Введение в Ветхий Завет (конспект лекций)
Но вот во "второй половине" шестого творческого дня Бог, задумав сотворить человека, делает это совершенно не так, как раньше. "И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему... И сотворил Бог человека по образу Своему... мужчину и женщину сотворил их... создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душею живою." / Быт 1, 26,27; 2,7/. Впервые сказано о внутреннем совете Бога в Самом Себе. Впервые Бог непосредственно участвует в механизме создания (вдунул "дыхание" = "духа"). Впервые тварь создается не просто по повелению, а по "образу" Божию. Слова "образ" и "подобие" в еврейском языке синонимы, но т.к. текст во второй раз говорит только об "образе" (замыслил "по образу и подобию", а сотворил только "по образу"), то Отцы Церкви используют эти термины в разных смыслах. Под "образом Божиим" /т.е. отображением/ понимается вся совокупность свойств человека, отличающих его от всего остального творения. Христианская антропология чаще всего рассматривает человека как двухсоставное /душа - тело/ или, подробнее, трехсоставное /дух - душа - тело/ существо. В первом случае под "душой" понимается вся невидимая часть человека; а во втором - совокупность ума, воли и чувств. Понятие "духа человеческого" как раз и вводится для отличия человека от остальных живых существ; черты духовности, воздействующие и на душу, и на тело человека и формирующие его личность, как раз и являются проявлениями в нем "образа /отображения/ Божия". Среди этих черт святоотеческое богословие и православные философы нового времени отмечают: свободную волю (о ней позже); творческую деятельность (человек, как и Бог, творец в своем масштабе); стремление к бессмертию; молитвенность; совесть и раскаяние; нравственность (две последние - следствие свободы); властное миропознание; самосознание (в отличие от сознания животных - познание самого себя, смысла жизни, истории, оценка явлений с точки зрения целесообразности или эстетики) и др. Отцы Церкви также часто в связи с образом Божиим говорят о Троице. При этом образ Божественной троичности усматривается в связках "дух - душа - тело", "разум - воля - чувства", "мысль - слово - дыхание" и др. /см., напр., св. Иоанна Кроншт./. Понятие образа Божия является синонимом потенциальной Божественной данности. Но под "подобием Божиим" отцы Церкви понимают поставленную перед человеком цель уподобления Самому Богу, т.е. уже не данность, а заданность /далее это будет разъяснено, а без комментариев звучит довольно дерзновенно/. Человек создан по образу Божию и призван к подобию Божию. "Человек - это животное, призванное стать Богом" (св. Василий Великий). И, в отличие от животных, человеку в числе первых заповедей благословлено не просто плодиться и размножаться, но и владычествовать над всем живым и над всей землею /1,26/. Заповедь власти над миром придает неожиданную целесообразность всем предыдущим этапам творения, и оказывается, что Бог сотворил вселенную для человека, и эта завершенная картина вызывает высшее одобрение Творца /"хорошо весьма", 1,31/ Здесь уместно во-первых, вспомнить об атеистическом обвинении в том, что христианство унижает человека. А во-вторых, можно сравнить библейский текст с месопотамским мифом о том, что когда боги низшего уровня не захотели выполнять самую тяжкую и грязную работу по приказу верховного божества, они создали себе из глины людей, чтобы те мучались вместо них /!/ Духовно-телесный человек создан как вершина /"венец"/ Божьего творения. Находясь на стыке двух миров, духовного и материального, он призван быть управителем Бога во вселенной. Другая заповедь - хранить и возделывать землю/2,15/- точно определяет механизм этого управления. Хранить - значит суметь сохранить полученные дары и величие, возделывать - трудиться, познавать, приносить плоды. Рай поэтически назван садом, и стало быть, человек - садовник, приносящий Творцу плоды благодатного труда (попутно заметим: в замысле Божием небесные светила не правят человеком, а служат ему; природа - не "мать", а скорее "сестра" или даже служанка). В связи с рассуждениями о сотворении мира и человека коротко упомянем о споре между "эволюционистами" и "креационистами". Последние считают, что библейские "дни" равны нашим суткам, что человек и животные сотворены одновременно и упрекают первых в дарвинизме и атеизме: Богу, дескать, не нужны особые природные механизмы, Ему достаточно сказать слово. Но библейские эволюционисты также считают теорию Дарвина ущербной; они говорят о "творческой эволюции", т.е. развитии под воздействием благой и мудрой воли Творца. Уже одно то, что человек создан не в особый "день", а именно в один день со зверями (но не с рыбами и птицами), может служить косвенным указанием на животное происхождение человека. Есть и другие нюансы в тексте в пользу постепенного творения мира. При этом появление человека есть не просто этап эволюции, а "революция", т.е. качественно иной уровень. Но по большому счету даже не в этом дело. Во-первых, богословия касается лишь то, что именно Бог сотворил человека и то, каким Он его сотворил и для чего, а спор о том, каков "технический способ" появления человека, должен быть делом сугубо научным, даже не обязательно задевающим вопрос личной веры ученого. Во-вторых, если наука показывает нам некую сложность или постепенность явлений, то это обстоятельство веру верующего не умаляет, а усиливает, ибо, постигая сложнейшие природные механизмы, мы преклоняемся пред величием Божиим. Наконец, в-третьих, независимо от научной точки зрения сама библейская концепция постепенного преображения, исцеления падшего мира, врастания человека в тайну жизни Божественной Троицы есть прежде всего концепция становления, возрастания и в этом смысле - эволюции (чего, кстати сказать, почти не встретишь во внебиблейских религиозных моделях мира). Весьма интересны слова о седьмом дне. К этому дню Бог "совершил...дела Свои...и почил от всех дел Своих, которые делал"/2,1-2/. Кажется, это похоже на древний деистический взгляд, согласно которому Бог устранился и не вмешивается в дела мира, предоставив его самому себе (деизм часто таит упрек Творцу и является основой самооправдания человека). Но бытописатель словно иронизирует над глупостью неверия и потому добавляет: "и благословил Бог седьмой день, и освятил его" /2,3/. Седьмой день, когда Бог ничего принципиально нового не творит, но благословенно и свято присутствует в мире, а сам мир живет по заложенным в него законам - это "день" нашей земной человеческой истории, длящийся по сию пору. (По аналогии можно сказать, что после Воскресения Христова миру открылось знание о восьмом дне - "дне" будущего Царства Божия. С этим связан двойной статус воскресного дня: воскресенье это и седьмой день недели, и следующий день после ВЗ-ной субботы, т.е. "восьмой"). Первый человек помещается Богом в раю. В духовном смысле первозданный рай есть прежде всего состояние теснейшего богообщения; первый человек непосредственно видит Бога и говорит с Ним - это период до грехопадения, своеобразное "детство" человечества. /"Адам имел невыразимую радость быть "слышателем Божественного гласа", ибо великодаровитый Бог говорил на том же языке, что и человек" - свт. Василий./ Но во 2 гл. Бытия рай описан как огромный квадрат земли, очерченный четырьмя реками Междуречья, две из которых, Тигр и Евфрат, сохранились до сих пор. Географическая "привязка" рая означает, что он существовал не в аллегорическом смысле, как это стали трактовать в XIX в. на Западе, а в реальности. Трудясь в раю, первый человек должен был бесконечно расширять его пределы, не оставляя места не только для "безвидной" земли, но и внешней бездны. Осуществление заповеди владычества над природой начинается с того, что Господь в качестве помощников дарует человеку животных: "Господь Бог... привел их к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей" /2,19/. Свт. Иоанн Златоуст усматривает в этом пророческий дар, присущий первому человеку. Древнее выражение "назвать кого-либо по имени" имеет два оттенка: познать его сущность; возыметь над ним власть. /В дальнейшем библейском повествовании мы постоянно наблюдаем особенно бережное отношение к процессу наречения имени, кульминацией чего является поиск имени /личностной сути/ Бога. Однако обывателю более известны магические ("познать, чтобы захватить") или фаталистические ("как назовут, так и судьба сложится") спекуляции на эту тему./ Животные призваны служить человеку, но богословы не имеют единого мнения насчет того, как они в раю жили и питались, даже невзирая на прямое сообщение текста о траве, благословленной всем животным в пищу /1,30/. Католики утверждают, что законы природной жизни не меняются, и тот факт, что хищник загрызает жертву, не жесток сам по себе, он естествен, но нравственную оценку /жестоко, страшно, отвратительно/ вносит человек, соизмеряющий жизнь природы со своей иноприродной целью. Традиционно-православное объяснение таково, что т.к. природа призвана зависеть от человека, то после грехопадения последнего изменились и отношения между живыми существами. Современный богослов диак. Андрей Кураев не без основания полагает, что животные были не кровожадны только в пределах райской земли, но не вся земля была раем. У прор. Исайи мы встречаем описание будущего рая: там "барс будет лежать вместе с козленком" /11, 6/ Глядя, как в зоопарке на "площадке молодняка" часто дружно играют детеныши будущих смертельных врагов или читая в житиях описания того, как хищник смиренно довольствовался хлебом из руки подвижника, начинаешь постигать, что это не просто поэтический образ. Что касается человека, то он, согласно Быт. 1, 29, как будто также довольствовался растительной пищей, но уже во второй главе мы узнаем, что "древо" - это особый священный образ. В древних религиях дерево часто почиталось как символ произрастания из земли в небо, т.е. небесной жизни после смерти. Дерево служило своеобразным мостом, соединяющим два полюса жизни. Вот и в Библии оно выступает в роли определенного способа приобщения, сферы деятельности. В раю, кроме обычной флоры, растут еще особенные "деревья", среди которых конкретно говорится о двух. Первое - это растущее посреди рая "древо жизни", т.е. бессмертия /2,9/. Первый человек в раю вкушает плоды от древа бессмертия и поэтому остается физически бессмертным. Св. отцы полагают, что речь идет о неком райском "канале" непосредственного богообщения и сравнивают плоды этого дерева с Причастием. Т.е. человек бессмертен не сам по себе, а в силу причастности Богу, о чем косвенно говорит и имя первого человека - Адам, "красная земля". Земля, прах - это образы материальной, временной, склонной к распаду основы. У древних часто красный цвет, охра, употребляется в захоронении как символ крови загробной жизни, крови бессмертия. Возможно, поэтому, Адам - это одухотворенная материя, обессмерченный прах. Кроме этого, Господь произрастил в раю "древо познания добра и зла" / оригинальный смысл: "познания всего на свете"/. Единственный запрет в раю касается именно плодов этого таинственного дерева: "от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь." /2, 16-17/. Часто говорят о том, что Бог просто решил испытать человека, но мы видим, что заповедь звучит не как прихоть Творца, а как заботливое предупреждение: не ешь, а то умрешь / "ты не знаешь почему это так, ты не знаешь, что такое смерть, но поверь Мне - это древо опасно"; именно так: заповеди предполагают сыновнее доверие Адама Богу/. Примечательно, что запрет на вкушение с этого дерева дан сразу после заповеди "возделывать сад", что как раз и означало взращивать, приумножать, расширять сферу познания. Значит, не познание как таковое запрещает Господь (часто об этом говорят атеисты), а предупреждает о смертельно опасном для человека способе познания. В оригинале "познание добра и зла" звучит как "познание всего на свете" - т.е. всего без разбора, без критерия, без Бога. Наличие подобного дерева в раю прежде всего связано с проблемой свободной воли. Свободная воля отличает человека от всех остальных тварей и, собственно, делает его человеком, а не камнем, не животным и не машиной. "Бог почтил человека, даруя ему свободу, - говорит свт. Григорий Богослов, - чтобы добро принадлежало лично тому, кто его выбирает, не меньше, чем тому, который положил начало добра в природе". Этот богоподобный дар в то же время опасен для человека и таит возможность не только величия, но и падения. В связи с этим добро и зло Библия понимает не как условно-социальные и, с другой стороны, не как абсолютные категории, а как действия человека относительно аксиоматически благой воли Творца: добро есть движение человеческой воли по направлению к Богу, зло есть противопоставление воли человеческой воле Бога, что тоже возможно! Т.о. Всесильный Бог ограничивает сферу приложения собственной воли, чтобы дать возможность действовать Своему возлюбленному творению. Православное богословие подчеркивает, что вселенная строится правильно только при согласии воли человеческой с волей Божией /"синергия" - по св. Иоанну Кассиану/. Человек не был "запрограммирован" на злое, но Бог, безусловно, предвидел возможность того, что человек выберет путь зла и погибели. Бог не относится к нам, как подопытным существам, ведь Он в итоге Себя отдал за наше спасение! Но принципа свободной воли Он не отменяет, ибо человек призван выбирать Божие не по приказу и не из-за животного страха, а в доверии ума и сердца. И потому наличие древа запрещенного познания есть прежде всего напоминание об этой свободе и о необходимости совершать правильный выбор... Последняя заповедь в раю связана с темой брачной любви. "Сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему...И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и когда он уснул, взял одно из ребер его...и создал...из ребра...жену, и привел ее к человеку (создание из ребра - символ родства: "кость от костей моих") И сказал человек: вот, это...плоть от плоти моей, она будет называться женою, ибо взята от мужа (игра слов: по евр. муж - "иш", жена - "иша") . Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут двое в едину плоть" /2, 21-24/. Не правы те учебники, где заповедью брака названы слова "плодитесь и размножайтесь" /1,28/ и смыслом его объявляется "рождение и христианское воспитание детей". В таком случае и у кроликов был бы брак, и у тараканов,- ведь и им сказаны те же слова. Основной библейский смысл брака - это единство двоих в единое целое пред лицом Творца, т.е. это "союз троих": мужчины, женщины и благословляющего их Бога. Вновь мы видим множеств. число: "сотворим". Брачное единство вдохновлено Св. Троицей, и отцы Церкви часто усматривают в брачном единстве двух "ипостасей" человеческой "сущности" еще один аспект образа Божия. Дети же должны восприниматься не как смысл брака, а как желанный плод любви. В рассказе о "вычленении" женщины из плоти Адама и в то же время о необходимости брачного соединения с ней ("прилепится к жене") содержится своеобразная полемика с древним мифом о совершенном первочеловеке - "андрогине", - после грехопадения разделившемся на два пола, которые мучительно ищут друг друга. Сия весьма популярная ныне идея провозглашает определенную половую принадлежность признаком несовершенства, а идеалом - дву- или бес- полость. А в Библии, несмотря на то, что каждый человек равен пред Богом как Его творение, и женщина по достоинству не ниже мужчины, она создана "второй по счету", она другая, и в связи с этим каждый пол имеет свою функциональную особенность. Это легко осознать, если еще раз приглядеться к заповеди "хранить и возделывать". В самом деле, женщина во всех смыслах "хранительница": в семье она хранительница очага, в браке она хранительница зачатого ребенка, в вере она сердечная хранительница благодати Божией. Мужчина, напротив, скорее "возделыватель": в семье он добытчик и воин, в браке он оплодотворяет, в вере и в науке он часто дерзновенный искатель. Христианство настаивает на половой разделенности как на Божьем даре, который при правильном устроении жизни помогает уподобить человеческие взаимоотношения любви и единения взаимоотношениям Лиц Св. Троицы.
