Бросился к жене со словами: “Кира!” Перед этим, сидя у стола, молился, благодаря Господа, что дома и встречу Киру. Словно защищая от меня девочку, прижав к себе и смотря расширенными глазами, не сказала, а простонала: “Это моя дочь! Моя!” – “Кира! – повторил я, – Кира!” – “Это моя дочь! Ты понял? Моя!” “Девочка родилась без меня, Кира вышла замуж”, – промелькнула мысль. “Ты вышла замуж?” – “Нет, не вышла, но это моя дочь”. Я замолчал, не осознавая, что должен делать и говорить.

Собрав всю свою волю, сдерживая волной нарастающее раздражение, разочарование и гнев, подошел, взял на руки девочку и спросил: “Как тебя зовут?” – “Катя!” – и доверчиво потянулась ко мне. Доброе личико, глаза, весь ее облик являл сходство с Кирой. Девочка спросила: “Ты папа? Мама рассказывала о тебе”.

“Одеться и уйти, – мелькнула мысль, – и больше никогда не видеть Киру, не встречаться”. Но она – жена, о. Арсений благословил нас, я соединен с ней таинством брака; бросить, оставить одну с ребенком? Где же моя вера? Этому учил о. Арсений? Да! Кира совершила ошибку, предала меня, нарушила законы веры, заповедь. Я угнетен, раздавлен, но имею ли право судить, наказывать, накладывать трудности на жизнь ранее любимого человека? – И ответил сам себе: “Нет, не имею, я и сейчас люблю свою жену Киру”. Опустил Катю на пол, подошел к жене, сказав: “Давай помолимся Богу и Пресвятой Богородице”. Горько заплакав, она сказала: “Прости меня, я виновата перед тобой, Господом, о. Арсением. Знаю – совершила смертный грех. Все тебе расскажу. Скажи: что нам троим сейчас делать? Скажи!” Взяв ее за локоть, повел к иконам; молитвы читал я, Кира все время плакала. Всю ночь просидел в кресле, молился и думал, думал. Кира уложила Катю, не раздеваясь легла на кровать, под утро тревожно уснула.

Кто из людей не совершает ошибок? И мне ли, человеку, судить мою Киру? Мысленно представил, что решил бы о.

Но полностью отстранить любую физическую близость с Кирой, жить вместе братом и сестрой и воспитывать Катю. Потом понял, что это решение унизило жену, – через много лет сказал мне об этом о. Арсений.

Не стал говорить о своем решении Кире, остался, и стали мы жить так, как будто ничего не произошло. Было странно одно: мои родители и сестра Надежда никогда не сказали ни одного плохого слова о Кире и не осудили, по-прежнему относились хорошо и любили ее и Катю. Мать Киры – Елизавета Андреевна – осудила дочь, но я промолчал.

Конечно, пришлось уехать из комнаты на Большой Молчановке в другой район; обмен был трудный: с доплатами, переплатами, но в результате мы получили две комнаты в трехкомнатной квартире. В третьей комнате жила молодая учительница Александра Викторовна Шилова с сыном Сережей, на один год старше нашей Кати.

Прожили год, однажды в три часа ночи пришли трое: мы решили, что за нами, но они произвели тщательный обыск у Александры Викторовны и увели ее. Мальчик остался в ее комнате. Месяца три Сережа жил с нами, решили усыновить. Пошел в райотдел, спросил, можно ли усыновить. Ответили – нет. Прошло еще три месяца, сказали, что отправят в детский дом для “врагов народа”. Пошел в третий раз, дали бумагу в отдел опеки, поволынили и оформили. Мы знали, что усыновление незаконно, мать жива, но в райотделе обмолвились: осуждена на десять лет без права переписки, потому и дали согласие. Семья наша теперь состояла из четырех человек.

Квартира из трех комнат стала полностью нашей, соседей не было, мы спокойно молились. Приходили священники и совершали литургию, собиралось обыкновенно пять-шесть, реже семь человек, больше собирать боялись.

Внешне были мужем и женой, любили друг друга и постоянно занимались Катей и Сережей, рассказывали сказки, короткие, но интересные пересказы житий святых, мучеников, подвижников. Были две бесконечных сказки. У Киры – черный котенок Светик, ловкий, умный, сильный, постоянно попадавший в беду, но всегда побеждавший и помогавший всем окружающим. У меня героями бесконечной сказки были Волк и Лиса, вечно старавшиеся победить друг друга. Когда бы Кира или я ни пришли, раздавался двойной крик: “Папа, мама, сказку!” Не дай Бог не рассказать – обида.

Книги доставали у знакомых или у Татьяны Ниловны, работавшей в библиотеке им. Ленина старшим научным сотрудником; выносили их тайно и через неделю возвращали. Это были апокрифы о детских годах Иисуса Христа, Божией Матери, Николае Чудотворце. Ребята особенно любили эти повести и рассказы. С восьми лет они сами погрузились в мир книг, которые подбирали дедушки, бабушки, Надежда и Кира. Кира по-прежнему занималась делами общины, но в меньших размерах, работала микробиологом, я преподавал в МВТУ и работал в “ящике”.

Детей любили совершенно одинаково, никого не выделяли, они понимали это, но Катя больше тянулась ко мне, а Сережа – к Кире.

Были мы дружны и счастливы, дети соединяли нас, но невидимая черта разделяла Киру и меня. Через два года после приезда я потерял над собой контроль. Было Рождество, устроена елка, розданы детям подарки. Передаю Кире свой подарок, радостно поздравляю и вдруг схватываю ее за плечи, целую лицо, губы, глаза, шею. Теплые руки Киры охватили меня, прижавшись ко мне и целуя, произнесла несколько раз: “Юра! Юра!” – крепче охватывая мою голову.

Сняв руки с шеи, почти оттолкнув ее, отошел и смог только сказать: “Прости! Я забылся!” Сказав эти слова, понял свою неискренность, ложь, ведь я до самозабвения любил Киру и должен был помнить: она моя жена и благословил от имени Господа нас о. Арсений, а я свою гордость поставил выше любви и всепрощения.