Епископ Феофан Затворник говорил, что молиться только по написанным молитвам – это то же, что говорить на иностранном языке по так называемым “разговорникам”. Он, как и многие Отцы, учил, что надо искать свои слова для молитвы. Но это для нас возможно (если, конечно, не иметь в виду искусственное составление каких-то “своих” слов), наверно, только тогда, когда захлестнет горе со всех сторон, – тебя или друга. Вот тогда уж не замолишься, а просто закричишь к Богу. Не “спаси, Господи!”, а “молю же Тебя, Господи, спаси!”, “Согрей сердце его, Господи!”, “Пожалуйста, Господи, приди к нему и утешь, я изнемогаю от скорби за него”. Но дерзновение молитвы рождается только в дерзновении любви. Вот почему Макарий Великий говорил, что “молитва рождается от любви”.

*

В том, что “молитва рождается от любви”, и вся тайна и все объяснение молитвы. Можно прочитывать множество акафистов и тысячи раз перебирать за день четки, но, не имея любви, т.е. скорби о людях, еще не начать молиться. И так “не начать” можно всю жизнь. Поэтому Антоний Великий говорил: “Возлюбим скорбь, чтобы приобрести Бога”. Он не говорил: “будем искать скорбь”, но возлюбим ее, потому что, хотим мы этого или нет, – она есть чаша, подносимая нам Христом, и в этой чаше мы приобщаемся молитве.

Вне же скорби о людях мы имеем еще не молитву, но только “исполнение правила”. И исполнение правила хорошо и необходимо, но только тогда, когда знаешь, что это только средство, а не цель т.е. оно понимается как только кнут для ленивого раба.

И четки (т.е. “счетки”) тоже только “погоняло” для тварей, находящихся под тенью первородного греха. Никак нельзя ждать для молитвы какого-то особенного молитвенного “настроения”. Надо брать кнут своего правила и грубо гнать себя им на молитву. Но зачем же хвалиться кнутом? Кнут надо скрывать, как нечто весьма несовершенное. Сидит человек на берегу и удит рыбу. Все тихо и благополучно, все по рыболовному уставу, красивый поплавок покачивается на воде. А не знает человек, что крючка внизу нет, и поплавок поэтому только одна “химера”, и все его ужение – одна фикция. Таким благополучным поплавком бывает для некоторых их молитвенное правило. Только на крючке страдания выуживается любовь.

*

О келейном молитвенном правиле так писал в одном письме еп. Игнатий (Брянчанинов): “Относительно правила знайте, что оно для вас, а вы не для него, но для Господа. Посему имейте свободу рассуждением” (“Письма”).

*

О влиянии молитвы человека на окружающих его людей говорил Б.М. Назаров, кажется, в 1925 году. Он был морской инженер-судостроитель и много работал в каком-то учреждении. “Там, среди людей, – говорил он, – было много всякой вражды и волнений, и я не знал, куда от всего этого деваться. Потом решил: буду на работе вести постоянно молитву. И, представьте себе, результаты оказались скоро. Не только я сам успокоился, но стали спокойнее и все те, которые со мной общались”.

Известны многим слова преп. Серафима Саровского: “Стяжи мирный дух, и тысячи вокруг тебя спасутся”. В этом моем знакомом, тогда еще молодом, был мирный дух, и молитва его была мирная, т.е. смиренная. Отец Николай Голубцов любил повторять: “Мир и смирение – слова одного корня”.

*

Вот мирная молитва св. Иоасафа Белгородского, которую, говорят, он любил повторять всякий раз, когда слышал бой часов:

“Будь благословен день же и час, в оньже Господь мой Иисус Христос мене ради родися, распятие претерпе и смертию пострада. О, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, в час смерти моей приими дух раба Твоего, в странствии суща, молитвами Богородицы и всех святых”.

*