1]. Впрочем, сумма эта выдавалась только вначале, а потом отец Иларион не нуждался в ней.

Пятьдесят лет от рождения исполнилось угоднику Божию, когда он переместился на жительство из Колычева в Троекурово, где и прожил 29 лет, до самой своей блаженной кончины[

2]. Переход этот составляет эпоху в жизни подвижника Христова, так как им, по Божию изволению, положен был предел всем переходам и далеким странствованиям старца по разным местам.

Жительство старца Илариона в троекуровской келлии общая народная молва наименовала затвором, а его самого затворником. И это вполне справедливо, так как он теперь много времени проводил в совершенном уединении; а если и принимал посетителей, то не каждый день, да и не во всякое время дня приемного. Не имел, конечно, он строгого, безвыходного затвора. Но это-то и было неоценимым благом для обращавшихся к нему за духовными советами и наставлениями.

По водворении отца Илариона в Троекурове главнейшей его заботой, вытекавшей из потребности его духа, горевшего великой к Богу любовью, было то, что он умолил местного священника неопустительно, ежедневно совершать церковные богослужения. Все, потребное для сего предмета, как-то: просфорную муку, вино, деревянное масло, свечи и ладан - он доставлял от себя. Но, вероятно, сокращенно отправляемые священником утренние и вечерние богослужения не могли удовлетворять подвижника отца Илариона, почему он и заменял их продолжительными келейными правилами.

Утреннее молитвенное келейное правило его начиналось с первого часа пополуночи и продолжалось до самой литургии, которая всегда отходила не позже восьми часов утра. После литургии он продолжал молиться в келье до 12 часов дня. Вечернее правило отец Иларион совершал от третьего часа пополудни до девятого. После того, отпустив послушника в его келью, сам запирался в своей спальной комнате, меблированной небольшим угольником и односпальной кроваткой с двумя белыми маленькими подушками и тюфячком, покрытым белой же простыней. Как он проводил там остальные четыре часа ночи, во сне или бдении, известно одному Богу. Только он говаривал своему келейному, что «монаху должно спать весьма мало - никак не более четырех часов в сутки, и то после усиленных телесных трудов».

Для слушания Божественной литургии отец Иларион ежедневно приходил в храм Божий и всегда становился в алтаре на правой стороне. Праздничную литургию любил больше раннюю. Каждый двунадесятый праздник (а по свидетельству некоторых - каждый месяц) приобщался Святых Христовых Таин, во время принятия которых иногда он удостаивался от Господа высоких духовных утешений. «В одну Страстную седмицу,- рассказывал келейный отца Илариона,- батюшка приказал мне готовиться к причастию вместе с ним. После трудного для меня поста и тяжелых молитвенных правил, в Светлое Христово Воскресение мы приобщились Святых Таин Христовых. Ах! Что же случилось тогда с батюшкой и со мной! Не найду слов для выражения. Какой-то неиспытанной радостью наполнилось мое сердце. Тело и дух мой горели необъяснимым огнем. В чувствах глубочайшего благодарения Господу, с трепетом и умилением, смиренно взглянул я на святейший престол, от которого снизошла в душу мою такая благодать, а от престола перенес взор свой на старца. С минуту стоял он, устремив неподвижно благоговейный взор к Небу. В то время диакон готовил для него антидор, а я, оторвав свое внимание от старца, занялся приготовлением для него же теплоты. Вдруг он кашлянул так резко, что я невольно опять оглянулся на него. И вот увидел я вокруг него или из него исходящие, подобно молнии, огнеобразные лучи, которые в своем круговидном блистании то удлинялись, то сокращались. Так продолжалось до заамвонной молитвы. В то время, от ужаса и недоверия собственным глазам, я не осмелился рассказать о том ни ему, ни другим. Когда же мы с батюшкой пришли в келлию, он сам завел со мной разговор, из которого я уже мог заключить об истине мной виденного. "Ты, Спиридон, видел что-нибудь ныне в церкви?" - спросил он меня. "Видел, батюшка",- отвечал я и рассказал ему о своем видении. "Нет, не то,- смиренно сказал он,- а кто такая богато убранная Госпожа стояла с нами во время причастия?" - "Не знаю и не видал",- отвечал я. "Как же не видал, когда Она с нами приобщалась?" И затем старец рассказал, что он видел Жену необыкновенной красоты, в белом одеянии, опоясанную голубой лентой, имевшую на голове венец с блестящими дорогими каменьями». Рассказ этот между прочим дает понятие о том, какой высоты духовного совершенства достиг старец Иларион своей от юности смиренно-подвижнической жизнью.