2.3. Грехопадение
3 гл. кн. Бытия целиком посвящена грехопадению и его последствиям. Мифологический /в значении "священно-символический"/ язык древнего сказания не всегда понятен современнику. Часто говорят о невесть откуда взявшемся яблоке, которое съела жена - а она "вкусила плод"; приходится также слышать о том, что первородный грех состоял в первом половом сожительстве, что-де запрещено Богом, и т.д. Западные средневековые сказки и ереси в отношении 1-3 гл. кн. Бытия перекочевали в обличительные книжки атеистов XIX в. и современных шутников, которые высмеивают то, чего в Библии нет и в помине. Но в Библии присутствует иносказательное описание величайшей драмы, произошедшей с человеком на заре его исторического существования. В раю неожиданно появляется змей. Образ этот означает сразу две мысли: во-первых, зло уже существовало, до и вне человека; во-вторых, носитель этого зла, сатана, пред Богом всего лишь творение, хитрая гадина. Примечательно, что во всём повествовании о творении мира и грехопадении человека не сказано прямо ни о диаволе, ни об изначальном отпадении части ангелов, им увлеченных во тьму. В 1 гл. говорится о бездне, в 3 гл. - о змее. По мысли Бытописателя, основные библейские события и проблемы спасения лежат только на оси "Бог - человек". Появление змея в райском саду есть отзвук того обстоятельства, что за границами рая - еще не преображенная, "безвидная" земля, вселенная, а за ее границами - всё та же тьма небытия. Змей - это "партизан" бездны в раю. Подползая к жене, он не может проникнуть в ее душу и потому силится обратить на себя внимание: "подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?" /3, 1/ Здесь характерен призыв усомниться в истинности Бога (подлинно ли?) и в Его благости (не дает вкушать). Поистине, змей искушает жену логикой! Она отвечает ему, припоминая слышанную от Адама заповедь, что только плодов того дерева человекам нельзя вкушать, чтобы им не умереть. Но змею, который и так всё это знает, на самом деле важно то, что жена сумела его расслышать и беседует с ним. В следующей фразе он уже полностью являет себя духом клеветы на Бога: "нет, не умрете; но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их /плоды/, откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло /т.е. всё на свете/" /3, 4-5/. Падение жены произошло уже в тот момент, когда она не возразила на эти слова. Некая тварь Божия опровергает Бога и продолжает спокойно существовать, значит, так можно жить! Она начинает по-новому смотреть на Бога, Он неискренен, Он что-то скрывает. Но и на окружающий мир тоже, оказывается, можно посмотреть с иной, не Божией точки зрения, и не умереть. И она по-иному смотрит на страшное дерево: оно "хорошо для пищи, приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание" /3, 6/. Это те самые три составляющие первородного греха, которые св. ап. Иоанн Богослов назовёт "похотью плоти, похоть очей и гордостью" /1 Ин. 2, 16/, а отцы-аскеты сластолюбием, сребролюбием и славолюбием. Что же обещает змей человеку? - "будете как боги". Но разве не то же самую задачу поставил человеку Бог? "Я сказал: вы - боги" /Пс 82, 6/, - восклицает от имени Творца Псалмопевец. А в НЗ Господь говорит еще определеннее: "будьте совершенны, как Отец ваш небесный совершенен" /Мф. 5, 4/, - это и есть то самое "уподобление" Богу. Св. Ириней Лионский, св. Афанасий Александрийский, развивая эту мысль, дерзновенно говорят о Христе: "Бог стал Человеком, чтобы человек стал богом". Но диавольская подтасовка заключена в слове "как" - "как боги". Бог призывает человека стать "богом у Бога", сыном Божиим, Его причастником. А змей соблазняет возможностью быть "богом без Бога", самому себе богом, ведь человек имеет потенциальное могущество. Т.о., вкушение плода от древа познания добра и зла, приведшее человека к духовной катастрофе, означает познание мира вне Бога и устроение своей жизни в нем без Бога. Духовная тенденция, при которой человек стремится поставить себя в центре вселенной и подчинить себе все ее духовные и материальные силы, в богословии называется магизмом. И эта тенденция во всей дальнейшей истории противостоит тенденции религиозной, в которой человек, поставив Бога в центре своей жизни и жертвенно служа ему, стремится восстановить утерянную близость (термин "ре-лиг-ия" можно трактовать как "вос-соединение", возобновление единства). Жена "взяла плодов его, и ела; и дала также мужу своему, и он ел. И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и ... сделали себе опоясания" /3, 6-7/ А до того "были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились" /2, 25/. Адам вкушает то же, что и жена, ведь любовь еще не нарушена, они - как неразделенные сиамские близнецы. Итак, думали, что боги, но узнали, что наги. "Нагота" имеет весьма специфический смысл. Это ощущение собственной малости, ничтожества, незащищенности: всего лишь червь, всего лишь прах, всего лишь песчинка на окраине миров. Узнать о своей наготе - значит потерять ощущение благодати. До падения человек не знает об этой наготе и не боится, не знает о грехе и не стыдится, а падшему человеку состояния стыда и безблагодатности знакомы. Сделать себе "опоясания" - жалкая попытка прикрыть "наготу", компенсировать духовную потерю. Об этом же сказано и в /3, 8/: "И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня /близость Господа для автора, жившего в знойном климате Палестины, описана как желанная прохлада/; и скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая". Это могли быть "древо науки", "древо искусства" и т.п.; так выражена попытка заглушить всё нарастающую душевную тревогу. "И воззвал Господь Бог к Адаму, и сказал ему: Адам, где ты?". Вот удивительно, не человек Бога, а Бог взыскует человека! Змей действует нагло, обманывает, соблазняет, парализует волю тот, кто обещает свободу и не отступает, пока не добивается своего. Творец, подарив человеку жизнь и мир, дав заповеди и предупредив об опасности, требует доверительных отношений и не управляет каждым шагом человека, и когда последний совершает ошибку, не корит, не угрожает, а отечески спрашивает: где ты, куда уходишь, подумай, что ты теряешь. "Он сказал: голос Твой я услышал в раю, и убоялся /голос Божий был мелодией блаженства, а сейчас он источник страха - вот откуда появляется в древних религиях специфический ужас перед многорукими божествами/, потому что я наг /ложное раскаяние, разве этого надо было бояться, стыдиться/, и скрылся. И сказал Бог: кто сказал тебе, что ты наг? Не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?". Прямой вопрос требует прямого ответа. Если бы Адам сказал: да, это так, прости меня, то история пошла бы менее драматично. Но первый человек греховный путь прошел до конца. "Адам сказал: жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел". Ему, как говорит в одной из своих проповедей преп. Симеон Новый Богослов, следовало так ответить своему Создателю: "Ей, Владыко, истинно согрешил я, преступив твою заповедь... Помилуй мя, Боже, и прости".Адам внешне говорит правду, но на самом деле он вместо раскаяния отвечает неблагодарностью и двойным обвинением: жены, которая его совратила - так рушится брачное единство, Бога, который ее даровал - так Адам впервые доходит до сатанизма. Жена на аналогичный Божий вопрос ссылается на змея: "змей обольстил меня, и я ела". /3, 9-14/. "О нечувствие окамененное! И ты, Ева, после того, как согласилась беседовать со змием, предпочла ... заповеди Господа совет его и почла его (змия) более истинным, чем заповедь Божия!..." - горестно восклицает преп. Симеон. Из последней сцены мы видим, что в грехопадении виноваты и Адам, и жена его, (Адам в итоге повел себя гораздо хуже), и когда говорится, что грех вошел в нас через жену, подразумевается не особая ее вина, а механизм проникновения первородной испорченности. Ввиду того, что в идеале "Адам и жена его" - это и есть полноценный человек /имя Ева появляется уже после грехопадения и означает начало разобщенности/, некоторые комментаторы аллегорически толкуют Адама как ум и Еву как сердце человека; т.о. первородный грех сначала поразил чувствительную сторону души, а затем уже разумную /"вне Бога разум становится подобным животному и бесам" - свт. Григорий Палама/. Вообще говоря, в Библии и христианстве Адам - это не только первый человек или первое человечество. Слово Адам также означает "человек вообще", "генотип человека". Западно-христианской формулировке - "все грешат из-за вины Адама" - св. ап. Павел противопоставляет "генетический" взгляд: " в нем /в Адаме/ все согрешили"/Рим. 5, 12/. Т.е. мы грешим "в Адаме", "вместе с Адамом", "как Адам". Мы все - это первый, или ветхий Адам. Понятие первородного греха описывает всеобщую испорченность человеческого рода, падшесть его, потенциальную греховность; отцы Церкви называют это "удобопреклонностью ко греху". (Но сия удобопреклонность не означает фатальной неизбежности совершения греха.) Дальнейшее повествование 3гл. касается проклятия змея, осуждения людей и изгнания их из рая. Но то, что называется изгнанием, является результатом уже осуществившейся по вине человека потери рая в смысле духовном. Непослушание, нераскаянность и богоотвержение после грехопадения привели к тому, что прежняя жизнь с Богом была уничтожена. Падший человек не может быть в раю по определению, а не из-за гнева Божия. В /3, 14-15/ звучит Божественное проклятие змея-диавола перед всем светом. Он будет ползать на чреве своем (зло пресмыкается, затрагивает низменные страсти) и всегда питаться прахом (Адам - это одухотворенный "прах", но пища диавола - полностью бездуховные, внутренне мертвые люди). Некоторые отцы Церкви по избытку любви высказывали мнение о возможности спастись даже бесам, но по-видимому Люцифер, соблазнив человека, не только перенес грехопадение на другой уровень, не только значительно углубил искажение чудесного Божественного замысла, но и сам себя отлучил от зыбкой возможности спасения, т.е. оказался действительно проклят. И далее: "вражду положу между тобою и между женою, ... между семенем твоим и ...семенем ее; оно /в оригинале - "Он"/ будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту". Действительно, отныне одной из главных задач духовной жизни станет борьба человека /семя жены/ со всевозможными проявлениями зла /семя змея/ - борьба на смерть. Пророки и праведники всех времен будут пытаться уничтожить зло /поразить змея в главу/, но диавол будет успешно находить их слабые места /ср. с "ахиллесовой пятой"/. Главной "пятой" окажется, конечно, смертность и беззащитность праведника, и зло будет часто торжествовать. Но однажды явится Тот, Кто уничтожит корень зла /на славянском это звучит конкретно: "семя жены сотрет главу змия"/. Подобное сообщение прежде всего отражает древнейшую надежду человечества на спасение от власти зла и греха. Но в столь очевидных образах /"Он", "семя жены", "поразит в главу"/ Церковь не могла не усмотреть первого в библейской истории пророчества об Иисусе Христе. Поразительно: еще до того, как Бог определяет наказание Адаму и Еве за совершенное в раю, Он уже произносит Свое первое Евангелие, содержащее обещание непременного спасения! А ведь для Бога это означает отдание Сына на крест. Далее Бог определяет человеку наказания, которые в то же время можно назвать последствиями первородного греха /см. 3, 16-21/: беременность жены отныне скорбна и роды болезненны в браке неравенство: муж будет господствовать над женой в любовь вошла нечистота, похоть земля /природа/ отныне "проклята" за человека, больна, враждебна ему (св. ап. Павел говорит, что всё творение совокупно мучается из-за человека/.../); "кожаные одежды", данные Богом /3, 21/, могут говорить либо о неком иммунитете либо об огрубении человека в связи с изменившимся климатом Труд из благодатной задачи становится мучительной необходимостью для добычи пропитания. Самым страшным последствием первородного греха становится смерть. Она описана вначале просто как причина жизненной бессмыслицы: человек в поте лица добывает хлеб, произрастающий из земли, для того, чтобы сей хлеб, становясь частью самого стареющего человека, возвратил его в ту землю, из которой он был /материально/ образован: "земля еси, и в землю отыдеши" (свт. Иоанн Дамаскин, из последования панихиды). Но стихи /3, 22-24/ глубже объясняют эту тему: "И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас...