Владелец Троекурова Иван Иванович Раевский, в имении которого жил отец Иларион, шел однажды к нему из своего дома. День был июльский, жаркий. Раевскому нужно было проходить мимо пруда. Вдруг он видит, что к пруду бежит какой-то крестьянин в тулупе, подбежал и, не раздеваясь, бросился прямо в воду. Сначала Иван Иванович испугался, подумав, что, вероятно, какой-нибудь пьяный или сумасшедший захотел утопиться. Но когда увидел, что крестьянин начал в воде окунаться, плескаться и кувыркаться на разные манеры, опасение Раевского заменилось сильнейшим смехом. Пришедши к отцу Илариону, он рассказал ему все, что видел, и добавил, что очень смеялся над этим странным происшествием. «Напрасно ты смеялся,- сказал ему старец,- это не пьяный и не сумасшедший, а враг в образе человека, ему только и нужно было заставить тебя посмеяться».

Не лишним будет после сего предложить вниманию читателей письмо из Петербурга одной госпожи, Марии Феоктистовны Ивановой, к теперешней настоятельнице Троекуровского монастыря матушке Анфисе:

«Честнейшая матушка! Спешу исполнить желание ваше - знать подробно о свидании моем с досточтимым старцем Иларионом.

Я была с сестрой. С нами была послушница Свято-Духова монастыря и еще четвертая - знакомая соседка наша, которая на вопрос келейника, как о нас доложить, отвечала: "Просто скажите - четыре сестры из Петербурга". Келейник через несколько минут воротился и, тревожно глядя на нас, говорит: "Я доложил батюшке, а он мне сказал: там только две сестры, пусть сестры и войдут". "Старцев обманывать нельзя,- прибавил он.- Сами знаете, которые сестры, те и идите к батюшке". Послушница усердно просила благословения старца. И на возвратном пути он сам вспомнил и приказал с келейником Спиридоном: "Пусть все четыре придут". Не зная моего имени, назвал меня, сказав: "Марья! Я тебя благословляю образом". Послушница, бывшая с нами, еще жива и теперь монахиня. Я писала к ней, и что она мне сообщит из утраченного по долгому времени из моей памяти, я вам напишу. А теперь только могу сказать, что старец в беседе своей советовал принимать странников, молиться и соблюдать посты, без которых человек спастись не может, как птица без крыльев летать не может. Вид его был - как Ангела Божия. Я даже не могла думать, чтобы Господь на земле давал такую красоту Своим рабам. Ему тогда было почти девяносто лет, а казался он как в первой юности и редкой красоты. Глядя на него, невольно приходило на мысль:

Дивен Бог во святых Своих[

6]!

Душевно преданная вам Мария И-ва».

Число месяца и год не означены.

В добавление к сему заимствуем некоторые подробности о свидании Ивановой с угодником Божиим из ее устного рассказа троекуровской сборщице монахине Онуфрии, бывшей в Петербурге и случайно в ее доме в 1870 году.

Когда Мария Феоктистовна с сестрой своей Софьей вошли в келью старца, они совершенно растерялись и не знали, что говорить. Тогда отец Иларион сказал им: «Когда ехали, многое сказать хотели, а тут и онемели». Он начал сам расспрашивать - откуда, зачем и куда они едут. Узнав о сем, он пожелал, чтобы Господь благословил путь их. Когда Мария Феоктистовна подошла поцеловать его ручку, старец сказал: «Тебя, Марья, я благословляю Печерской иконой Божией Матери». Он достал из киота икону и просфору, икону подал Марии, а просфору сестре ее. Они простились с ним и пошли, но он остановил их вопросом: «На обратном пути вы заедете сюда?» - «Как благословите»,- отвечали они. Старец, подумав, сказал: «Пожалуй, вам придется и обратно ехать здесь же. Идите же с Богом». Так они и поехали. Спутницы же их всю дорогу очень плакали, что по своей необдуманности лишились счастья побывать у великого старца, и только утешались надеждой видеть его на обратном пути. Им, действительно, пришлось по необходимости ехать опять на Троекурово, потому что знакомый Марии Феоктистовны, с которым ей нужно было видеться, жил, как оказалось, на границе Елецкого и Лебедянского уездов, и Троекурово было на пути.

Доставляя великую душевную пользу своими богомудрыми беседами всем притекающим к нему, отец Иларион поучал и заочно через письма, которые диктовал писцу своему, и потом заставлял его прочитывать, чтобы проверить, так ли выражены его мысли. К сожалению, этих писем уцелело очень мало - только десять, но и из них легко можно видеть, какой духовный разум стяжал угодник Божий своей высокой жизнью. Все письма его проникнуты глубоким смирением и чистой любовью к ближним, которых он всегда старался направлять на путь истинный, обещая им помощь Божию и свое молитвенное содействие. Более всего заповедует он во всех обстоятельствах жизни, как бы они ни были трудны, иметь полную преданность воле Божией и всегда просить заступления Царицы Небесной - всех скорбящих Радости. Почти во всех письмах обещает молиться и сам у всех просит молитв за себя.