Вызов новомодернизма

Вызов новомодернизма

Книга о. Андрея Кураева "Вызов экуменизма" представляется нам очень своевременной. Проблема экуменизма, искусственно запутанная в "гордиев узел", настоятельно требует или глубокого богословского анализа на основе догматики, каноники и патристики - церковного предания, или удара "меча Александра" - выхода из этой псевдохристианской организации. Вся история Церкви от апостольских времен до наших дней проходила в борьбе за чистоту православного вероисповедания. Поэтому уже в древнехристианской литературе мы можем найти правило о том, как надо православным относиться к инославным и иномыслящим. Дух Святой через церковные соборы и творения свв. отцов открыл нам, что Церковь, продолжающая миссию Христа на земле, есть не только путь ко спасению, но единственный путь к нему. Сам Господь сказал в Св. Евангелии о согрешающем: "Если Церковь не послушает, то да будет тебе как язычник и мытарь". А ересь - это не только непослушание Церкви, но гордое противостояние ей. Язычники, мытари и еретики могут быть предметом наших забот, но без лжи о сходстве взглядов, равенстве традиций и возможности единства. С язычниками не входят в союз для поисков одной мировоззренческой платформы; над православным храмом и еретической молельней не возводится общий купол; св. Афанасий и Арий не скандировали лозунгов единства; св. Кирилл Александрийский и Несторий не составляли совместное коммюнике о том, что их учения отличаются друг от друга только формулировками, а суть у них - одна. Св. Григорий Палама не заявлял, что в ереси Варлаама Каламбрийского действует та же Божественная Благодать, что и у исихастов Афона, только в меньшей, "ущербной" степени. Свв. отцы искали Живаго Бога - Христа, Который, как Совершенная Истина, совершенно ненавидит ложь и не может быть соединен с нею в ереси; а современные гуманисты ищут иллюзорного единства чуть ли не со всеми на свете на основе вероисповедального минимализма, который может быть сведен к геометрической точке. Мы прочитали книгу о. Андрея с большим интересом, но, надо сказать, при этом испытали различные чувства - от глубокого удовлетворения до недоумения и досады: нам казалось, что эту книгу писали несколько людей, не согласных между собой и постоянно противоречащих друг другу. Как будто автор книги - двуликий Янус, который утверждает то, что сам опровергал, и опровергает то, что недавно утверждал. Эту книгу можно сравнить с человеком, у которого хорошо развиты мышцы, но слаб позвоночник, и он постоянно шатается и сгибается из стороны в сторону. О. Андрей упоминает о том, как статья о. Георгия Флоровского однажды была издана под его именем, и признается, что был польщен такой ошибкой - "значит, я не так плохо пишу". Нам кажется, что труды о. Андрея приобрели больший резонанс, чем книги Г. Флоровского. О. Андрей постоянно общается с широкой аудиторией; его ценят за эрудицию и полемический талант, поэтому о. Андрей должен осторожно обращаться со словом, тщательно продумывать свои суждения и высказывания, т.к. ошибки, случайно допущенные им, могут стать причиной соблазна и духовного вреда для его многочисленных читателей и слушателей. Мы остановились только на негативных сторонах книги о. Андрея Кураева. Что же касается положительного содержания его труда, то оно уже по достоинству оценено нашей общественностью - как церковной, так и околоцерковной и поэтому вряд ли нуждается в наших рекомендациях. Свою книгу о. Андрей Кураев назвал "Вызов экуменизма", т.е. экуменизм бросает вызов Православию, и мы должны дать ответ, который показал бы, что Православие - не умирающая религия, не форма восточного "пиетизма", а Церковь Христова, хранительница истины, поле неисчерпаемых духовных сил и вечный источник божественного света. Но для того, чтобы принять вызов экуменизма, мы должны определить и осознать, что представляет собой экуменизм. По идее своей это движение, имеющее целью сближение и объединение конфессий. Такое сближение может иметь две формы: синтез конфессий как унификация и слияние традиций (точнее - преданий) в однородный сплав; синкретизм (соединение разнородных частей) как соединение конфессий по принципу разнообразия форм при предполагаемом общем для них содержании. И в первом, и во втором случае экуменизм представляет собой новую экклесиологию, диаметрально противоположную православной экклесиологии. Еще задолго до экуменизма эти принципы были провозглашены теософией, только в более широком масштабе: как объединение всех религий мира. В этом ракурсе экуменизм представляет собой теософию в "христианском доме". Отец Андрей Кураев предупреждает нас, что вызов экуменизма уже перешел в агрессию экуменизма и в последних главах книги дает достойный ответ. Однако слабость его позиции и поэтому всей книги заключается в том, что о. Андрей не говорит об экуменизме как о порочной идее, давно отвергнутой Церковью в ее борьбе с гностическими и теософскими тенденциями. Он вообще воздерживается от определения экуменизма и поэтому приходит к концепции двух видов экуменизма: хорошего и плохого, причем "хороший" экуменизм для него оправдан не какими-либо идеями, а прагматикой. О. Андрей заявляет, что все мы отчасти экуменисты, так как стремимся к взаимопониманию и общению, словно забывая о том, что экуменизм - это не внутренняя настроенность человека, а историческое движение, имеющее свою программу, организацию и функционирующие органы. Впрочем, о. Андрей вспоминает об этом, когда заявляет, что представителям Православия не надо выходить из экуменизма и терять места в органах его управления, а напротив, надо делать все, чтобы заставить экуменические организации служить на пользу Православию. Это значит - состоять в заведомо ложной организации, поддерживать ее своим авторитетом и стараться извлечь выгоду, например пособие на издательское дело, ремонт храмов и т.