и теперь как бы не простер он руки своей и не взял также от древа жизни ...и не стал жить вечно. И выслал его Господь Бог из сада Едемского... и поставил... Херувима и пламенный меч /вращающийся/, чтобы охранять путь к дереву жизни". Итак, после грехопадения физическое бессмертие стало невозможным. Но и это, оказывается, не прихоть Творца (атеистические комментаторы любили здесь порассуждать о зависти Бога). Смерть не только трагична. Если бы человек, выбравший однажды зло, остался бессмертен, то это, особенно из-за слабости человека перед активным напором и обманом диавола, неминуемо привело бы к возникновению тотально осатанелого мира, где люди бы безвыходно и бесконечно страдали, т.е. к победе бездны над Божиим творением. Смерть становится тем естественным пределом, который ограничивает во времени любое злое явление, отныне уже не всевластное, а для самого человека означает важнейший жизненный рубеж. Смерть физическая не означает конец бытия, но является символом и предупреждением о "второй смерти" - духовной. Если первая смерть есть временное разделение души и тела, то вторая означает вечную разлуку души и Бога. Смерть оказывается последним аргументом в пользу веры и покаяния. Воистину, "благодетельно установлена смерть" (свт. Иоанн Златоуст). Грехи, болезни, страдания - всё это последствия смертности. Отцы Церкви говорят, что после грехопадения изменилась сама природа человека. В частности, действия разума, воли и чувств, а также тела и души между собой потеряли былое гармоническое единство. В связи с этим аскетика говорит о возникновении душевных и телесных страстей - глубинных болезненных комплексов.
Тема 3. От Адама до Авраама
3 гл. кн. Бытия целиком посвящена грехопадению и его последствиям. Мифологический /в значении "священно-символический"/ язык древнего сказания не всегда понятен современнику. Часто говорят о невесть откуда взявшемся яблоке, которое съела жена - а она "вкусила плод"; приходится также слышать о том, что первородный грех состоял в первом половом сожительстве, что-де запрещено Богом, и т.д. Западные средневековые сказки и ереси в отношении 1-3 гл. кн. Бытия перекочевали в обличительные книжки атеистов XIX в. и современных шутников, которые высмеивают то, чего в Библии нет и в помине. Но в Библии присутствует иносказательное описание величайшей драмы, произошедшей с человеком на заре его исторического существования. В раю неожиданно появляется змей. Образ этот означает сразу две мысли: во-первых, зло уже существовало, до и вне человека; во-вторых, носитель этого зла, сатана, пред Богом всего лишь творение, хитрая гадина. Примечательно, что во всём повествовании о творении мира и грехопадении человека не сказано прямо ни о диаволе, ни об изначальном отпадении части ангелов, им увлеченных во тьму. В 1 гл. говорится о бездне, в 3 гл. - о змее. По мысли Бытописателя, основные библейские события и проблемы спасения лежат только на оси "Бог - человек". Появление змея в райском саду есть отзвук того обстоятельства, что за границами рая - еще не преображенная, "безвидная" земля, вселенная, а за ее границами - всё та же тьма небытия. Змей - это "партизан" бездны в раю. Подползая к жене, он не может проникнуть в ее душу и потому силится обратить на себя внимание: "подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?" /3, 1/ Здесь характерен призыв усомниться в истинности Бога (подлинно ли?) и в Его благости (не дает вкушать). Поистине, змей искушает жену логикой! Она отвечает ему, припоминая слышанную от Адама заповедь, что только плодов того дерева человекам нельзя вкушать, чтобы им не умереть. Но змею, который и так всё это знает, на самом деле важно то, что жена сумела его расслышать и беседует с ним. В следующей фразе он уже полностью являет себя духом клеветы на Бога: "нет, не умрете; но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их /плоды/, откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло /т.е. всё на свете/" /3, 4-5/. Падение жены произошло уже в тот момент, когда она не возразила на эти слова. Некая тварь Божия опровергает Бога и продолжает спокойно существовать, значит, так можно жить! Она начинает по-новому смотреть на Бога, Он неискренен, Он что-то скрывает. Но и на окружающий мир тоже, оказывается, можно посмотреть с иной, не Божией точки зрения, и не умереть. И она по-иному смотрит на страшное дерево: оно "хорошо для пищи, приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание" /3, 6/. Это те самые три составляющие первородного греха, которые св. ап. Иоанн Богослов назовёт "похотью плоти, похоть очей и гордостью" /1 Ин. 2, 16/, а отцы-аскеты сластолюбием, сребролюбием и славолюбием. Что же обещает змей человеку? - "будете как боги". Но разве не то же самую задачу поставил человеку Бог? "Я сказал: вы - боги" /Пс 82, 6/, - восклицает от имени Творца Псалмопевец. А в НЗ Господь говорит еще определеннее: "будьте совершенны, как Отец ваш небесный совершенен" /Мф. 5, 4/, - это и есть то самое "уподобление" Богу. Св. Ириней Лионский, св. Афанасий Александрийский, развивая эту мысль, дерзновенно говорят о Христе: "Бог стал Человеком, чтобы человек стал богом". Но диавольская подтасовка заключена в слове "как" - "как боги". Бог призывает человека стать "богом у Бога", сыном Божиим, Его причастником. А змей соблазняет возможностью быть "богом без Бога", самому себе богом, ведь человек имеет потенциальное могущество. Т.о., вкушение плода от древа познания добра и зла, приведшее человека к духовной катастрофе, означает познание мира вне Бога и устроение своей жизни в нем без Бога. Духовная тенденция, при которой человек стремится поставить себя в центре вселенной и подчинить себе все ее духовные и материальные силы, в богословии называется магизмом. И эта тенденция во всей дальнейшей истории противостоит тенденции религиозной, в которой человек, поставив Бога в центре своей жизни и жертвенно служа ему, стремится восстановить утерянную близость (термин "ре-лиг-ия" можно трактовать как "вос-соединение", возобновление единства). Жена "взяла плодов его, и ела; и дала также мужу своему, и он ел. И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и ... сделали себе опоясания" /3, 6-7/ А до того "были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились" /2, 25/. Адам вкушает то же, что и жена, ведь любовь еще не нарушена, они - как неразделенные сиамские близнецы. Итак, думали, что боги, но узнали, что наги. "Нагота" имеет весьма специфический смысл. Это ощущение собственной малости, ничтожества, незащищенности: всего лишь червь, всего лишь прах, всего лишь песчинка на окраине миров. Узнать о своей наготе - значит потерять ощущение благодати. До падения человек не знает об этой наготе и не боится, не знает о грехе и не стыдится, а падшему человеку состояния стыда и безблагодатности знакомы. Сделать себе "опоясания" - жалкая попытка прикрыть "наготу", компенсировать духовную потерю. Об этом же сказано и в /3, 8/: "И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня /близость Господа для автора, жившего в знойном климате Палестины, описана как желанная прохлада/; и скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая". Это могли быть "древо науки", "древо искусства" и т.п.; так выражена попытка заглушить всё нарастающую душевную тревогу. "И воззвал Господь Бог к Адаму, и сказал ему: Адам, где ты?". Вот удивительно, не человек Бога, а Бог взыскует человека! Змей действует нагло, обманывает, соблазняет, парализует волю тот, кто обещает свободу и не отступает, пока не добивается своего. Творец, подарив человеку жизнь и мир, дав заповеди и предупредив об опасности, требует доверительных отношений и не управляет каждым шагом человека, и когда последний совершает ошибку, не корит, не угрожает, а отечески спрашивает: где ты, куда уходишь, подумай, что ты теряешь. "Он сказал: голос Твой я услышал в раю, и убоялся /голос Божий был мелодией блаженства, а сейчас он источник страха - вот откуда появляется в древних религиях специфический ужас перед многорукими божествами/, потому что я наг /ложное раскаяние, разве этого надо было бояться, стыдиться/, и скрылся. И сказал Бог: кто сказал тебе, что ты наг? Не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?". Прямой вопрос требует прямого ответа. Если бы Адам сказал: да, это так, прости меня, то история пошла бы менее драматично. Но первый человек греховный путь прошел до конца. "Адам сказал: жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел". Ему, как говорит в одной из своих проповедей преп. Симеон Новый Богослов, следовало так ответить своему Создателю: "Ей, Владыко, истинно согрешил я, преступив твою заповедь... Помилуй мя, Боже, и прости".Адам внешне говорит правду, но на самом деле он вместо раскаяния отвечает неблагодарностью и двойным обвинением: жены, которая его совратила - так рушится брачное единство, Бога, который ее даровал - так Адам впервые доходит до сатанизма. Жена на аналогичный Божий вопрос ссылается на змея: "змей обольстил меня, и я ела". /3, 9-14/. "О нечувствие окамененное! И ты, Ева, после того, как согласилась беседовать со змием, предпочла ... заповеди Господа совет его и почла его (змия) более истинным, чем заповедь Божия!..." - горестно восклицает преп. Симеон. Из последней сцены мы видим, что в грехопадении виноваты и Адам, и жена его, (Адам в итоге повел себя гораздо хуже), и когда говорится, что грех вошел в нас через жену, подразумевается не особая ее вина, а механизм проникновения первородной испорченности. Ввиду того, что в идеале "Адам и жена его" - это и есть полноценный человек /имя Ева появляется уже после грехопадения и означает начало разобщенности/, некоторые комментаторы аллегорически толкуют Адама как ум и Еву как сердце человека; т.о. первородный грех сначала поразил чувствительную сторону души, а затем уже разумную /"вне Бога разум становится подобным животному и бесам" - свт. Григорий Палама/. Вообще говоря, в Библии и христианстве Адам - это не только первый человек или первое человечество. Слово Адам также означает "человек вообще", "генотип человека". Западно-христианской формулировке - "все грешат из-за вины Адама" - св. ап. Павел противопоставляет "генетический" взгляд: " в нем /в Адаме/ все согрешили"/Рим. 5, 12/. Т.