«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

“Лицо мое побагровело от плача и на веждах моих тень смерти. При всем том, что нет хищения в руках моих, и молитва моя чиста. Земля! Не закрой моей крови и да не будет места воплю моему. И ныне, вот на небесах Свидетель мой и Заступник мой в вышних! Многоречивые друзья мои! К Богу слезит око мое. О, если бы человек мог иметь состязание с Богом, как сын человеческий с ближним своим”!

Опять глубочайшее постижение. Величайшее алкание духовное, стремящее человека к живому соединению с Богом. Этот старик, полумертвый Иов, за 2000 лет до Рождества Христова свидетельствует, что Свидетель и Заступник его в вышних – на небе, и что сын человеческий может обращаться к Богу так, как он, Иов, обращается к нему.

“Дыхание мое ослабело; дни мои угасают; гробы передо мною. Если бы не насмешки их, то и среди споров их око мое пребывало бы спокойно. Заступись, поручись Сам за меня пред Собою! Иначе, кто поручится за меня”?

Опять изумительное постижение тайны богочеловечества. Ты сам должен за меня заступиться, некому стать посредником между мною и Тобою, только Ты Сам можешь им стать… И опять отвечают друзья Иова, и опять Иов говорит им:

“Доколе будете мучить душу мою и терзать меня речами? Вот уже раз десять вы срамили меня и не стыдитесь теснить меня. Если я и действительно погрешил, то погрешность моя при мне остается. Если же вы хотите повеличаться надо мною и упрекнуть меня позором моим, то знайте, что Бог ниспроверг меня и обложил меня Своею сетью”. Бог это сделал… Вы, люди, вы не поймете моего алкания и не входите в эту тайну жизни моей; не вводите в эту великую тайну души своих человеческих слов. Господь, Господь это сделал! Дал и взял.

“Помилуйте меня, помилуйте меня Вы, друзья мои; ибо рука Божия коснулась меня… О, если бы записаны были слова мои! Если бы начертаны были они в книге, резцом железным с оловом, - на вечные времена, на камне вырезаны были! А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию. И я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят его”.

Какая удивительная надежда жила в нем, когда ничто, казалось бы, не подтверждало этой надежды. Истинно пророческие чаяния! Иов доходит уже не только до сознания “свидетеля”, не только “посредника

“В последний день Он восставит из праха распадающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога”… - и он пророчествует о будущем воскресении из мертвых.

И далее, опять и опять отвечают друзья, и опять говорит Иов: “Выслушайте внимательно речь мою, и это будет мне утешением от вас: Потерпите меня, и я буду говорить; а после того, как поговорю, насмехайтесь. Разве к человеку речь моя? Как же мне не малодушествовать?”

Ясно Иов объясняет свое малодушие, некоторое свое отчаяние. Не пред человеком изливает он свою душу, но изливает ее перед Богом, и тайна души Иова и страданий его заключается в том, что все слова, которые говорит он друзьям, говорит не им, но как некую чудную молитву Богу, алчет услышать ответ и… не слышит его, ни в безмолвном небе, ни в речах друзей своих. Он действительно чувствует, что малодушествует в сознании непонимания, “почему беззаконные живут, достигают старости сильными, крепкими. Дома их безопасны от страха и нет жезла Божия на них”. “О, если бы я знал, где найти Его и мог бы подойти к престолу Его! Я изложил бы пред Ним дело мое” (то есть дело и нашей человеческой жизни; дело Иова – наше человеческое дело). “И уста мои наполнил бы оправданиями; узнал бы слова, какими Он ответит мне и понял бы, что он скажет мне”. “Неужели он в полном могуществе стал бы состязаться со мною? О, нет! Пусть Он только обратил бы внимание на меня!”

От радости и духовного счастья они были пьяны. Этого приятия духа хочет Иов. Не удовлетворяется он внешними понятиями “правды” и “закона

И только, когда поймем, что мы дети Отца Небесного, почувствуем Его, услышим Его голос, только тогда – предчувствует Иов – сможем найти ответ на все наши земные вопрошания. Праведная чистая душа Иова жаждет придти на суд.

“Пусть взвесят меня на весах правды, и Бог узнает мою (Иов разумеет направление воли своей) непорочность. Если стопы мои уклонились от пути, и сердце мое следовало за глазами моими, и если что-либо нечистое пристало к рукам моим, то пусть я сею, а другой ест, и пусть отрасли мои искоренены будут. Если сердце мое прельщалось женщиной и я строил ковы у дверей моего ближнего, - пусть моя жена мелет на другого, и пусть другие издеваются над нею; потому что это – преступление, это беззаконие, подлежащее суду; это – огонь поедающий до истребления”…

И, смертельно скорбит Иов оттого, что он, предвкушавший эту тайну сыновства Божьего и в простоте хотевший служить Богу, наказывается сейчас за что-то, чего он не может понять. И единственно, что хочет он узнать до конца, - за что?!