Место Иисуса в иудейском монотеизме апостола Павла

Одна из наиболее поразительных особенностей Павловой христологии, то есть учения о Христе, состоит в том, что, всячески превознося Иисуса, Павел ни на миг не перестает быть поистине добрым иудейским монотеистом. Эта реальность вынуждает нас либо уличить Павла в богословской несостоятельности, либо же увидеть в этом стремление как можно доходчивей объяснить, что, говоря о божественности Иисуса, он вовсе не собирается вводить в пантеон второе верховное божество, как это делали язычники. А с другой стороны, он подразумевает, что Иисус каким–то непонятным образом «соединен» с единым Богом. Для Павла важно, чтобы его читатель воспринял Иисуса из Назарета во всей полноте Его человечности и вместе с тем – неотделимо от бытия единого Бога, верность которому исповедовали иудейские монотеисты.

В этом смысле особенно примечательны три фрагмента. Первый – начальные шесть стихов восьмой главы Первого послания к Коринфянам. Здесь Павел с исключительным пастырским тактом пробует разрешить одну из многочисленных трудностей, с которыми столкнулась коринфская церковь, пытаясь выстоять в непроходимо–языческом окружении. Как относиться к идоложертвенному мясу? Это отнюдь не праздный вопрос: другого мяса в Коринфе, скорее всего, просто не знали. Капища, как правило, были также местом общественной трапезы. Отказаться от идоложертвенного означало бы сделаться вегетарианцем.

Итак, начало фрагмента метит в тех, кто, почитая себя духовно совершенными, думает, что они «выше этого»: у вас ведь уже «есть знание», правда? Но знание надмевает, а любовь – созидает. Тот, кто думает, будто что–то «знает», как правило, не знает даже того, что следовало бы знать. Тому же, кто любит Бога, «дано знание от Него».

Здесь явная перекличка с Посланием к Галатам (Гал 4:8–11). Принявшие Благую весть не просто приобщились к некоему новому «знанию», но обрели спасительную Божью любовь. Истинный монотеизм – не «мнение», не логическое умозаключение о Боге, а «познание», полученное от Того, Кто требует от избранного им народа Израилева: «Возлюби Господа Бога своего всем сердцем твоим…».

Такое сочетание монотеистического вероопределения и заповеди любви к Богу подводит нас к самой сердцевине иудейской традиции, к ее исповеданию веры, к молитве, которую со времен Павла и доныне трижды в день произносит каждый благочестивый иудей: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть; и люби Господа, Бога твоего всем сердцем твоим…» (Втор 6:4). По первому слову эту молитву принято называть «Шма», что на иврите означает «Слушай». И как это часто бывает у Павла, он не просто отсылает к известному тексту, но тут же развертывает его в новый смысловой ряд. Посмотрим, как движется его рассуждение.

Итак, в первом–третьем стихах (1 Кор 8:1–3) он готовит «почву», а сама глава начинается с такого прозрачного определения веры в единого Бога, какое только можно себе представить. Мы знаем, говорит Павел, что идолы суть ничто (опять перекличка с Гал 4:8–11) и «нет иного Бога, кроме Единого». Перед нами классический иудейский выпад против языческого политеизма. А затем в свойственной ему манере он начинает разворачивать этот тезис и впрямую, почти цитатой, отсылает читателя к иудейскому исповеданию веры – молитве «Шма». У язычников есть много «богов» и «господ», говорит Павел, у нас же – «один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им». Для большей наглядности представим эти тексты в виде двух параллельных столбцов:

Столь неожиданное утверждение поневоле наводит на мысль о том, что если бы ранние отцы церкви не существовали, их пришлось бы выдумать. Павел переосмысливает именно те слова, какими в течение веков изо дня в день иудеи именовали Бога. Он рассуждает как последовательный иудейский монотеист, не приемлющий языческого политеизма, и финальным аккордом его рассуждений становится самое главное и священное исповедание единобожия, однако в центре теперь – Христос. Многие исследователи Павловых текстов стараются незаметно обойти этот фрагмент, но у нас нет на это права. Так или и иначе, разгрызть этот орешек нам придется. Что бы там ни говорили, Павел убежден, что единый и единственный Бог открылся как «Отец» и «Господь». Все сотворил Один; все сотворено ради Другого.