е. мы грешим "в Адаме", "вместе с Адамом", "как Адам". Мы все - это первый, или ветхий Адам. Понятие первородного греха описывает всеобщую испорченность человеческого рода, падшесть его, потенциальную греховность; отцы Церкви называют это "удобопреклонностью ко греху". (Но сия удобопреклонность не означает фатальной неизбежности совершения греха.) Дальнейшее повествование 3гл. касается проклятия змея, осуждения людей и изгнания их из рая. Но то, что называется изгнанием, является результатом уже осуществившейся по вине человека потери рая в смысле духовном. Непослушание, нераскаянность и богоотвержение после грехопадения привели к тому, что прежняя жизнь с Богом была уничтожена. Падший человек не может быть в раю по определению, а не из-за гнева Божия. В /3, 14-15/ звучит Божественное проклятие змея-диавола перед всем светом. Он будет ползать на чреве своем (зло пресмыкается, затрагивает низменные страсти) и всегда питаться прахом (Адам - это одухотворенный "прах", но пища диавола - полностью бездуховные, внутренне мертвые люди). Некоторые отцы Церкви по избытку любви высказывали мнение о возможности спастись даже бесам, но по-видимому Люцифер, соблазнив человека, не только перенес грехопадение на другой уровень, не только значительно углубил искажение чудесного Божественного замысла, но и сам себя отлучил от зыбкой возможности спасения, т.е. оказался действительно проклят. И далее: "вражду положу между тобою и между женою, ... между семенем твоим и ...семенем ее; оно /в оригинале - "Он"/ будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту". Действительно, отныне одной из главных задач духовной жизни станет борьба человека /семя жены/ со всевозможными проявлениями зла /семя змея/ - борьба на смерть. Пророки и праведники всех времен будут пытаться уничтожить зло /поразить змея в главу/, но диавол будет успешно находить их слабые места /ср. с "ахиллесовой пятой"/. Главной "пятой" окажется, конечно, смертность и беззащитность праведника, и зло будет часто торжествовать. Но однажды явится Тот, Кто уничтожит корень зла /на славянском это звучит конкретно: "семя жены сотрет главу змия"/. Подобное сообщение прежде всего отражает древнейшую надежду человечества на спасение от власти зла и греха. Но в столь очевидных образах /"Он", "семя жены", "поразит в главу"/ Церковь не могла не усмотреть первого в библейской истории пророчества об Иисусе Христе. Поразительно: еще до того, как Бог определяет наказание Адаму и Еве за совершенное в раю, Он уже произносит Свое первое Евангелие, содержащее обещание непременного спасения! А ведь для Бога это означает отдание Сына на крест. Далее Бог определяет человеку наказания, которые в то же время можно назвать последствиями первородного греха /см. 3, 16-21/: беременность жены отныне скорбна и роды болезненны в браке неравенство: муж будет господствовать над женой в любовь вошла нечистота, похоть земля /природа/ отныне "проклята" за человека, больна, враждебна ему (св. ап. Павел говорит, что всё творение совокупно мучается из-за человека/.../); "кожаные одежды", данные Богом /3, 21/, могут говорить либо о неком иммунитете либо об огрубении человека в связи с изменившимся климатом Труд из благодатной задачи становится мучительной необходимостью для добычи пропитания. Самым страшным последствием первородного греха становится смерть. Она описана вначале просто как причина жизненной бессмыслицы: человек в поте лица добывает хлеб, произрастающий из земли, для того, чтобы сей хлеб, становясь частью самого стареющего человека, возвратил его в ту землю, из которой он был /материально/ образован: "земля еси, и в землю отыдеши" (свт. Иоанн Дамаскин, из последования панихиды). Но стихи /3, 22-24/ глубже объясняют эту тему: "И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас...и теперь как бы не простер он руки своей и не взял также от древа жизни ...и не стал жить вечно. И выслал его Господь Бог из сада Едемского... и поставил... Херувима и пламенный меч /вращающийся/, чтобы охранять путь к дереву жизни". Итак, после грехопадения физическое бессмертие стало невозможным. Но и это, оказывается, не прихоть Творца (атеистические комментаторы любили здесь порассуждать о зависти Бога). Смерть не только трагична. Если бы человек, выбравший однажды зло, остался бессмертен, то это, особенно из-за слабости человека перед активным напором и обманом диавола, неминуемо привело бы к возникновению тотально осатанелого мира, где люди бы безвыходно и бесконечно страдали, т.е. к победе бездны над Божиим творением. Смерть становится тем естественным пределом, который ограничивает во времени любое злое явление, отныне уже не всевластное, а для самого человека означает важнейший жизненный рубеж. Смерть физическая не означает конец бытия, но является символом и предупреждением о "второй смерти" - духовной. Если первая смерть есть временное разделение души и тела, то вторая означает вечную разлуку души и Бога. Смерть оказывается последним аргументом в пользу веры и покаяния. Воистину, "благодетельно установлена смерть" (свт. Иоанн Златоуст). Грехи, болезни, страдания - всё это последствия смертности. Отцы Церкви говорят, что после грехопадения изменилась сама природа человека. В частности, действия разума, воли и чувств, а также тела и души между собой потеряли былое гармоническое единство. В связи с этим аскетика говорит о возникновении душевных и телесных страстей - глубинных болезненных комплексов.
3.1. "Допотопное" человечество
С 4-ой гл. кн. Бытия начинается история падшего человечества, которая вплоть до появления Авраама написана довольно схематично, и в ней не стоит искать биологических и этнографических подробностей, однако каждая доисторическая сцена имеет глубокий духовно-нравственный смысл и непреходящее значение. "Адам познал Еву... и она зачала, и родила Каина, и сказала: приобрела я человека от Господа." /4,1/. В последних словах слышится изумление перед тайной появления нового человека из чрева матери. Брачное половое соединение здесь и во многих случаях названо "познанием": истинно познать кого-либо означает соединиться с ним в любви. Факт рождения детей только после изгнания из рая по-разному комментировалось Отцами, но наиболее последовательной является мысль о том, что во-первых, в раю прародители были еще очень юными, несовершенными - а значит, и рай длился по историческим меркам недолго, и, во-вторых, рождение детей стало истинным утешением и как земная радость, и как залог пусть не личного, но родового бессмертия. Однако первородный грех, как ядовитая жидкость, в новых поколениях являет себя всё страшнее - Каин убивает родного брата /см. 4, 2-16/: "Был Авель пастырь овец, а Каин был земледелец...Каин принес от плодов земли дар Господу. И Авель также принес от первородных стада своего /у первых людей появляется религия - попытка вернуть утраченную связь с Богом, и до Христова пришествия огромную роль в ней играет институт жертвоприношений; жертва, животная или растительная, имеет заместительное значение: она становится посредником, знаком молитвы, раскаяния в грехах и благодарения. Человек, греша, ведет себя как бездуховное животное - и это животное в себе он символически убивает/...И призрел Господь на Авеля и на дар его; а на Каина и на дар его не призрел /Бог не принимает внешний дар от темной, нераскаянной души/...И сказал Господь Бог Каину /люди еще могут расслышать глас Божий/: отчего поникло лицо твое? Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей /это у сердца человеческого "двери", в которые уже в НЗ стучится сам Господь/ грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним /первородный грех не всевластен, с ним можно бороться/." Но Каин совершенно не внимает предупреждению и хладнокровно убивает брата; с другой стороны это означает, что всякое убийство человека человеком Библия в сути своей считает братоубийством. На вопрошание "Где Авель, брат твой?", которым Господь дает Каину последнюю возможность спастись, последний отвечает дерзко и с духовной точки зрения самоубийственно: "не знаю, разве я сторож брату своему". Прямая ложь Господу - это признак осатанелости, охватившей Каина. "И сказал Господь: что ты сделал? Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли /пролитая на землю кровь обязательно даст "всходы"; в ВЗ подмечено, что кровь невинно убиенного принесет беду злодеям, в НЗ интонация стала иной: на мученической крови стоит и побеждает Церковь/. И ныне проклят ты... будешь изгнанником и скитальцем на земле". И если Авель открывает собою длинный список страдальцев за веру, то Каин становится архетипом безбожного, бездуховного человека, оставленного Богом или, скорее, оставившего Его, того самого "праха", которым питается "семя змея". "Вот, Ты теперь сгоняешь меня с лица земли, и от лица Твоего я скроюсь... и всякий, кто встретится со мною, убьет меня /Каин воспринимал благодать как магическую защиту, и теряя ее, не о Боге тоскует, а о своей "шкуре"/ И сказал ему Господь: всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро. И сделал Господь Бог Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его. И пошел Каин от лица Господня". Последнее сообщение звучит на первый взгляд странно, но его смысл раскрывается в двух аспектах. Если в Каине видеть просто грешного человека, то речь может идти о том, что нераскаянный грех /некоторые связывают слова "Каин" и "раскаянье"/ не приводит немедленно к возмездию и гибели, что Господь отводит достаточное время для исправления; в общем случае это так и есть. Но Каин не просто грешник, он отмечен специальным "знамением" /4, 15/, "печатью" атеизма и человеконенавистничества (такую печать, к примеру, большевики 20-30-х годов нашего века). Каина и его потомков, духовных "каинитов", Господь запрещает убивать, ибо их самих собственными их способами победить невозможно; они, забыв о небесном, достигли могущества в приспособлении к земному, и в случае чего на месте одной отрубленной головы явится семь куда более злейших. Вдали от Господа Каин отмеряет "свою" территорию и строит город /в оригинале - "ограждение"/см. 4, 17-24/. Среди потомков Каина родоначальники разных сфер жизни: скотоводства (Иавал), металлургии (Тувалкаин), искусства (Иувал). И хотя впоследствии цивилизация не объявлена в Библии абсолютным злом, всё-таки характерно, что она создается именно потомками Каина, создается как попытка компенсировать потерю изначальной благодати Божией. В списке древних профессий упоминается без объяснений "сестра Тувалкаина Ноема" /4, 22/ - возможно, это намек на проституцию, которая, кстати, носила вначале ритуальный характер. Печать Каинова греха особенно отразилась на его ближайшем потомке Ламехе. Он не только женился сразу на двоих, но горделиво воспевает жестокую месть и братоубийственную войну: "Ада и Цилла! Послушайте голоса моего...: я убил мужа в язву мне /т.е. за легкое ранение/ и отрока в рану мне /не щадит и ребенка/. Если за Каина отмстится всемеро, то за Ламеха в семьдесят раз всемеро." /4, 23-24/ . Ламеху не нужен Вседержитель - он дышит собственным злобным могуществом. Для контраста далее описан род третьего сына Адама, Сифа. Потомки Сифа живут /5 гл./ от 700 лет почти до тысячи. Больше всех прожил Мафусаил: 969 лет /"мафусаилов век"/. Насчет этой продолжительности высказано несколько гипотез: до всемирного потопа, в глубокой древности, на Земле жили совсем другие люди, была другая природа, воздух и т.д. /археологически не подтверждено/ это цифры не солнечного, а лунного календаря цифры условные, символически означающие, что сей человек был праведник, оттого и жил долго в указанных числах зашифрованы таинственные значения имен праведников. Это действительно праведный род, хранящий воспоминание о Боге. Про одного из них, Еноха, сказано, что он "ходил пред Богом" /5, 24/. Наше выражение "ходить под Богом" ставит человека в положение раба у всесильного господина, а библейским "ходить пред Богом" /в других местах еще: "пред Ним лицом к лицу"/ передается неизменное памятование о благом и правосудном Творце, определяющее каждый вздох праведника.