В свободное от богослужений и молитвенных келейных правил время затворник Иларион читал жития святых отцов и другие душеполезные книги или беседовал с посетителями, а иногда и протапливал у себя печку.

По окончании дневного послелитургийного правила дважды в неделю - в воскресенье и четверток и во все двунадесятые праздники по заведенному отцом Иларионом келейному порядку полагалась трапеза. В мясоед для него готовилась соленая и свежая рыба и лапша, причем подавалось к столу три огурца. Из всего подававшегося он вкушал самую малую часть. Можно составить о сем некоторое понятие, сравнив с употреблявшимся им жидким кушаньем, которого он принимал только по три ложки. Остатком же от стола пользовались его келейные и приготовлявшие пищу. Кроме молитв перед трапезой и после оной, в частности перед принятием и после принятия каждого кушанья, он непременно полагал пред святыми иконами по три великих поклона.

В прочие пять дней недели - понедельник, вторник, среду, пяток и субботу трапезы вовсе не полагалось. Вместо нее угодник Божий после литургии употреблял седьмую часть заздравной просфоры или часть антидора, после чего выпивал одну чашку кофе. В Великий же пост он ежедневно пил по стакану сока из конопляного семени, по словам его, для умягчения груди и свободы голоса, необходимого при пении и вычитывании правил, которые он совершал большей частью вслух и довольно громко.

Такая строгость жизни духовной и высота подвигов отца Илариона самому лицу его сообщали особенное святолепное выражение. Вообще, его наружный вид описывают так: росту был среднего, грудь имел впалую, черты лица тонкие, правильные, глаза темно-голубые, нос с небольшой горбинкой. От чрезмерного поста лицо его было весьма худое, но чистое, и цвет его необыкновенно прозрачной белизны. Волосы на голове имел длинные, седые, с серебристым оттенком, бороду несколько продолговатую и к концу заостренную. В открытом и спокойном взоре его сияла благодать; а осененные по временам улыбкой уста его и врагам вещали мир.

Перемена местожительства угодника Божия не изменила отношений с ним боголюбивых его почитателей. Напротив, слава о дивных подвигах его и о том христианском участии, какое он принимал в нуждах посетителей, подавая им, по благодати Божией, скорую помощь, с течением времени все более и более умножалась, так что привлекала к келлии старца множество людей, и знатных, и простых. Тамбовские архипастыри при обозрении епархии считали за удовольствие посетить подвижника Христова. Таковыми посетителями были: Арсений, ставший впоследствии митрополитом Киевским, Иона (впоследствии Экзарх Грузии) и Николай, епископ Тамбовский, скончавшийся на покое в Трегуляевом монастыре, близ Тамбова. И так как старец имел теперь постоянное пребывание на одном месте, то массы людей разных званий и состояний еще в большем, против прежнего, количестве стекались к нему отовсюду. Одни желали получить от угодника Божия благословение на какое-либо дело, другие - услышать из уст его слово утешения, а иные - разрешение какого-либо недоумения. И проникнутый чистой ко всем любовью раб Господень, несмотря на слабость сил телесных от чрезмерного поста и молитвенных подвигов, не переставал ежедневно принимать приходивших к нему. При входе каждого из них он непременно полагал пред святыми иконами три великих поклона и осенял посетителя крестным знамением - тремя первыми перстами десницы. Весьма редким предлагал маленький диванчик, а сам садился в кресло, но чаще всего принимал стоя. Сначала долго переминал во рту иссохший от строгого поста язык и тогда уже начинал свою беседу. Говорил тихо. Речь его была простая, краткая и иногда приточная; но в кратких и простых его словах заключалась дивная благодатная сила, вполне удовлетворявшая всех, с верой обращавшихся к нему, и имевшая неотразимое влияние даже и на последователей иных религий. Так, известно, что по убеждению отца Илариона обратилась к Православию некая Феликса, нареченная в Православии Варварой, а также приняли христианство магометанин и еврей, окрещенные в городе Лебедяни.

Применяясь к потребностям каждого из приходивших, угодник Божий тихой пленительной речью то ободрял и утешал, то убеждал и потрясал дух внимательного слушателя, скрашивая по временам сладостную беседу приятнейшей улыбкой. Впрочем, таким благоволением старца пользовались немногие. Большей же частью посетителям не только из простонародья, но даже и из высших сословий он передавал свои советы и наставления через келейника. Во время правила входить к себе никому не дозволял, даже и знатным особам, кроме самых редких случаев, когда люди нуждались в его благовременном совете. Тогда беседа его состояла из двух-трех слов, лично сказанных или же через келейного. В то время как готовился он к Святому Причащению, также никого не принимал.