Шмелев Иван - Лето Господне - Праздники

Солнце зашло в дыму, небо позеленело, и вот - забелелась, звездочка! Горкин рад: хочется ему есть с морозу. В кухне зажгли огонь. На рогожке стоит петух, гребень он отморозил, и его принесли погреться. А у скорнячихи две курицы замерзли ночью.

- Пойдем в коморку ко мне, - манит Горкин, словно хочет что показать, - сытовой кутьицей разговеемся. Макова молочка-то нету, а пшеничку-то я сварил.

Кутья у него священная, пахнет как будто ладанцем, от меду. Огня не зажигаем, едим у печки. Окошки начинают чернеть, поблескивать, - затягивает ледком.

 

После всенощной отец из кабинета кричит - "Косого ко мне!". Спрашивает - ердань готова? Готова, и ящик подшили, окунаться. Василь-Василич говорит громко и зачем-то пихает притолоку. "Что-то ты, Косой, весел сегодня больно!" - усмешливо говорит отец, а Косой отвечает - "и никак нет-с, пощусь!". Борода у него всклочена, лицо, как огонь, - кровь такая, горячая. Горкин сидит у печки, слушает разговор и все головой качает.

- А как, справлялся, будет Ледовик Карлыч завтра?

- Готовится-с!... - вскрикивает Василь-Василич. - Конторщик его уж прибегал... приедет беспременно! Будь-п-койны-с, во как пересижу-с!..

И опять - шлеп об притолоку.

- Не хвались, идучи на рать, а хвались...

- Бо-жже сохрани!.. - всплескивает Косой, словно хватает моль, - в таком деле... Бо-жже сохрани! Загодя молчу, а... закупаю Ледовика, как су... Сколько дознавал-бился... как говорится, с гуся вода-с... и больше ничего-с.

- Что такое?.. Ну, ежели ты и завтра будешь такой...

- Завтра я его за... за сорок костяшек загоню-с! Вот святая икона, и сочельник нонче у нас... з-загоню, как су...!

- Хорошо сочельничаешь... ступай!

Косой вскидывает плечом и смотрит на меня с Горкиным, будто чему-то удивляется. Потом размашисто крестится и кричит:

- Мороз веселит-с!.. И разрази меня Бог, ежели каплю завтра!.. Завтра, будь-п-койны-с!.. публику с гор катать, день гулящий... з-загоню!..

Отец сердито машет. Косой пожимает плечами и уходит.

- Пьяница, мошенник. Нечего его пускать срамиться завтра. Ты, Панкратыч, попригляди за ним в Зоологическом на горах... да куда тебя посылать, купаться полезешь завтра... сам поеду.

 

Впервые везут меня на ердань, смотреть. Потеплело, морозу только пятнадцать градусов. Мы с отцом едем на беговых, наши на выездных санях. С Каменного моста видно на снегу черную толпу, против Тайницкой Башни. Отец спрашивает - хороша ердань наша? Очень хороша. На расчищенном синеватом льду стоит на четырех столбиках, обвитых елкой, серебряная беседка под золотым крестом. Под ней - прорубленная во льду ердань. Отец сводит меня на лед и ставит на ледяную глыбу, чтобы получше видеть. Из-под кремлевской стены, розовато-седой с морозу, несут иконы, кресты, хоругви, и выходят серебрянные священники, много-много. В солнышке все блестит - и ризы, и иконы, и золотые куличики архиереев - митры. Долго выходят из-под Кремля священники, светлой лентой, и голубые певчие. Валит за ними по сугробам великая черная толпа, поют молитвы, гудят из Кремля колокола. Не видно, что у ердани, только доносит пение да выкрик протодиакона. Говорят - "погружают крест!". Слышу знакомое - "Во Иорда-а-не... крещающуся Тебе, Господи-и..." - и вдруг, грохает из пушки. Отец кричит - "пушки, гляди, палят!" - и указывает на башню. Прыгают из зубцов черные клубы дыма, и из них молнии... и - ба-бах!.. И радостно, и страшно. Крестный ход уходит назад под стены. Стреляют долго.

Отец подводит меня к избушке, из которой идет дымок: это теплушка наша, совсем около ердани. И я вижу такое странное... бегут голые по соломке! Узнаю Горкина, с простынькой, Федю-бараночника, потом Павел Ермолаич, огородник, хромой старичок какой-то, и еще незнакомые... Отец тащит меня к ердани. Горкин, худой и желтый, как мученик, ребрышки все видать, прыгает со ступеньки в прорубь, выскакивает и окунается, и опять... а за ним еще, с уханьем. Антон Кудрявый подбегает с лоскутным одеялом, другие плотники тащат Горкина из воды, Антон накрывает одеялом и рысью несет в теплушку, как куколку. "Окрестился, - весело говорит отец. - Трите его суконкой, да покрепче! - кричит он в окошечко теплушки. - Идем на портомойню скорей, Косой там наш дурака валяет".