John Robinson

“Бог, от Которого он не может убежать, – Основа его бытия. И это бытие – его природа, душа и тело – есть произведение бесконечной мудрости, страшной и чудесной. Восхищение Божественной Мудростью превосходит в этих словах ужас Божественного Присутствия. Оно указывает на дружественное присутствие бесконечно творческой премудрости... Есть в жизни благодать. Иначе мы не смогли бы жить”124.

Только так и можно изобразить Бога как основу, источник и цель нашего бытия: Он и удален от мелкой, греховной поверхностности нашей жизни на бесконечную дистанцию, на бездонную глубину, – и все же более близок к нам, чем мы сами. В этом смысл традиционных категорий трансцендентности и имманентности.

То же парадоксальное отношение нашей жизни к глубочайшей основе нашего бытия выражено в Новом Завете рассуждениями апостола Павла о Духе Божием и нашем духе. “Дух” – в противоположность “плоти”, т.е. жизни в ее суете и поверхностности, – означает тот уровень бытия и восприятия, на котором должно познавать божественные глубины.

“Дух всё проницает, и глубины Божии. Ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нём? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия” (1Кор. 2:1011).

Но, продолжает апостол Павел, именно этот уровень постижения открыт христианам:

“Мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога... Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно... А мы имеем ум Христов” (1Кор. 2:1216).

И этот “Дух Божий” не есть нечто нам чуждое, но сама основа нашего собственного истинного бытия, что видно из следующего текста, смысл которого лучше всего передан в Новой Английской Библии125:

“Также и Дух приходит на помощь нам в нашей немощи. Ведь мы не знаем даже как следует, о чём нам надлежит молиться. Но Сам Дух ходатайствует за нас через наши воздыхания, невыразимые в словах. А Тот, Кто проникает взором в глубочайшую нашу сущность, знает мысль Духа, потому что Он ходатайствует за тех, кто принадлежит Богу, и так, как угодно Богу. И во всем, как мы знаем, Он содействует благу тех, кто любит Бога, кто призван по Его предустановлению” (Римл. 8: 2628).

Иными словами, те глубочайшие стенания и мучения, о которых выше говорил апостол (Римл. 8:1823), стенания отделенности от источника нашего бытия в любви Божией, в действительности указывают на нее. Это неизреченные воздыхания, слишком глубокие для слов, а Дух может уловить их и претворить в молитву, потому что “Дух” представляет связь между глубинами нашего индивидуального бытия (хотя бы и мелкого) и неисследимой бездной всего бытия в Боге. Бог не вне нас, хотя Он глубоко трансцендентен.

Но согласно Библии, “глубины Божии” нельзя измерить и трансцендентность Бога нельзя познать просто путем исследования глубин индивидуальной души. Бога, поскольку Он есть любовь, можно встретить во всей полноте только “между человеком и человеком”. Только в отклике на душу ближнего, только в послушании ему можно познать требования Бога и ответить на них – таков лейтмотив всей библейской пророческой традиции. Это утверждение в сжатом виде выражено в отрывке из книги Иеремии, к которому я постоянно возвращаюсь. Пророк обращается здесь к Иоакиму, сыну Иосии:

“Отец твой ел и пил, но производил суд и правду, и потому ему было хорошо. Он разбирал дело бедного и нищего, и потому ему хорошо было. Не это ли значит знать Меня? – говорит Господь” (Иер. 22:1516).

Бог, безусловное начало бытия, обретается только в условных отношениях этой жизни, с ними и под ними; ибо Он есть их глубина и последнее значение.

Специфически христианское выражение этого принципа заключено в глубокой простоте “притчи” об овцах и козлищах (Мф. 25:3146). Встреча со Христом происходит непременно через “братьев Его меньших”. Единственный путь, на котором мы можем познать Сына Человеческого, – это безусловное участие в нуждах сына человеческого, т.е. всякого, кто объединен с нами, лишь общей человеческой природой. “Познал” ли человек Бога, можно узнать из ответа на единственный вопрос: “Как глубоко ты любишь?” – ведь “кто не любит, тот не познал Бога; потому что Бог есть любовь” (1Ин. 4:8).

Всё это связано с тем, что говорил Бонхёффер о “нерелигиозном” понимании Бога. Потому что этот последний и решающий вопрос не имеет ничего общего с “религией”. Он ставит наше вечное спасение в зависимость не от чегото специфически религиозного. О вполне “мирских” попечениях – пище, воде, крове, о больных и заключенных – здесь говорится как о встрече с Сыном Человеческим, так же как раньше Иеремия определял познание Бога через справедливость к бедному и нищему. Поистине, как сказал Макмарри, “великий вклад евреев в религию заключается в том, что они с ней покончили”126. Верное отношение к Богу зависят не от специфически религиозных действий; более того, религия может быть для него самым большим барьером (см.: Амос. 5:2125).