После теоретического построения Троицы отцами-каппадокийцами, для нас Божественные Лица схематически стали мыслиться как бы рядом стоящими, связуемыми одним божественным существом, изображаемым горизонтальной линией:

— О — С — Д —

Не один Отец — обладатель существа Божия, а все Три Лица вместе. Маркелл именно так и рассуждает: Монада не принадлежит только Отцу, а Отцу + Логос + Дух Святой. В Ветхом завете имя Божие часто раздвояется: Κύριος ό θεός значит Отец + Сын. A обобщенно о Себе Бог в откровении Моисею говорит: "Εγώ είμη ό Ων", обозначая этим, что в Нем только Одно Лицо — εν πρόσωπον.

Но, утверждая с такой остротой единство Божие, Маркелл встает перед обратной трудностью.

Как объяснить тогда Троицу?

Тут Маркелл сразу начинает соскальзывать с высот трансцендентальности в историческую имманентность.

B высшем transcensus'e Бог существует, как Монада. Бог — Монада. Но ему нужно выйти из этого домирного и надмирного состояния в порядке "домостроительства спасения", войти в плоть космоса κατά σάρκα οικονομίας. Βот в этом-то сотериологическом и космическом моменте Монада, покидая свою глубинную простоту, и входит в видимость исторического выявления в некоей "множественности", а именно в троичности. Троица — это только исторический феномен. Это только Троица откровения. Правда, у этого "феномена" есть и свои "онтологические корни" (по выражению Болотова), ибо и Логос и Дух в Боге вечны (неведомым для нас образом).

Нам Троица открывается и является в связи с икономией спасения, которое выводит для нас Троицу из ее скрытого трансцендентального бытия. Это само вскрытие Троицы у Маркелла формулируется в навязчивых терминах "усопшего" гностицизма. A именно: Монада, как у гностиков, по контрасту с последующим "раскрытием, расширением" находится в состоянии "свернутости". Этот первый, домирный πλατυσμός есть уже как бы "предисловие" к мировому спасению. Это 1-я икономия, пока только "потенциальная". В этой "динамической = потенциальной" фазе выступает Логос, Единородный и начинает λέγειν. Как Μονογενής, Он еще принадлежит к 1-ой икономии.

Но вот раскрытие продолжается. Наступает 2-я икономия. B ней Логос становится "Сыном" и "Перворожденным всея твари". Это уже не "потенциальная фаза раскрытия Логоса, а реальная". Сын стал теперь возглавителем твари, чтобы сообщить ей нетление и бессмертие. Ради этого и принял плоть "чуждую Богу ("плоть не пользует нимало")". Плоть хотя и воскреснет и будет бессмертна, но этот дар не является ее свойством. Плоть не абсолютно вечна. Она может и перестать существовать. Это нужно Маркеллу потому, что вся сотериологическая 2-я икономия есть нечто преходящее. Монада должна вернуться к своей абсолютной ησυχία путем συστολή.

Логос воплотился для мира. A потому царство Логоса должно кончиться и перейти в царство Божие. "Подобает Ему царствовати дондеже положить вся враги Своя в подножие ногу Его" (1 Кор. 15:25). Это истолкование временности боговоплощения очень характерный пункт доктрины Маркелла. Именно против него введено в Символ веры после II Вселенского собора (381 г.) утверждение, что "царствию Его не будет конца".

Маркелл не боится задать себе вопрос: "куда же девается плоть, человечество Христово?" Строя все на Писании, Маркелл отвечает: "Писание нам ничего об этом не говорит... Видим убо ныне, яко зерцалом в гадании".

Но гностически-фантастическое богословие Маркелла на этом не останавливается. Завершая свою триадологию, Маркелл придумывает 3-ю икономию для объяснения действий Третьего Лица — Духа Святого. Он говорит: до сошествия Святого Духа на апостолов Он был в Логосе и в Отце. Его явление — это новое расширение, раскрытие Монады. Сначала Монада расширилась в Логос, а затем Сам Логос, продолжая расширение, открылся в Духе. Появление Духа — это уже двойное расширение. Сначала Монада расширяется в Логос, а затем уже Логос — в Духа. Это — расширение расширения. Поэтому Дух Святой исходит "от Отца и Сына" (fïlioque), потому евангелист Иоанн и говорит: "...яко от Моего приимет".

Маркелл был горячо любим римлянами. B этом сродство с дефективностью латинской триадологии, с ее монархианством, порождающим filioque'изм.

A Никейскому ομοούσιος Маркелл сделал медвежью услугу. Еретичество Маркелла сделалось отличным прикрытием "лукавства" евсевиан, выдававших себя за православных.