел по шпалам", дабы пассажиры очнулись, т. е. очнулся вообще читатель, общество, христианин.

В цивилизации целой потух младенец. Просто  это эмпирический факт, без религии вокруг себя. Когда однажды я предложил в печати ввести только одну строчку в эктению, и именно "прошение о мучающихся родами", дабы, повторяя его за священником на службе, могли помолиться о женах мужья, о матерях дети, о дочерях отцы и матери, о сестрах братья: то слова мои были приняты в одном духовном журнале за шутливость, и на них был написан следующий "ответ редакции":

"Нет никакой надобности в отдельном прошении о болящих родами, потому что тогда и другие больные, напр. чахоткой, ревматизмом и проч., пожелают отдельных о себе прошений, и из церковной эктении выйдет тогда чтото вовсе не серьезное. Но как относиться к подобным газетным словоизвержениям? Как к газетным фарсам: очевидно, фельетонисту приходится измышлять разные курьезы, оригинальности и небылицы, чтобы развлекать читателя газеты (журнал "ПравославноРусское Слово", 1902 г., № 1, рубрика: "Недоуменные вопросы и ответы редакции")".

Ответ классический. Я просил не как писатель только, но как отец, муж; как имеющий сестру замужнюю и имевший родителей. Полный недоумений, да пожалуй и гнева, я открываю ругательную на евреев книгу: "Книга кагала" Брафмана и со страниц 228 и 240 (изд. 3е. СПб., 1888) цитирую:

"...Вечером, в первый день появления младенцаеврея на свет, его приветствуют будущие товарищи и спутники жизни: к нему является целый хедер (училище меламеда) маленьких детей с своим бегельфером (помощник меламеда) и читают новому пришельцу в мир молитву на сон грядущий. После чтения, мальчиков обыкновенно потчуют своеобразным набором из отваренных бобов, гороха, пряников и проч. Чтение этой молитвы хедерными мальчиками происходит ежедневно до самого дня обрезания. В первую пятницу после рождения младенца, после шабашевого ужина, собираются к родильнице и взрослые евреи на "белзахор" и, после легкого угощения, читают ту же самую молитву. Утром, в субботу, отец новорожденного отправляется в синагогу или иную молельню, где, при чтении Пятикнижия, его призывают к Торе и кантор поет мишейберах , "многие лета", ему, его супруге, младенцу и проч. По окончании молитвы родственники и приглашенные лица отправляются к родильнице на шаломзахор  поздравление с ребенком. Накануне дня обрезания, т. е. вечером на восьмой день рождения, бывает вахнахт  ночь стражи. Тут собираются так называемые клаузнеры (бедные молодые евреи, занимающиеся изучением талмуда в ешиботах) и проводят ночь у родильницы в бдении и чтении талмуда или мишны".