Irene was proclaimed regent for her son Constantine VI. This was a challenge to the iconoclastic party, and the party decided to re-enthrone Nicephorus by means of a coup. But Irene discovered the conspiracy, exiled the conspirators, and tonsured Nicephorus and the brothers into monasticism, ordained deacons and priests, and forced them to serve in the Holy Monastery on the next Christmas of the same year. Sophia for show to the people, so that henceforth they would part with the idea of nominating these sons of Constantine Copronymus from his third wife as emperor.

But never in Byzantium did the unceasing series of palace and army conspiracies henceforth give rest to the tonsured persons. In 792, a new conspiracy put forward Hieromonk Prince Nicephorus as a pretender. For this, Constantine VI blinded his uncle and cut out the tongues of two of his other brothers, the Black-robed Caesars. "Unless an ecumenical council is convened and the prevailing error is not eradicated, then do not hope to receive salvation." When the messengers remarked to him: "Why did you give a written oath that you would never venerate icons?" – to this the patriarch answered: "This is the real cause of my tears, it is this that prompted me to impose repentance on myself and pray to God for forgiveness." Paul died soon after. From that time on, says the chronicler, everyone began to openly discuss the question of the veneration of holy icons.

Ирина, одержав эту победу, начала смелее выявлять свое расположение к "древнему благочестию". Было устроено торжественное возвращение из скрытого места на острове Лемносе "изгнанных" Константином Копронимом мощей святой мученицы Евфимии на их прежнее место в Халкидон. Монахи стали возвращаться из ссылок. Частные люди стали открыто почитать иконы. Этот ощутимый поворот к ликвидации иконоборчества Ирина вела пока осторожно, ибо шли войны с арабами и славянами. Опасно было раздражать большинство военных "копронимовского" духа. Ирина ускорила очень неславный мир с арабами, правда, уравновесив его победой над славянами. В эти же годы Ирина своего еще несовершеннолетнего (13 лет) сына Константина VI обручила с еще более малолетней (8 лет) дочерью Карла Великого Ротрудой. По-гречески созвучно называли ее Еритро. Ирине нужен был ввиду этого религиозный мир и со всем Западом.

Патриарх Константинопольский Павел не мог быть вождем нового течения. Его прежнее компромиссное поведение мешало ему не только внешне, но мучило его и внутренне. В 784 г. он удалился в монастырь св. Флора и заявил о своем отречении от патриаршего трона. Ирина с сыном отправились к нему в монастырь. Но Павел заявил им: "О, если бы я никогда не восходил на Константинопольский трон, ибо церковь Божия была насилуема, оторвана от других церквей и анафематствована ими". Присланным Ириной сановникам Павел вновь повторил свои мотивы и прибавил пожелание созыва собора и отмены иконоборчества.

Подготовка к VII Вселенскому собору

Для выбора нового патриарха было организовано Ириной большое общественное собрание в Мангаврском дворце. Нужна была предварительная проверка общественного настроения для нахождение твердой почвы. Невольно создается впечатление, что все роли на этом собрании были заранее распределены. На вопрос императрицы о кандидате в патриархи раздались дружные крики: асикрит Тарасий! Παντες αμοφρονως ειπον: μη είναι αλλον, ει μη Ταρασιον τον ασηκρητην

"И мы, — сказала Ирина, — уже обращались мыслью к его кандидатуре, но он сам не желает патриаршества. Пусть он сам объяснится". Тарасий выступил с обширной речью. В ней он описал трудное положение церкви из-за разрыва с Западом и анафем, произнесенных со всех сторон на византийскую церковь. "Если защитники православия — императоры (т.е. Ирина и Константин VI) повелят внять моей справедливой просьбе о созвании вселенского собора, то уступлю и я и исполню их повеление и приму ваш выбор. Если же не так, я считаю невозможным это сделать, чтобы не подпасть анафеме и не быть осужденным в день праведного Судии всех, когда не выручат меня ни императоры, ни иереи, ни начальники, ни толпы народа". Подавляющее большинство приветствовало Тарасия и его мысль о вселенском соборе. Но из военной среды не могли не раздаться и возражения. "Птенцы гнезда Копронимова" заявили, что собор излишен. Вселенский собор уже был при Константине V, и церковь на нем уже выразила свое суждение об иконах. Тарасий возразил, что собор 754 г. был созван в условиях стесненной свободы суждений, ибо иконы уже были низвержены со времени Льва Исавра.

