захотите; и когда вы совершите последнее

зло,– узрите, что Моя любовь не

поколебалась; она была и радостью, она была и

пронзающей болью, но это всегда только любовь...

Это пример, которому мы

можем, которому мы должны следовать, если хотим

быть Христовыми. Прощение наступает в момент,

когда мы говорим друг другу: я знаю, как ты хрупок,

как глубоко ты ранишь меня, и потому, что я

ранен, потому, что я жертва– иногда виновная,

а иногда и безвинная– я могу повернуться к

Богу и из глубины боли и страдания, стыда, а

подчас и отчаяния я могу сказать Господу:

Господи, прости! Он не знает, что он делает! Если

бы только он знал, как ранят его слова, если бы

только он знал, сколько разрушения он вносит в

мою жизнь, он не сделал бы этого. Но он слеп, он не

созрел, он хрупок; и принимаю его, я понесу его

или ее, как добрый пастырь несет погибшую овцу;

потому что все мы– погибшая овца Христова

стада. Или же я понесу его, ее, их, как Христос нес

крест: до смерти включительно, до любви распятой,

когда нам дана вся власть простить, потому

что мы согласились простить все, что бы нам ни

сделали.

И вот вступим в Пост, как

идут из густой тьмы в рассеивающийся сумрак, и из

сумрака в свет, с радостью и светом в сердце,

отрясая прах с ног, сбрасывая все путы, держащие

нас в плену: в плену у жадности, в плену у зависти,

страха, ненависти, ревности, в плену взаимного

непонимания, сосредоточенности на себе–

потому что мы живем в плену у самих себя, тогда

как мы призваны Богом быть свободными.

И тогда мы увидим, что шаг

за шагом мы движемся как бы через большое море,

прочь от берегов мглы и сумрака к Божественному

свету. На пути мы встретим распятие; и в конце

пути придет день,– и мы будем предстоять

перед Божественной любовью в ее трагическом

совершенстве, прежде чем она настигнет нас

неизреченной славой и радостью. Сначала–