д., забывая о том, что при этом Церковь теряет свое главное богатство - нравственный капитал как служение истине. Представьте, если бы какой-нибудь православный теолог заявил, что все мы отчасти коммунисты, т.к. это слово имеет корнем "общение, единство", то к чему должны стремиться христиане. Само причастие называется "комуньён", следовательно, причастник, сам того не подозревая, становится коммунистом. Цель коммунизма - "равенство, братство, свобода и труд", кто из христиан может возразить против этого? Кроме коммунизма Маркса, с которым мы не согласны, существует еще коммунизм Кампанеллы и других лиц, которым нельзя отказать в доброте и искренности. Итак, существует несколько подходов к коммунизму: один из них мы одобряем, другие считаем дискуссионными, а третьи отрицаем. Не надо чуждаться коммунизма, а следует обратить его на пользу Церкви. Давайте направим священников и мирян в коммунистическую партию, чтобы они получили в ней управленческие места и большее число голосов. Надо посылать туда лучших богословов, которые знакомы с ораторским искусством и которые добьются авторитета и будут активно участвовать в работе Думы от коммунистической партии. В перерывах между заседаниями они будут свидетельствовать перед членами Думы свое чистое православие; в личных контактах дискутировать о вопросах мировоззрения и не дремать при обсуждении бюджета. Что бы сказал о таком предложении о. Андрей? Наверное, что это очень дурная шутка, но ведь он сам выступает с подобными доводами в пользу участия Православия в экуменических организациях, переводя мировоззренческую проблему в область прагматики. Эта концепция о "плохом" и "хорошем" экуменизме может служить средством для передислокации сил для того, чтобы сохранить дискредитировавший себя институт в другом, более скрытом и осторожном варианте. Отец Андрей описывает семь подходов к экуменизму, которые одобряет. На самом деле речь идет не об экуменизме, а о таких формах контакта, как богословский диалог, переводческая и издательская деятельность, личные встречи и т.д. Эта путаница должна заставить читателя забыть, что представляет собой реальный экуменизм с его программой и уставом, с уже утвердившимся протестантско-теософским менталитетом. В полемике об участии православных в экуменизме он упускает самый главный вопрос: истинна идея экуменизма или нет, соответствует ли это движение истории и учению Церкви, ее догматам, канонам, патристике. Если да, то мы обязаны участвовать в экуменизме, если нет, то обязаны выйти из него. Православная мораль, в отличие от иезуитской, требует не только чистой цели, но и чистых средств. Религиозных компромиссов существовать у нас не должно! Это включение в поле лжи, которое не может остаться безразличным. Оно вызывает и уже отчасти вызвало коррозию и деформацию богословского мышления. О. Андрей считает, что можно извлечь пользу из экуменизма. Но ведь недаром каноны Церкви запрещают брать пожертвования на Церковь у еретиков. Кто берет, тот впоследствии должен расплачиваться и отдавать. Отцу Андрею, наверное, известен стих Гомера: "Бойтесь данайцев, дары приносящих" ("Илиада"). О. Андрей разделяет экуменизм не только на "хороший и плохой", но и на "ранний и поздний". Он указывает, что в раннем экуменизме участвовали крупные представители русской религиозно-философской мысли XX столетия, по его словам, люди, которым нельзя отказать "в доброте, искренности и мужестве". Между тем соловьевская школа, которую продолжила часть русской эмиграции, отразила в себе все противоречия русской интеллигенции, их богоискательства, философского рационализма, оппозиции церковному традиционному богословию и попытки синтезировать Православие с античным платонизмом и западной философией. Первым в списке этих благородных экуменистов и старых романтиков о. Андрей ставит протоиерея Сергия Булгакова, умалчивая о том факте, что Булгаков является одним из самых крупных идеологов софиологической ереси, которая была осуждена двумя русскими патриархами и многими богословами, отечественными и зарубежными, как неоязычество - "троянский конь" во вратах Православия. Кризис современного экуменизма о. Андрей объясняет недостаточной богословской оснащенностью и беспринципностью представителей Поместных Церквей, в частности Московской Патриархии, в экуменических организациях, забывая о том, что в экуменизме участвовали и участвуют теологи, на которых он ссылается как на авторитеты: о. Ливерий Воронов и г-н Алексей Остапов - по словам Кураева, "самый любимый его педагог". Нам кажется, что о. Андрей делает попытку скрыть тот печальный для участников экуменического движения факт, что в самой программе экуменизма были заложены заведомо порочные, уже давно отвергнутые Церковью принципы и идеи. Из посеянных семян вышли ростки, которые со временем все больше обнаруживают свою антиправославную природу. А о. Андрей бранит садовников: почему на экуменических грядках выросли не розы, а сорная трава и колючки. Мы позволим себе сказать, что в раннем экуменизме уже был очерчен его теософско-гностический контур. Протоиерей Сергий Булгаков писал: "Космос - это литургисающий организм", и надо отдать ему справедливость - в этой лаконичной, как бы выкованной из металла фразе, в этом философском тезисе, сжатом до предела, он передал кредо экуменизма: Церковь и космос совпадают друг с другом, поэтому все существующее сакрально (свято, освящено) в силу самого бытия. Первую главу о. Андрей назвал "Десять экуменизмов". Потом оказалось, что он подразумевал здесь различные взгляды, оценки и подходы к экуменизму. Но будем придерживаться его первоначального наименования.

"Первый экуменизм"

"При своем зарождении экуменизм - это сотрудничество христианских конфессий в проповеди Евангелия и в борьбе с язычеством" (о. Андрей). Однако христианство (мы подразумеваем Православную Церковь) - не антиязычество, не антимусульманство, не антибуддизм, которые являются только частными случаями религиозного заблуждения. Оно не может быть "анти..." по своей несоизмеримой величине, оно не может быть "союзником", так как выше всякого союза. Христианство - это весть о спасении, возможность его осуществления и благодатное средство, данное Богом Церкви для спасения. В личностном плане христианство - это возможность единения души человека со Христом в Духе Святом, т.е. вечное богообщение, которое начинается на земле, это осуществление предвечного плана "богоподобия" творений, ради которого человек был вызван к бытию. Если говорить об исторических противниках Церкви, то в первой половине XX века самым главным противником христианства было не язычество, а атеизм, который материализировал и разлагал европейскую культуру (сознание), а в России и Германии проявил себя в виде антирелигиозных гонений и инквизиций. Поэтому взгляд на возникновение экуменизма как организации, борющейся с язычеством, в частности с африканским язычеством, нам представляется или "архинаивным", или рассчитанным на отечественных "африканцев". В официальных документах и программе экуменической организации напрасно было бы искать какое-нибудь подтверждение этому странному тезису.

"Второй экуменизм"

"Христиане в своем диалоге должны преодолеть некоторые стереотипные негативные представления друг о друге, должны лучше узнать друг друга". Мы живем в многонациональной и многоконфессиональной стране, поэтому имеем достаточно возможностей знать друг друга. О каких "негативных стереотипах" говорит о. Андрей? Это похоже на шутку Хрущева, когда тот во время визита в Испанию начал уверять публику, что у коммунистов нет рогов и хвостов и каждый может убедиться в этом, осмотрев или даже ощупав его голову. Мы не питаем к инославным чувства недоброжелательства и не имеем по отношению к ним каких-нибудь предвзятых представлений, которые должны преодолевать. Здесь речь идет не о достоинстве человеческой личности и даже ее душевных качеств, а о неприятии нами ложных мировоззренческих идей. Мы не призываем к бытовому изоляционизму; инославные для нас соседи, товарищи по работе, иногда даже члены семьи, но мы констатируем тот факт, что граница между нами пролегает в мистическом плане и общение именно здесь и только здесь без ущерба для истины невозможно. О. Андрей приводит пример незнания многими православными точного текста католического догмата о непогрешимости папы. Но ведь на экуменических съездах присутствуют теологи, которые прекрасно знают этот текст. Для нашей общественности этот догмат не засекречен, он содержится не только в учебниках по сравнительному богословию, но и в таких массовых изданиях, как Энциклопедия Брокгауза и Эфрона. Интересно, на каком экуменическом съезде и кем этот догмат был прочитан и прокомментирован? Автор ссылается на свои успешные диалоги с кришнаитами и иеговистами, но ведь эти течения не входят в экуменические организации, поэтому встречи и беседы с ними могли носить только частный характер. О. Андрей пишет: "Незачем ограничиваться чтением книг о протестантизме, католичестве, православии, если есть возможность прямо встретиться с носителями этих традиций и непосредственно выслушать их интерпретацию о дискуссионных вопросах". О. Андрей, вы сами отмечали, что представители Московской Патриархии в ВСЦ являются очень ненадежными свидетелями православной традиции. Почему же вы доверяете компетентности и принципиальности представителей протестантизма и католицизма (к тому же надо отметить, что Ватикан официально не входит в экуменическое движение)? Нам кажется, что более правильным будет изучать документы и первоисточники, чем полагаться на устные ответы. Сошлюсь на мой небольшой опыт. Некоторые из моих собеседников-католиков уверяли меня, что догмат о непогрешимости папы вовсе не обязателен для римо-католиков, что он является не вероучением, подтвержденным анафематизмами 1 Ватиканского Собора, а распространенным теологуменом, т.е. частным мнением: "хочешь верь, хочешь - нет". Как видно, они сами чувствовали себя неловко и стеснялись этого догмата. Почему нам надо ехать в Швейцарию или Америку, чтобы увидеть иеговиста и кришнаита, когда они сами ломятся в наши двери?