3.2. Выбор между религией и обожествлением человека
Повествование кн. Бытия в 6-10 гл. задерживается на событиях, связанных с жизнью знаменитого праведника древности Ноя, главнейшее из которых - "всемирный потоп". Ученые спорят о том, о какой именно катастрофе может идти речь. Существует множество древнейших преданий о потопе и о Ное (Ной вообще фигура "общечеловеческая"), причем замечено: чем дальше жил тот или иной народ от Средиземноморья, тем меньше масштаб беды; к примеру, у индейцев помнят лишь о сильных дождях. Не исключено, что катастрофа была не глобальной, но Бытописатель описывает ее как всемирную, ведь его "мир" ограничен. Однако в Библии древнее наводнение рассматривается именно с духовной точки зрения; автору раскрыта его истинная причина /см. 6, 1-13/: "Когда люди начали умножаться на земле, и родились у них дочери; тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены... И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками... В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди. И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что... все помышления сердца их были зло во всякое время. И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем. И сказал... истреблю с лица земли человеков... скотов, и гадов и птиц небесных истреблю... земля растлилась пред лицем Божиим, и наполнилась... злодеяниями". В Библии, как мы уже заметили, образ брачного совокупления весьма метафоричен. Существует по меньшей мере два толкования таинственного соединения в /6, 2/. Если "сыны Божии" суть потомки Сифа, а "дочери человеческие" - потомки Каина, то речь идет о том, что с определенного времени сифиты и каиниты перемешались между собой, и люди стали духовно неразборчивы. Но под "сынами Божиими" можно понимать ангелов, в том числе и падших, а под "дочерьми человеческими" - людей /такое понимание традиционно для библейского мышления/. Автор в таком случае намекает на то, что люди, оставив Бога, увлеклись духами, т.е. религия истинного Бога была вытеснена магией. Результат такого брачного союза - горделивая порода не знающих жалости людей . Они иронично названы сильными и издревле славными, но их эпоха - время развращения людей и растления самой земли. Антропоморфируя Бога, т.е. наделяя Его чисто человеческими чувствами /великое прозрение будущего:и ведь Он и в самом деле человечен/, Бытописатель употребляет слова "раскаялся", "восскорбел". Такой мир недостоин ни Бога, ни вечности; он должен быть истреблен вместе с природой, которая без человека вовсе не нужна. Т.о. человеческое отпадение, развращенность и магизм могут достигнуть той черты, когда сама природа не выдерживает, и ее стихия обрушивается на нечестивый род. Но во тьме духовного помрачения людей Бог находит единственного праведника: "Ной был человек... непорочный... Ной ходил пред Богом" /6, 9/. Ною дано повеление строить ковчег, чтобы во время наводнения его семья и животные смогли спастись. Ной строит огромное судно на виду у всех людей, продолжающих безбожно жить и насмехающихся над ним. В этом смысле Ной, безусловно, выступает как древний пророк израильского типа, напоминая слепцам о неотвратимости суда Божия. Ковчег, который спас семью праведников во время наводнения, стал в будущем прообразом Церкви Христовой. /Один из древних символов христианства - якорь, многие храмы внешне напоминают корабль, на куполах наших церквей часто установлен крест с якорем, т.н. "крест с полумесяцем": Церковь - ковчег, спасающий от мирского потопа и бросающий якорь-крест в небо/. Если вначале Ной выступает как праведник, а перед потопом - как пророк, то для новой человеческой расы, которая от него происходит, Ной является спасителем и в этом смысле - прообразом Христа. Бог устанавливает с Ноем завет, в котором повелевает людям жить праведно и не допускать пролития человеческой крови /см. 9, 1-17/. Символом завета становится радуга - красочный "мост", соединяющий небо и землю. В Быт. 8, 21 и 9, 11 читаем: "сказал Господь Бог в сердце Своем: не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого - зло от юности его... не будет более истреблена всякая плоть водами потопа". Вскоре из повествования станет ясно, что очищение всемирным потопом помогло ненадолго. Во-первых, первородный грех коренится не во внешнем поведении, а в самой природе человека, и уже сын праведного Ноя совершит вопиющий грех. Во-вторых, из общих наблюдений мы знаем, что ужас несчастья лишь на время замораживает греховность, но не исцеляет ее. "Ной начал возделывать землю и насадил виноградник. И выпил он вина, и опьянел /быть может, Ной не знал силы вина, а может, решил заглушить переживание страшной катастрофы/, и лежал обнаженным в шатре своем. И увидел Хам... наготу отца своего, и выйдя рассказал двум братьям своим. Сим же и Иафет взяли одежду, и... покрыли наготу отца своего /не оглядываясь на него/... Ной проспался от вина своего, и узнал, что сделал над ним младший сын его" /9, 20-24/. С древности существует представление о высочайшем статусе родного отца, как бы образа Отца Небесного, и о священной тайне отцовства, связанной с креативными органами отца (с этим мы еще встретимся), и потому поступок Хама, посмеявшегося над наготой отца, приравнивается к богохульству. Это первый "хамский" поступок, еще одна грань каинитского поведения. Ной сказал: "Проклят Ханаан /самого Хама нельзя проклясть напрямую, т. к. над всеми детьми Ноя ранее Бог произнес благословение, но собственные имена Сим, Иафет, Ханаан, Моав, Эдом и др. относятся также и к их потомкам, к целым народам и землям, ими населенным, поэтому проклятия и благословения устремлены в будущее/; раб рабов будет он у братьев своих... Благословен Господь Бог Симов; Ханаан /читай: Хам/ же будет рабом ему. Да распространит Бог Иафета; и да вселится он в шатрах Симовых; Ханаан же будет рабом ему". /9, 25-27/. Это интереснейшее пророчество имеет как исторический, так и духовный смысл. В истории ВЗ так и случилось: Ханаан был порабощен, потомков Иафета стало на свете больше всех других, и они к III - II вв. завоевали семитов. К сожалению, толкователи нового времени не избежали соблазна продолжить исторические аналогии, и, в частности, приравняв чернокожих африканцев к хамитам, доказывали действенность пророчества на примере негритянского рабства. На самом же деле важен духовный смысл пророчества Ноя о своих сыновьях. Это не столько три расы, сколько три религиозных типа. "Благословен Бог Симов"; стало быть семиты - это те, кто веруют в благословенного Бога, люди истинной религии. Это и Израиль, и в будущем христиане. Иафетидов больше всего - так это язычники, которым суждено в определенное время "вселиться в шатры Симовы" /шатер - образ храма, осенения Божия/. Такое "вселение" начало происходить, когда языческий мир стал открывать для себя Божественность веры Израиля, и появились первые прозелиты /обращенные/; но окончательно это относится к НЗ-ным временам, когда массы язычников пришли в Церковь. А Хам /Ханаан/ - есть третий тип, это люди отвергшие Бога: нераскаянные грешники, маги, безбожники, кощунники, сатанисты. За видимостью их свободы таится смертное духовное рабство. 11 гл. кн. Бытия рассказывает нам о Вавилонской башне. Потомки Ноя поселились в долине Сенаар. "И сказали они построим себе город и башню высотою до небес; и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли. И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь... вот, что начали они делать и не отстанут от того, что задумали... Сойдем же, и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле, и они перестали строить город и башню..." /11, 2-8/. Что же произошло с потомками великого праведника? Что за башню решили они соорудить, и почему это вызвало Божественное вмешательство? "Сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по всей земле /важно, что в оригинале это звучит иначе: чтобы не рассеяться по лицу всей земли/", - вот ключевые слова повествования. Древние предания сохранили любопытные подробности строительства Вавилонской башни: на верхних ярусах гиганта /кое-где в Ираке, Афганистане сохранились как бы уменьшенные копии - спиралевидные, сужающиеся кверху башенки, т.н. "зиккураты"/ стояли лучники и пускали в небо стрелы, как бы пытаясь проткнуть его; а если у кого-либо сверху падал кирпич, то и его самого сбрасывали с высоты. Строительство башни с одной стороны должно было консолидировать жителей города-цивилизации /"чтобы не рассеяться", не пропасть/, а с другой - сделать ее храмом человеческой гордыни и самости (не Богу имя - напротив, именно "себе"; ср. "не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу" /Пс. 113, 9/). Столь великим оказалось человеческое отпадение от Бога, что людям их Отец небесный оказался ненавистен, и они решают свергнуть его с небес! И вот тут происходит самое интересное: древние мифы полны историй о том, как богов скидывают с престолов и лишают силы, но автор с некоторой иронией пишет о том, что истинному Богу, для того, чтобы разглядеть очередной нелепый замысел падшего человека, приходится сойти вниз - столь Он недосягаемо высок! Полулегендарный рассказ о Вавилонской башне, даже в вышеуказанных апокрифических подробностях, неожиданно оказался близок нам, ибо именно XX век, особенно в России, стал веком восстания против Бога и попрания человечности. Можно сказать, что в нем дана универсальная модель построения жизни без Бога и даже против Него. И Библия говорит о том, чем кончается подобный глобальный эксперимент: на определенном этапе люди перестают понимать друг друга /"смешение языков"/, разбегаются, и башня остается недостроенной. /В советские времена такой "башней" должен был стать "дворец советов" с гигантской, выше облаков, фигурой вождя революции на крыше. Характерно, что в 1919г. архитектор Татлин построил еще один макет: "башню III-его интернационала", и сия металлическая конструкция в точности повторяла древний зиккурат - значит, ведали, что творят/. Крушение самоубийственно-богохульного замысла древних, произошедшее в результате Божественного посещения /буквального снис-хождения/, на самом деле означает для них протянутую Творцом руку помощи. Рассказ о вавилонских строителях, как и характеристика предпотопных современников Ноя, возвращает нас к теме первородного греха. И мы видим, что с глубочайшей древности в истории человеческого духа проявляются две противоположные тенденции: "человекобожия" и "богочеловечества", первая из которых заманчива, но деструктивна, а вторая чрезвычайно трудна, но спасительна. Во всеобщей тьме духовного невежества Бог находит лишь небольшое количество праведников, избирающих пути спасения, но не обеспечивающих преемство. Всё меняется, когда в Библии появляется Авраам - первый исторически зафиксированный персонаж ВЗ /приблиз. XIX в. до Р.Х./.