поставлен в патриархи.

В своей синодике Тарасий по обычаю свидетельствует свое православие. Между прочим упоминает и свою анафему на папу Гонория и делает обстоятельную ссылку на 82-е правило "Пято-шестого" собора 692 г.: "В некоторых начертаниях святых икон встречается фигура агнца. Мы хотим, чтобы Христос изображался в своем человеческом образе". Это было веским аргументом вселенского признания церковью икон в VII в. Тарасий далее отвергал "все то, что было выдумано и напутано (т.е. в 754 г.)". B заключение патриархи приглашались послать своих представителей на вселенский собор.

B Рим к папе Адриану I (772-795 гг.) были отправлены особые послы от патриарха и от императоров с особым письмом к папе, приглашавшим его приехать лично на вселенский собор. Ирина излагала папе печальные факты иконоборчества ее предшественников на троне и свое решение "поддержать предание святых апостолов и древних учителей" посредством вселенского собора. "Просим Ваше отеческое блаженство посвятить себя делу провозглашения истины, прибыть в Константинополь для установления древнего предания о почитании святых икон. Сделать это есть долг Вашего блаженства. Итак, да приидет первый священник, председательствующий на кафедре, и, вместо всехвального Петра, да явится в кругу всех находящихся здесь священников".

"Мы примем Ваше святейшество со всеми почестями и предоставим Вам все необходимое, а по окончании дела позаботимся о достойном возвращении Вашего святейшества. Если Вы не можете прибыть лично, пошлите по крайней мере достойных и знающих представителей, чтобы предание святых отцов было утверждено, плевелы исторгнуты, и чтобы не было впредь разделения в церкви". Насколько легко было примирить с собой папу видно из того, как папы, дорожа своим римско-имперским патриотизмом, все время иконоборчества датировали свои акты именами отлученных за ересь императоров римских (Константинопольских) и на монетах Рима чеканили их портреты.

На обращение 27 октября 785 г. папа Адриан I ответил достопримечательным письмом по-латыни, греческий перевод которого (с купюрами) читан был на втором заседании VII Вселенского собора. Это письмо свидетельствовало, что за завесой ряда ссор и разрывов Востока и Запада за весь период вселенских соборов и особенно за последнее иконоборческое время в Риме сформировалось твердое самосознание своего догматически обязательного для всей церкви первенства власти, вытекающего из преемства ее от князя апостолов — Петра. Греческому Востоку нельзя было долго закрывать на это глаза и не отвечать ни да, ни нет. Самой нуждой своего обращения греческая церковь косвенно подкрепляла эти претензии Рима и не смела вступать в прямой спор в минуту искания соединения. Не видеть этого греки не могли. В предшествующие века им помогала дипломатия общих слов и комплиментарное красноречие. Теперь они пока прибегали к тому же испытанному средству. Но атмосфера была уже более наэлектризована, и из уст папы Адриана греки должны были выслушать несколько требований, и неприятных, и неисполнимых. Анастасий Библиотекарь, переводчик актов VII Вселенского собора на латинский язык, давший нам полный латинский оригинал письма папы, одновременно приводит и его греческий перевод с греческими изменениями против оригинала и с пропуском почти четверти письма. При этом он поясняет нам, что тогда ради мира и пользы дела греки сговорились об этом с легатами папы. Упреки Тарасию в этом папском письме считались невыгодными для престижа собора и подали бы повод врагам его — иконоборцам — подрывать все дело. Но другие характерные поправки в тексте доказывают, что греки не хотели, чтобы папские претензии прозвучали на соборе (конечно, без возражений) во всей их обнаженной римской догматической форме.

Содержание письма папы было таким: