Когда же он проводил время в ближней пустыньке, народ устремлялся к нему туда. Переменилось лишь место, а картина оставалась почти та же, что и в монастыре: только народу было здесь меньше. А иногда старец совсем скрывался.

В пустыне, в лесу, пишет одна паломница, преподобный принимал, сидя на завалинке своей убогой хижины. Иных он вводил в свою келью и молился там с ними пред образом Богоматери. Творил он также молитву и в лесу пред ликом Богоматери, поставленным им на вековой сосне. Вместе с о.Серафимом молились коленопреклоненно и все богомольцы. Чудная картина!

Стоя пред дверью лесной своей хижины, говорит Н.Аксакова, старец тихо крестился, продолжая свою молитву, свое немолчное молитвословие... люди не мешали ему, как не мешали непрестанной его беседе с Богом ни работа топором, ни сенокос, ни жар, ни холод, ни день, ни ночь. Молился и народ.

Или вот что пишет другой богомолец, пришедший к нему с женою:

Мы нашли старца на работе: он разбивал грядку мотыгою. Когда мы подошли к нему и поклонились ему до земли, он благословил нас и, положив на мою голову руку, прочитал тропарь Успению Божией Матери: В рождестве девство сохранила еси... Потом он сел на грядку и приказал нам тоже сесть; но мы невольно встали пред ним на колени и так слушали его беседу.

Иногда преподобный, ища большего уединения, уходил в свою прежнюю дальнюю пустыньку, но и там находили его люди. Впрочем, иным он сам заповедовал приходить именно туда. Особенно же батюшка заботился теперь об устроении Дивеевской обители. Поэтому часто можно было заставать у него сестер оттуда. Они у него нередко и работали. Бывали даже случаи, что и ночевать оставались там в его пустыньке, а сам он уходил по обычаю в обитель. Этим тоже смущались немощные души.

Уж на что был свят батюшка-то Серафим, угодник Божий, повествует старица Ксения Кузьминична, а и на него гонения были. Раз пришло нас семь сестер к батюшке, работали у него целый день, устали и остались ночевать в пустьньке. Часу эдак в десятом увидала наша старшая из окна, что идут по дороге с тремя фонарями, и прямо к нам. Догадались мы, что это казначей Исаия, и поскорее навстречу им отворили мы дверь-то. Взошли они, не бранили, ничего оглядели только нас зорко, и молча чего-то все искали и приказали нам тут же одеться и немедленно идти прочь.

Сестры отправились в Саров в монастырскую гостиницу.

Как в два часа ударили к утрене, наша старшая и пошла к батюшке в келью, все ему и рассказала. Батюшка все хорошо знал, но и виду даже не подал, а еще как будто на нас же оскорбился: Это, говорит, оттого, что дурно вы себя держите!

И тут же отослал нас в обитель (Дивеево). И вот так-то, как ни покрывал их (саровцев) батюшка, а знали все, что много, много претерпевал он ото всех за то, что нас привечал.

Но, невзирая ни на что, люди все больше и больше шли и шли со всех сторон. Слава о нем ходила уже по всей России. И богомольцы всякого звания и состояния текли в Саров и пустыньки: и богатые и бедные, и ученые и простые, и монахи и священники, и взрослые и дети стремились к святому батюшке. Между другими, в 1825 году, посетил его и великий князь Михаил Павлович. А существует предание, что около этого же времени был у него и государь Александр I, пробираясь в Сибирь под видом простого богомольца, и испросил у него благословение на тайный подвиг в неизвестности, в коем и скончался под именем Федора Кузьмича.

Но ближе всех к старцу были его сироты Дивеевские сестры. Между прочим, они тоже удостоились видеть чудную картину святого старца с медведем.

Однажды, рассказывает старица Матрона Плещеева, по слабости здоровья и вражескому искушению я пришла в великое смущение и уныние и решилась совершенно уйти из обители тихонько, без благословения, до такой степени трудным и несносным показалось мне это послушание.

Она была на кухне.