3.3. Жизнь и вера Авраама
Семья Аврама, происходившего из древнего города Ур Халдейский, была достаточно состоятельной. Живя в языческом окружении, Аврам был благочестив и уповал на Бога. Но при этом он вместе со своей женой Сарой глубоко страдал, и причиной страдания была их бездетность. В истории ВЗ мы не раз сталкиваемся еще с одной проблемой, косвенно связанной с первородным грехом, и как ни странно, это проблема детей, потомков. Во-первых, после того, как человек отпал от Бога, он в своей жажде бессмертия сменил индивидуальный аспект на аспект родовой. Потеряв доступ к древу жизни, древний человек решил позаботиться о "бессмертии на земле", что означало главным образом бессмертие в своих детях и внуках /ср. советский лозунг: "дети - наше будущее"/, в своем роде. Во-вторых, потеря райского брачного идеала привела к тому, что смысл брака также стал видеться не в единении, а в потомстве, как можно большем. Наличие и количество детей "гарантировало" бессмертие и в глазах окружающих выглядело как знак Божьего благословения. Напротив, отсутствие детей могло означать проклятие: человек оказался недостоин продолжения на земле! Так два серьезных искажения первоначальной духовной жизни сплелись в "жестоковыйном" сознании дохристианского Израиля (хотя эти тенденции мы наблюдаем и по сию пору). ВЗ описывает немало хитроумных способов, весьма небезупречных и даже недопустимых с христианской точки зрения, для достижения цели обретения потомства. Поэтому Аврам и Сара выглядели отвергнутыми Небом. Но подобно Еноху и Ною, Аврам способен расслышать неизреченные Божии слова, и однажды Бог повелевает ему: "пойди из земли твоей, от родства твоего, и иди в землю, которую Я укажу тебе. И Я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое... и благословятся в тебе все племена земные" /12, 1-3/. Т.о., Бог обещает Авраму, что он не только будет иметь дитя несмотря на немолодые лета, но от него родится множество людей, которые получат чрез него Божественное благословение. В связи с этим Аврам /"отец"/ и Сара /"госпожа"/ получат новые имена в форме множественного числа: Авраам /"отец множества"/ и Сарра /"госпожа многих"/. И Авраам вместе со всем семейством с готовностью пускается в неизведанный путь: куда благословит Господь. Тут перед нами предстают первые черты необычно сильной веры Авраама: жажда Бога, "слышание" Его воли и непрекословное послушание. Выход Авраама из Харрана - важный духовный момент: для того, чтобы по-настоящему почувствовать Бога, нужно вырваться из обветшавшей окружающей среды. Библия, описывая праведников, отнюдь не скрывает их недостатков и даже греховных отступлений. Праведником человек назван не потому, что он безгрешен, а потому, что в процессе длительного Божественного воспитания его жизненный путь становится примером. И Бытописатель ничего не скрывает: едва показав Авраама с замечательной стороны, он тут же рассказывает о неприглядном эпизоде, случившемся на пути в "землю обетованную", когда из-за голода Авраам свернул в Египет: "Когда же он приближался к Египту, то сказал Саре, жене своей: вот, я знаю, что ты женщина, прекрасная видом; и когда Египтяне увидят тебя, то скажут: "это жена его"; и убьют меня, а тебя оставят в живых. Скажи же, что ты мне сестра, дабы мне хорошо было ради тебя... Египтяне увидели, что она женщина весьма красивая... и взята она была в дом фараонов. И Авраму хорошо было ради нее, и был у него мелкий и крупный скот... и рабы, и рабыни... Но Господь поразил тяжкими ударами фараона и дом его за Сару, жену Аврамову. И призвал фараон Аврама, и сказал... для чего не сказал мне, что она жена твоя?... И я взял было ее себе в жену... И дал о нем фараон повеление людям, и проводили его, и жену его, и все, что было у него..." /12, 10-20/. В этом месте естественно возникает непростой вопрос: "почему же наказан фараон, он-то при чем?" /Под фараоном может в данном случае подразумеваться местный князек, а не верховный фараон Египта/. Однако у библейского повествования своя логика. Авраам, а не фараон, является главным героем рассказа. Он возлюблен Богом, но в Египте оказался без Божьего благословения, влекомый голодом и малодушием, которому уступил первоначальный порыв веры. Малодушие это поставило обоих супругов в ситуацию, когда невозможным будет для них исполнение Божественного обетования. И тогда Бог наказывает /воспитывает, выручает/ Авраама косвенно, вызвав гнев и презрение фараона к нему и его мнимой праведности /именно презрение звучит в повелении "проводить его и всё, что у него"/. Это серьезный урок Аврааму: обычный с его точки зрения язычник, которого не грех и обмануть, и пожить при нем благополучно, оказался гораздо более богобоязненным и, кстати, снисходительным /мог ведь и казнить/, чем он, имеющий знание Бога и великое обетование... Вместе с семьей Авраама из Халдеи вышел еще и его племянник с семьей, Лот, человек, верующий в истинного Бога и благочестивый, но духовно более слабый. Однажды он повздорил с Авраамом, и они несколько разошлись в конце пути: "Сказал Аврам Лоту: да не будет раздора между мною и тобою... Если ты налево, то я направо; а если ты направо, то я налево... Лот возвел очи свои, и увидел всю окрестность Иорданскую, что она... вся орошалась водою, как сад Господень..."/13, 8-13/. В этом "райском" саду и поселился Лот, не зная того, что это и есть печально известный Содом, жители которого "были злы и весьма грешны пред Господом". А Авраам выбрал землю Ханаанскую, пустынную и неуютную. Но именно тут он снова слышит Господа: "возведи очи твои... посмотри к северу, и к югу, и к востоку, и к западу... всю землю /эту/ дам Я тебе и потомству твоему навеки... сделаю потомство твое, как песок земной ... пройди по земле сей в долготу и в широту ее /13, 14-17/. В этом тексте отцы Церкви усматривают прообраз креста, который Авраам дважды, мысленно и фактически, как бы полагает в основание будущей Святой земли. В Ханаане Авраама окружает множество небольших племен, каждый из которых имеет своего правителя. Время от времени эти царьки составляют союзы и воюют друг с другом. Однажды Аврааму пришлось участвовать в такой войне, чтобы освободить уведенного в плен Лота и с ним многих других. На обратной дороге Авраам встречает двух царей: Содомского и Салимского. Первый сказал: "отдай мне людей, а имение /имущество/ возьми себе. Но Аврам сказал... поднимаю руку мою к Господу Богу Всевышнему, Владыке неба и земли, что даже нитки и ремня от обуви не возьму из всего твоего, чтобы ты не сказал: я обогатил Авраама... кроме доли, принадлежащей людям, которые ходили со мною" /14, 21-24/. Здесь явно звучат два мотива. Аврааму очень важно, чтобы никто не подумал, что его чем-то мог одарить Содомский царь Бера. Он вызволил содомлян из плена, но зная, чем живут эти люди, не желает принимать от них славу и плату - дабы не оскверниться. Кроме того, Авраам являет свою глубокую веру: он Богом богат, и ради Всевышнего совершает добрые дела. По-иному происходит встреча с царем Салима /предположительно будущий Иерусалим/ Мелхиседеком, который "вынес хлеб и вино. Он был священник Бога Всевышнего. И благословил его и сказал: благословен Авраам от Бога Всевышнего, Владыки неба и земли; и благословен Бог Всевышний, Который предал врагов твоих в руки твои. Аврам дал ему десятую часть из всего" /14, 18-20/. Поведение Авраама тут совсем иное: он принимает благословение и отдает по закону десятину. Но и Мелхиседек говорит с ним не как Бера: он прежде всего благословляет Бога, а потом Его слугу - Авраама /у Беры - ни слова о Боге/. Сообщение о неком царе, который был священником истинного Бога, является намеком на то, что почитание Единого никогда не прерывалось и могло существовать вне главной библейской линии. Но сама таинственная фигура царя-священника, неожиданно являющегося в жизни Авраама, приносящего хлеб и вино, благословляющего и больше нигде не встречающегося, стала символической уже в ВЗ. Он священник Божий, но законной библейской линии не принадлежит, т.е. он священник не по закону, а непосредственно от Бога, по помазанию. Имя Мелхиседека стало символом харизматического служения Богу вообще. Кроме того, хлеб и вино Салимского царя не могли не восприниматься в христианстве как прообразы Евхаристии. И в 109-м псалме Сам Бог, посылая в мир Мессию, Спасителя, обращается к Нему: "Ты иерей вовек по чину Мелхиседекову". Спаситель не нуждается в доказательствах, в документах - Он благословлен непосредственно Отцом. Эта же мысль повторится в послании св. ап. Павла к Евреям. В отличие от "чина Ааронова", "чина Левиина", напоминающих современное епископское рукоположение в священный сан, "чин Мелхиседеков" предполагает непосредственное Божественное участие в кризисных моментах истории. Шло время. Господь неоднократно являлся Аврааму, обещал ему непременное исполнение обетования о потомках и раскрывал некоторые обстоятельства их будущей истории. Но Сарра оставалась бесплодной. И тогда Авраам решил использовать один из древних законных способов продолжения рода, а именно т.н. "рождение на колени". Жена дает своему мужу одну из служанок, та зачинает от него ребенка, и в момент родов жена подставляет свои ноги под младенца и говорит: это мой ребенок "от нее". Дитя считается законным сыном родителей /это несколько напоминает современное вынашивание в чреве другой женщины/. Таким образом у Авраама и Сарры от ее служанки из Египта Агари появляется первый сын Измаил /16-17 гл/. Авраам, с одной стороны, устал от ожидания, а с другой как бы помогает ускорить исполнение Божьего обетования, помочь ему осуществиться. Ведь Сарра уже стара и вряд ли уже сможет родить сама. Но у Бога иная мысль, и очень скоро Авраам это сознает: будучи беременной, Агарь начинает издеваться над своей госпожой, видимо желая занять ее место, потом ей приходится бежать от Сарры. Измаил (его имя означает "услышал Господь страдание твое") все-таки сын Авраама, сын "по закону" /пусть и столь для нас необычному/, и на него частично распространяется Божественное обетование: "умножу потомство твое" /16, 10/. Однако про него не сказано, что "в нем благословятся племена", а сказано совсем другое: "он будет между людьми как дикий осел; руки его на всех, и руки всех на него; жить он будет пред лицем всех братьев своих" /16, 12/. То есть измаилиты будут выносливыми, неприхотливыми, воинственными кочевниками, постоянной проблемой для своих соседей. /Любопытно, что мусульмане признают Библию и считают себя потомками Измаила, но Библия дает Измаилу нелестную оценку./ Но обетованным сыном становится Исаак, родившийся от Сарры тогда, когда это уже было практически невозможно /21 гл/. Исаак - плод сильнейшей веры Авраама, он не дитя юношеской любви и не дитя необходимости, а зримое чудо Божие, выстраданное ВЗ-ной праведной семьей /это про него сказано в Евангелии от Иоанна: " не от хотения плоти, но от Бога родились" - Ин. 1, 13/, он сын "по благодати". В одном из своих явлений /17 гл/, Бог, подтверждая Завет и возвещая о рождении Исаака, потребовал у Авраама в качестве главного знака вхождения в Завет обрезать крайнюю плоть у себя и всех потомков мужского пола /17, 9-14/. Мы сегодня совершенно не понимаем священного смысла обрезания и того, почему сия специфическая операция связана с Творцом вселенной столь серьезно, что забыть обрезаться означает погибнуть, даже в случае с Моисеем, только что призванным для Божественной миссии. /см. Исх. 4, 24-26/. (Подробным образом этот вопрос рассмотрен в работе "Христианское учение и проблема половых отношений", свящ. Лев Шихляров, журнал "Континент", Париж-Москва, № 1/91/ - 1997 г.). С древнейших времен половые органы человека использовались как нагляднейшие символы креативной мощи Божества. С другой стороны, для самого человека эти половые части были связаны с прикосновением к Божественной тайне творения, в т.ч. творения новой человеческой жизни и в связи с этим преодоления смерти /родовое бессмертие/. История религии знает множество примеров религиозно-сексуальных представлений, объясняющихся не развращенностью, а грубой и наглядной символикой. Со временем, однако, в этой сфере наблюдается вырождение, и осмысленные культы превращаются в языческие оргии. В ВЗ мы видим благочестивое отношение к интимной тайне: раб Авраама, отправляясь на поиски невесты Исааку, в знак клятвы верности кладет руку Аврааму "под стегно" /24, 9/. С этой темой связано и знаменитое выражение "лоно Авраамово", обозначающее рай /!/. Если вспомнить те чувственные культы, где в исступлении мужские органы отрезались в качестве жертвы тому или иному богу, то можно сказать, что иудейское обрезание, находясь в русле традиционных представлений, в то же время переосмысляет их совершенно по-новому. Здесь в качестве жертвы приносится лишь небольшой кусочек, отрезанный от креативного органа, в знак того, что сам глава рода, называемый патриархом, и всё его потомство, которое прорастет из его семени, из этого места, посвящается Богу. /Женщина входит в Завет через брачное соединение/. Обрезание, как и любой иной символ жертвенного служения Богу, было прообразовательным приготовлением к христианскому представлению о жертвенности Самого Бога, и позже, уже в НЗ, св. ап. Павел применяет этот термин в духовном смысле, называя крещение "обрезанием сердца". Примеч. В святоотеческой литературе можно встретить толкование обрезания как знака обуздания плоти. Подобное понимание вполне правильно в смысле прообразовательно-аскетическом, но никак не конкретно-историческом, ибо здесь, наоборот, привлекалось внимание к творящей плоти. 18-ая гл. кн. Бытия удивительным образом описывает посещение Богом Авраама и Сарры за год до рождения Исаака: "Явился ему Господь у дубравы Мамре... Он возвел очи свои, и взглянул, и вот, три мужа стоят против него... он побежал навстречу... поклонился до земли. И сказал: Владыка! если я обрел благоволение пред очами Твоими, не пройди мимо раба Твоего. И принесут немного воды, и омоют ноги ваши; и отдохните под сим деревом. А я принесу хлеба, и вы подкрепите сердца ваши... и взял теленка... и поспешил приготовить его... и поставил пред ними; а сам стоял подле них под деревом. И они ели." /18, 1-8/. В этом описании соединилось земное и небесное; присутствие Бога явное, физически ощутимое, отношения с Ним родственные /образ: Бог, отдыхающий под деревом Авраама!