«– А копить нельзя? на черный день откладывать? – спросил он вдруг, останавливаясь перед ней.

– Нет, – прошептала Соня.

– Разумеется, нет. А пробовали?  – прибавил он чуть не с насмешкой.

– Пробовала.

– И сорвалось! Ну, да, разумеется! Что и спрашивать!

И опять пошел по комнате. Еще прошло с минуту.

– Не каждый день получаетето?

Соня больше прежнего смутилась, и краска ударила ей в лицо.

– Нет, – прошептала она с мучительным усилием.

– С Полечкой (маленькая сестра ее), наверно, то же самое будет, – сказал он вдруг.

– Нет! Нет! Не может быть, нет! – как отчаянная, громко вскрикнула Соня, как будто ее вдруг ножом ранили, – Бог, Бог такого ужаса не допустит!..

– Других допускает же!

– Нет, нет! Ее Бог защитит, Бог!.. – повторила она, не помня себя.

– Да может, и Богато совсем нет, – с какимто злорадством ответил Раскольников, засмеялся и посмотрел на нее. Лицо Сони вдруг страшно изменилось»44.

В том же романе между Раскольниковым и его alter ego, его второю и дурною половиной, Свидригайловым, происходит разговор на тему о привидениях и загробной жизни.

«– Я согласен, – говорит Свидригайлов, – что привидения являются только больным; но, ведь, это только доказывает, что привидения могут являться не иначе как только больным, а не то, что их – нет, самих по себе. Привидения – это, так сказать, клочки и отрывки других миров, их начало. Здоровому человеку, разумеется, их незачем видеть, потому что здоровый человек есть наиболее земной человек, а стало быть, должен жить одною здешнею жизнью, для полноты и для порядка. Ну а чуть заболел, чуть нарушился нормальный земной порядок в организме, тотчас и начинает сказываться возможность другого мира, и чем больше болен, тем и соприкосновений с другим миром больше, так что когда умрет совсем человек, то прямо и перейдет в другой мир. Я об этом давно рассуждал. Если в будущую жизнь верите, то и этому рассуждению можно поверить.

– Я не верю в будущую жизнь, – сказал Раскольников. Свидригайлов сидел в задумчивости.

– А что, если там одни пауки или чтонибудь в этом роде, – сказал он вдруг.

«Это помешанный», – подумал Раскольников.

– Нам вот все представляется вечность как идея, которую понять нельзя, чтото огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, этак вроде деревенской бани; закоптелая, а по всем углам пауки – и вот и вся вечность. Мне, знаете, в этом роде иногда мерещится.

– И неужели, неужели вам ничего не представляется утешительнее и справедливее этого! – с болезненным чувством вскрикнул Раскольников (раньше он ничего не хотел говорить с Свидригайловым).