/. Но самым необычным является игра форм единственного и множественного числа: Авраам видит трех, а говорит со странниками так, будто их то трое, то один; в буквальном смысле: 3=1. Некоторые отцы Церкви видели в этой картине Бога и с Ним двух ангелов /для этого тоже есть некоторые основания/, но большинство их считают это место прикровенным указанием на явление Бога-Троицы, самое очевидное во всем ВЗ. Христианское осмысление древнего сюжета, в котором Авраам и Сарра угощают под деревом трех таинственных странников, привело в итоге к традиции иконописи Троицы, кульминацией которой стало бессмертное творение преп. Андрея Рублева. Нелишне заметить, что ангелы в Быт. 18 и ангелы Рублева являются символическим описанием присутствия троичного Бога и по смыслу не имеют отношения к обычно нами понимаемым ангелам - сотворенным светлым духам. Примеч 1. Можно недоумевать по поводу того, почему Троица является Аврааму именно в этот момент, ни раньше, ни после. Но нужно вспомнить о том, для чего Бог пришел к Аврааму. Он пришел не просто в очередной раз напомнить об обетовании, Он сказал, что на этот раз ребенок точно будет, т. о. посещение Божие принесло Аврааму и Сарре сверхъестественную благодать зачатия, а ведь брак - единение двоих - есть образ единения Троих, так что всё удивительным образом сходится и посещение трех Ангелов становится первым постижением Бога как Любви... Примеч 2. Рассмотрим икону Пресвятой Троицы. Три Ангела сидят за столом-престолом так, что вокруг них можно описать замкнутый круг, говорящий о внутренней гармонии Бога; а подножие их выполнено в виде "обратной перспективы", намекающей в иконописи, что не мы смотрим, а всматриваются в нас. На престоле чаша, в которой помещается кровавая плоть, иногда с абрисом человеческого лица. За спиной первого Ангела - фантастическое здание. Это мироздание, и первый Ангел символизирует Отца, Творца вселенной. За спиной третьего Ангела - скала, символ восхождения к горнему миру, и потому этот Ангел намекает на Лицо Духа. А за вторым Ангелом - дерево с зеленой листвой - это известный библейский символ "процветшего древа", Креста, открывшего Воскресение. Второй Ангел, означающий Сына, тянет благословляющую руку к чаше, двое других преклонили главы в молчаливом согласии. Что же всё это значит? Бог в своей внутренней жизни есть совершенная гармония любви и самодостаточен. Но Он создает по любви человека, отпавшего и гибнущего. Чтобы его спасти, Бог в Своем предвечном совете решает Сам взять на себя дело спасения, что в конкретном времени, когда второе Лицо соединится с человеческой плотью, будет означать для Него чашу страдания, и только потом победу. Т.о. икона сия заключает в себе лаконичное выражение величественной и парадоксальной христианской веры. "Отдохнув" у Авраама и упрекнув Сарру за недоверие к обетованию о сыне, странники следуют далее в Содом, и Господь, не желая "таиться" от Авраама, сообщает ему причину: "вопль Содома и Гоморры велик и грех их тяжел весьма. Сойду и посмотрю, точно ли они поступают так" /18, 20-21/. Авраам, услышав это, начинает с Богом длинный молитвенный диалог: "неужели Ты погубишь праведного с нечестивым, и с праведником будет то же, что с нечестивым? Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? Неужели Ты погубишь, и не пощадишь всего места сего ради пятидесяти праведников, если они находятся в нем? Не может быть, чтобы Ты поступил так, чтобы Ты погубил праведного вместе с нечестивым, чтобы то же было с праведником, что с нечестивым; не может быть от Тебя! Судия всей земли поступит ли неправедно? Господь сказал: если я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу весь город сей... Авраам сказал в ответ: вот, я решился говорить Владыке, я, прах и пепел: может быть, до пятидесяти праведников не достанет пяти, неужели за недостатком пяти Ты истребишь весь город? Он сказал: не истреблю, если найду там сорок пять. Авраам продолжал говорить с Ним и сказал: может быть, найдется там сорок? Он сказал: не сделаю того и ради сорока. И сказал Авраам: да не прогневается Владыка, что я буду говорить: может быть, найдется там тридцать? Он сказал, не сделаю, если найдется там тридцать. Авраам сказал: вот, я решился говорить Владыке: может быть, найдется там двадцать? Он сказал: не истреблю ради двадцати. Авраам сказал: да не прогневается Владыка, что я скажу еще однажды: может быть, найдется там десять? Он сказал: не истреблю ради десяти. И пошел Господь, перестав говорить с Авраамом" /18, 23-33/. Мы специально привели столь длинный и замечательный отрывок. Обычно повторения в текстах Священного Писания связаны со стилистикой еврейского языка, но в данном случае они передают особенности молитвы Авраама. Мы помним, что Аврааму не нравится Содом - синоним греховного мира. Его не соблазнила обманчивая красота тех мест, как это было с Лотом, он презрительно отверг благодарность содомского правителя. Но в данный момент Авраам являет потрясающий пример молитвенного предстательства за чужих ему, в общем-то, людей. Молитва описана как своеобразный "торг", и мы не можем не увидеть в этом Божественную улыбку, радость за дерзновенное величие веры праведника не только в справедливого, но милосердного Бога. У этого рассказа, кроме того, есть еще и следующий духовный аспект. Наш мир, живущий в грехах и забвении Бога, стоит и движется только потому, что не исчерпывается запас Божественной благодати, не уничтожена пока благодатная "атмосфера". Это - заслуга немногих, но истинных молитвенников и праведников, чье доброделание перевешивает всю самоубийственную злобу мира. "Десять праведников" - это образ минимальной святости, достаточной для удержания благодати. Не будет сего минимума - спасутся верные, но мир жить далее не сможет. В Содоме не нашлось и десяти... В нашем сознании названия Содом и Гоморра ассоциируются с крайней формой половой развращенности, и различные половые извращения в аскетике называются содомскими. Однако происшедшее с Содомом не может исчерпывающим образом быть вписано в схему "Бог наказал содомлян за половые излишества": во-первых, в мире различные блудные пороки были распространены повсеместно, но наказаны только Содом и Гоморра, а во-вторых, против такого примитивного понимания говорит сам библейский текст. Ангелы явления Божия приходят в Содом "вечером, когда Лот сидел у ворот... Лот... поклонился лицем до земли. И сказал: государи мои! зайдите в дом раба вашего, и ночуйте, и умойте ноги ваши, и... поутру... пойдете в путь свой... И они пришли в дом его. Он сделал им пресные хлебы, и они ели. Еще не легли они спать, как городские жители, Содомляне, от молодого до старого... окружили дом. И вызвали Лота, и говорили ему: где люди, пришедшие к тебе на ночь? выведи их к нам, мы познаем их. Лот сказал им: братья мои, не делайте им зла. Вот у меня две дочери, которые не познали мужа; лучше я выведу их к вам, делайте с ними, что вам угодно, только людям сим не делайте ничего, так как они пришли под кров дома моего. Но они сказали... вот пришлец, и хочет судить? теперь мы хуже потупим с тобою, нежели с ними... И подошли, чтобы выломать дверь. Тогда мужи те простерли руки свои, и ввели Лота к себе в дом, и дверь... заперли, а людей, бывших при входе в дом, поразили слепотою... так что они измучились, искав входа. Сказали мужи те Лоту... кто бы ни был у тебя,, всех выведи из сего места. Ибо мы истребим сие место; потому что велик вопль на жителей его к Господу" /19, 1-13/. Попробуем разобраться в этой ситуации. Мы видим отношение содомлян к Лоту: "пришлец - и хочет нас судить"; а между тем Лот там живет достаточно давно. Лот внутренне чужд им, ибо он благочестив и соседям своим ненавистен. Лот сам небезупречен: следуя древнему обычаю, предпочитает отдать им на поругание своих дочерей, хотя поступает так из жертвенных соображений. Но вот на что почти не обращают внимания: да, толпа собралась, чтобы надругаться над юными гостями Лота, но ведь это не юноши, а Сам Бог посетил Лота! Неужели же можно представить, что ангелы Господни специально притворились прекрасными юношами, чтобы распалить постыдные страсти содомлян и за это их уничтожить? На самом деле посещение Господом Содома описано так же символично, как Его предыдущее посещение Авраама и Сарры, когда Авраам "накормил" ангелов. В отличие от современников Ноя, лишь потешавшихся над его строительством, содомляне пытаются "познать" пришедших к Лоту ангелов Господних извращенным образом, при чем познание в Библии, как уже было сказано, является синонимом соединения. Значит, речь идет не столько о половой, сколько о духовной извращенности и ненависти. Характерно, что будучи ослепленными /опять же символ духовной слепоты/, они не убежали, ужаснувшись и раскаявшись, а продолжают искать вход в дом Лота /"не отстанут от того, что задумали", как сказано о строителях Вавилона/. "Извращенная религиозность" - это сатанизм. ВЗ с отвращением относится к ряду древних духовных явлений, подпадающих под эту категорию. Это и тотальное увлечение магией, и религиозно-сексуальные оргии, и человеческие жертвоприношения, и просто атеистическое "хамство". А развращенность и жестокость в данном случае сопутствуют подобному образу жизни. Косвенно эти мысли подтверждает пророк Иезекииль: "Вот в чем было беззаконие Содомы... в гордости, пресыщении и праздности, и она руки ... нищего не поддерживала и возгордились они и делали мерзости пред Лицем Моим" /16, 49-50/. Мы не знаем, в какой именно форме процветал сатанизм в Содоме и Гоморре, но, очевидно, чаша терпения Божия оказалась переполненной, и подобное место, как рассадник духовного заражения, был уничтожен с лица земли. Вовремя спастись удалось только Лоту и его дочерям - ни зятьям, принявшим весть о гневе Божием за шутку, ни Лотовой жене, которая обернулась назад, нарушив главное условие. Подобный образ неверности часто встречается у древних: идя за Господом, нельзя жалеть о гибельной красоте и о презренном прошлом. После катастрофы на Лота и его дочерей не смотрели, как на спасенных, а как на единственных жителей проклятого города, и никто не хотел жениться на них. Тогда они напоили родного отца и забеременели о него - в совершенном соответствии с ВЗ-ным представлением о родовом бессмертии. Кульминацией духовного пути Авраама является событие, описанное в 22 гл. кн. Быт, после того, как Авраам и Сарра получили невозможное для своих лет - обетованного сына Исаака. Имя это означает "смех, радость" - возможно, Исаак так назван неслучайно: при последнем обещании Бога Сарра рассмеялась /см. 18 гл/, потом испугалась этого смеха, но теперь смех недоверия превратился в истинное радование. "Бог искушал Авраама и сказал ему... возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака... и принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе. Авраам встал рано утром, оседлал осла своего, взял с собою двоих из отроков... и Исаака... наколол дров для всесожжения, и... пошел на место, о котором сказал ему Бог... И взял Авраам дрова... и возложил на Исаака... взял в руки огонь и нож, и пошли оба вместе. И начал Исаак говорить Аврааму... вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения? Авраам сказал: Бог усмотрит Себе агнца... сын мой... И пришли на место... и устроил... Авраам жертвенник, разложил дрова, и, связав сына своего, положил его на жертвенник поверх дров. И... взял нож, чтобы заколоть сына своего. Но Ангел Господень воззвал к нему с неба и сказал: Авраам!... не поднимай руки твоей на отрока, и не делай над ним ничего; ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога, и не пожалел сына твоего, единственного... для Меня. И... Авраам... увидел: позади овен, запутавшийся в чаще рогами. Авраам... принес его во всесожжение вместо Исаака, сына своего" /22, 1- 14/. Описанное происшествие для христианского мышления являет определенный камень преткновения: как это Бог мог подвигнуть Авраама на подобную жестокость? При этом одни толкователи следуют букве текста: Бог просто решил испытать Авраама /а "искушение" и есть "испытание"/, а другие настаивают на аллегории: Аврааму показалось, что Богу была бы угодна подобная жертва, так что еще неизвестно, не Авраам ли искушал Бога. Однако случившееся нужно рассмотреть прежде всего в контексте эпохи. Как уже было сказано, одним из видов религиозной извращенности, распространенных в древности, был обычай человеческих и, в частности, детских жертвоприношений. Этот страшный культ обличается пророками Израиля VIII-VI вв., но во времена Авраама он был весьма распространен у окружающих народов, которые считали, что высшая жертва своему богу - чистое дитя. В наше время были раскопаны места со следами сожжения десятков детей. Историкам религии известны некоторые подробности этих обычаев: родители вели своего первенца на жертвоприношение, и по дороге ругали его, приписывая ему собственные грехи, как бы перенося их на него /не отсюда ли суеверный обычай ругать кого-то перед экзаменом?/. Завоевав Ханаан, иудеи обнаружили в долине Ге-енном подобный жертвенник и сделали там место для сжигания мусора /отсюда происходит название "геенны огненной" в НЗ/. Но в ранней истории Израиля мы находим отголоски культа заместительной человеческой жертвы. Вернемся к Аврааму. Он имеет огромный опыт веры, предстояния пред Богом. Целью прихода в обетованную землю было рождение потомка, от которого произойдет многочисленный народ. Исаак родился, и цель, кажется, достигнута; и Авраама переполняет радость и благодарение за дарование сына. Но к этому времени сами отношения с Богом для Авраама стали важнее земного родового бессмертия, Бог стал дороже Исаака! И вера Авраама теперь испытывается в отношении жертвенности: ты всё получил от Бога; способен ли ты теперь всё отдать, чтобы быть с Богом? /Нечто подобное мы встречаем у Достоевского: "если бы мне доказали, что истина находится вне Христа, я предпочел бы остаться со Христом, нежели с истиною"/. И Авраам решает принести Исаака в жертву, чтобы доказать абсолютную значимость Бога. Но подсознательно в этой до безумия напряженной вере присутствует и другое: Бог милосерден и для Бога ничего невозможного нет. Отсюда и уклончивый ответ Исааку: "Бог усмотрит себе агнца" /19, 8/, и повеление слугам-отрокам: "останьтесь вы здесь, а я и сын пойдем туда и поклонимся, и возвратимся к вам" /19, 5/. Верит Авраам, что Бог не откажется от обетования; как говорят Отцы, верил Авраам, что Бог воскресит Исаака. Поэтому попытка Авраама принести Исаака в жертву лишь внешне напоминает ханаанский культ, но обусловлена совсем иным побуждением. Конечно, Бог останавливает Авраама, Он не приемлет самого безумия, но тем не менее вера Авраама не просто испытана, а взошла на высший уровень - уровень жертвенности. Господь реагирует на это в характерных словах: "Мною клянусь, говорит Господь, что так как ты не пожалел сына твоего, единственного... для Меня, то Я благословляя благословлю тебя и умножая умножу семя твое, как звезды небесные и как песок на берегу моря... и благословятся в семени твоем все народы земли" /19, 16-18/. Семя Авраама - это последователи трех "авраамитских" религий, которые, несмотря на принципиальные различия, едины в своем представлении о Боге Живом. Что касается Исаака, то он, безропотно отдающий себя на заклание, рассматривается как прообраз Господа Иисуса. Так и хочется продолжить библейскую цитату: "за то, что ты не пожалел единственного твоего сына для Меня", то и Я не пожалею отдать Сына Своего для спасения людей.
3.4. Путь "от Иакова к Израилю"
Особое место в истории праотцев ВЗ занимает житие внука Авраама, Иакова. У Исаака и его жены Ревекки родилось двое близнецов, Исав и Иаков; Иаков вышел из материнской утробы вторым, но при этом держась рукой за пяту Исава. Помня о том, чем является в Библии образ пяты, мы догадываемся, что Иаков, пользуясь слабостями Исава, будет компенсировать свое второстепенное положение. "Стал Исав человеком, искусным в звероловстве, человеком полей; а Иаков человеком кротким, живущим в шатрах. Исаак любил Исава, потому что дичь его была по вкусу его, а Ревекка любила Иакова. И сварил Иаков кушанье, а Исав пришел с поля усталый и сказал... Иакову: дай мне поесть красного, красного этого /этими словами передается крайнее нетерпение/; ибо я устал... Но Иаков сказал Исаву: продай мне теперь же свое первородство. Исав сказал: вот, я умираю, что мне в этом первородстве? ... Он поклялся ему и продал ... первородство свое Иакову. И дал Иаков Исаву хлеба и кушанья из чечевицы" /25, 27-34/. Первородство, проданное за чечевичную похлебку, стало с тех пор поговоркой. Из текста нам ясно, что Исаак и Ревекка сами невольно способствуют раздору между братьями, выбирая себе любимчиков. Иаков использует алканье Исава как повод шантажировать его насчет первородства, для него почему-то очень важно, и, по-видимому, он не первый раз подступает к Исаву с этой просьбой. Ему не дает покоя тот факт, что он "второй из равных" /они близнецы/, он хочет быть первым, т.е. в будущем - старшим в семье. В момент слабости вполне земной Исав соглашается на это, он может постоять за себя и не строит хитроумных планов, ведь реально старшим, первым всегда будет он; какая ему разница - кем считаться. Для него чечевичная похлебка сейчас гораздо важнее исполнения Божиих обетований-благословений где-то в далеком будущем, и, отказываясь от первородства, он косвенным образом показывает свое безразличие к Богу. Но Иаков, вдохновляемый Ревекой, на этом не останавливается: "Когда Исаак состарился, и притупилось зрение глаз его, он призвал старшего сына своего, Исава, и сказал: сын мой! Тот сказал ему: вот я. (обычно мы при цитировании опускаем подобные обороты; "вот я" означает благоговейное предстояние /пред Богом, пред отцом и др/ в ответ на призыв). Исаак сказал: ...я состарился: не знаю дня смерти моей; возьми теперь орудия твои... налови мне дичи, и приготовь мне кушанье, какое я люблю, и принеси мне есть, чтобы благословила тебя душа моя, прежде нежели я умру (совместное вкушение трапезы - древняя сакральная тема, но, кажется, и Исаак, и Исав заняты больше ее гастрономическим аспектом). И пошел Исав в поле. Ревекка слышала, когда Исаак говорил сыну своему Исаву... Ревекка сказала... Иакову: пойди в стадо, и возьми мне оттуда два козленка молодых... и я приготовлю... отцу твоему кушанье, какое он любит, а ты принесешь отцу твоему, и он поест, чтобы благословить тебя перед смертью своею" А т.к. Исав был весьма космат, то Ревекка не только одела на Иакова одежду Исава, но его руки и гладкую шею обложила козлиной кожей. Иаков вошел к подслеповатому отцу с кушаньем, выдал себя за Исава и обманным образом получил благословение. Вернувшись, Исав, а вслед за ним и сам Исаак с ужасом узнают, что Иаков отныне благословлен быть первым в семье, а Исав должен во всем ему служить, и это Богом положенное благословение Исаак отменить не в силах. /27, 11-40/. Обратим внимание на то, что для Иакова и для Ревекки, его вдохновляющей, первородство - земное, "юридическое" право старшинства и владения имуществом, его недостаточно, а вот благословение - это своеобразная магическая формула, способная Иакова защитить; о Боге как источнике этого благословения они и не вспоминают /характерно Иаков говорит отцу в /27, 20/: "Господь Бог твой послал мне навстречу..." - твой Бог, я его не знаю/. Дважды обманутый Исав возненавидел Иакова и собирается его убить сразу по смерти отца. Ревекка узнает об этом и решает отправить любимого сына к своему брату Лавану в Междуречье. Как это часто бывает в жизни, бездуховно живущий Иаков терпит поражение от более сильного, едва не погибает, и обманом взятое благословение превращает его жизнь в многолетнее изгнание, а жизнь Ревекки - в страдание (здесь нельзя не усмотреть аналогии с перволюдьми: "думали - боги, а узнали, что наги"). Но Иаков - внук Авраама, и Бог замечает в нем удивительные упорство и изворотливость для достижения поставленной цели, и Он решает использовать эти качества Иакова в Своем плане, чтобы Иаков на самом деле понял, что это за благословение и от Кого оно исходит. Тернистый путь Иакова промыслительным образом становится путем святости, на котором хитрый молодой человек превратится в известнейшего праведника ВЗ. Во время бегства к Лавану, в местечке Вефиль, Иаков во сне увидел необычную картину: "лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и... ангелы Божии восходят и нисходят по ней. И вот, Господь стоит на ней и говорит: Я... Бог Авраама и Бог Исаака, не бойся. Землю, на которой ты лежишь, Я дам тебе и потомству твоему... И вот, Я с тобою, и сохраню тебя везде... и возвращу тебя в сию землю..." Иаков пробудился... и сказал:... как страшно сие место... это Дом Божий, это врата небесные" /28, 12-17/. Видение небесной лестницы, по которой между Богом и землей снуют ангелы - это прекрасный гимн заботе Творца, это древнеизраильский образ Божественного смотрения за своим народом. Но в христианской перспективе лестница Иакова стала двузначным прообразом: Христа, Который станет путем, ведущим во "врата небесные", но более - Пресвятой Девы, ставшей "лествицей", по которой в мир пришел с неба Спаситель, дабы нас на небо возвести. Это первое явление Бога Иакову, и он потрясен откровением. Дядя Иакова Лаван оказывается куда большим обманщиком, чем Иаков. Желая в своем доме быть старшим, Иаков попадает в семилетнюю кабалу, влюбившись в дочь Лавана красавицу Рахиль. Но в ночь свадьбы в темноте Лаван подсовывает Иакову ее некрасивую сестру Лию, и наутро Иаков узнает об обмане /Иаков не раз на себе будет испытывать рецепты собственного прошлого/. "Окончи неделю этой; потом дадим тебе и ту, - говорит Лаван и добавляет, - за службу, которую ты будешь служить у меня еще семь лет". /29, 27/. Т. о., Лаван решил "убить двух зайцев": во- первых, пристроил в браке Лию /в этом - трогательная забота отца, чтобы ни одна дочь не осталась без сожития и потомства/, а во-вторых, закрепил за своим хозяйством ценного и выносливого работника. Иаков смиренно принимает испытание - видно, это уже во многом другой человек. Через много лет разбогатевший Иаков, устав от постоянных ссор со своим дядей, получает от Бога повеление возвратиться на родину. Иаков бежит от Лавана со всем своим семейством /две жены, четыре наложницы, дюжина детей, множество скота/, но он между Сциллой и Харибдой: дома его ждет свирепый брат. Иаков высылает навстречу Исаву гонцов с подарками, и в ночь перед встречей с ним в местечке, которое получит название Пенуэл, он испытывает присутствие Незримого: "остался Иаков один. И боролся некто с ним, до появления зари; и увидев, что не одолевает его... повредил сустав бедра у Иакова, когда он боролся с Ним. И сказал ему: отпусти Меня, ибо взошла заря. Иаков сказал: не отпущу Тебя, пока не благословишь меня. И сказа: как имя твое? Он сказал: Иаков. И сказал ему: отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль; ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь. Спросил и Иаков... скажи мне имя Твое. И Он сказал: на что ты спрашиваешь о имени Моем? Оно чудно. И благословил его там. И говорил /Иаков/... я видел Бога лицем к лицу, и сохранилась душа моя (так выражено изумление древнего человека перед тем, что Бог, будучи Огнем сжигающим, позволяет человеку приблизиться к Себе). И хромал он на бедро свое... доныне сыны Израилевы не едят жилы, которая на суставе бедра, ибо Боровшийся коснулся /ее/. /32, 24-32/. Некто борется с Иаковом, и этот Некто - Бог! Напряженная молитва Иакова описана как борьба с Богом, и борение это необычно: то Бог одолевает Иакова и повреждает ему бедро /Иаков "захромал" после встречи с Богом - образ выстраданного смирения: каждый жизненный шаг болью напоминает о Боге/, то Иаков не отпускает Бога, пока не получит Его благословения. Перед решающей встречей с братом, фактически перед лицом возможной смерти, Иаков испрашивает истинное Божие благословение. Иаков стал праведником, достойным продолжателем упования Ноя и Авраама; и в знак признания его праведности ему дается новое имя - Израиль, что одновременно можно перевести и как "борющийся с Богом", и как "возлюбленный Божий". Таинственную борьбу в Пенуэле можно понимать как борьбу Бога с Иаковом за самого Иакова. Эта же черта станет особенностью ВЗ-ной истории народа Израиля, получившего свое название от Израиля-Иакова. После такого откровения Иаков бесстрашно отправился навстречу с Исавом. Но Исав, оказывается, давно всё ему простил. Да и как не простить: ведь в доме хозяином стал именно Исав, и ему больше ничего не нужно. Но и Иаков, будучи материально не беден, именно в Боге нашел свое богатство, первенство и благословение, и ему не нужно Исавова добра. Они братски обнялись после стольких лет разлуки, но их духовные интересы более не пересекутся, тем более, что Исав тяготеет к соседнему язычеству. На этом эпизоде жизненные испытания Иакова не кончаются. Ему предстоит пережить горе, когда его сыновья расскажут ему о мнимой смерти Иосифа, который был его любимцем, как некогда он сам для Ревекки, и принесут ему его якобы растерзанные одежды, как и он когда-то пришел к Исааку в одежде брата. Ему предстоят годы голода и нужды и вынужденная эмиграция в Египет. Но он выдерживает всё это и умирает почетным патриархом /родоначальником/ Израиля, от двенадцати сынов которого происходит 12 колен Израилевых. Книга Бытия заканчивается известным повествованием об Иосифе, его благочестии и страданиях, о его величии при дворе, когда он стал вторым человеком в стране после фараона. Благодаря высокому положению Иосифа весь род Израиля (Иакова) поселился в Египте и зажил вполне благополучно.
Тема 4. Моисей и божественный закон