"Третий экуменизм"

Автор пишет: "За сто лет экуменических контактов разительно изменился образ православия в умах западных богословов"; "сегодня о православной духовной и богословской традиции в Европе принято говорить с уважением". Раньше было принято говорить прямо - может быть, грубо, по современным меркам, но зато было ясно, кто с нами говорил, что он думал и чего хотел. Теперь стали говорить вежливее, но что изменилось от этого? Впрочем, католические и протестантские теологи экуменического толка хвалят не только друг друга и Православие, но также магометанство за веру в Единого Бога, иудаизм - за почитание "общего отца верующих" Авраама, язычников - за искание неведомого Бога и т.д., но спросите о действительном уважении к Православию тех православных, которые живут на границе с католическим миром - украинцев, сербов; поинтересуйтесь, сколько было разрушено православных храмов в Польше в 30-х годах, когда Церковь в России истекала кровью, ознакомьтесь с документами об эксцессах и гонениях на православных в Восточной Европе в период Отечественной войны и в 80-х годах; спросите Иерусалимского и Московского Патриархов о нарастающем прозелитизме католиков и протестантов среди православных, и вы увидите настоящее лицо этого "уважения" - не в официальных речах, а в жизни. О. Андрей пишет, что русские богословы в эмиграции умело "использовали экуменические трибуны для того, чтобы проповедовать православие". Интересно: кому? Протестантским теологам, не уступавшим им внешней научной эрудицией. Сколько теологов-экуменистов после такой "проповеди" объявили на экуменических ассамблеях о принятии ими Православия? Мы не знаем ни одного такого случая. Обращения в Православие происходили, но помимо экуменизма. Причиной этому были не выступления в русле стандартного экуменического этикета, а богословские и философские труды православных мыслителей, переведенные на европейские языки, произведения патристики - древних отцов, а также открытие православных приходов в Европе и Америке, через которые инославные могли ознакомиться с литургической и мистической жизнью Православия. Автор пишет: "Экуменизм, как свидетельство о православии неправославному миру, есть вполне благое дело". Пока что экуменизм "свидетельствует", что "для спасения души все святые хороши" (Саша Черный) и что "душа моя рада каждому зверю и всякой вере" (А. Блок). Мы приводим эти цитаты специально для о. Андрея, т.к. он любит ссылаться на поэтов в вопросах богословской проблематики.

Чем не мини-экуменизм? Почему же не пойти к пятидесятникам или баптистам для "братских" встреч по примеру отцов - православных экуменистов.

"Четвертый экуменизм"

"Заимствование православными доброго опыта из неправославного мира". При этом о. Андрей ссылается на рождественскую елку и колокола. Рождественская или новогодняя елка с дедом Морозом и украшениями из фольги, выражаясь словами о. Андрея, "служат в России именно проповедью православия". Однако елка представляет собой не религиозный обряд, а народно-бытовой обычай, имеющий распространение не только у православных, но также среди лютеран, католиков и даже атеистов. Пример экуменической елки настолько несерьезен, что мы воздерживаемся от его дальнейшего комментария. Что же касается заимствования колоколов у католической Европы (может быть - через Болгарию), то надо отметить, что это произошло тогда, когда Западная Церковь была не католической, а кафолической. Колокола задолго до этого были известны во многих, если не во всех, странах мира. Для православных колокол явился не изображением, а техническим усовершенствованием "била". Надо отметить, что било до сих пор распространено во многих православных монастырях. О. Андрей пишет: "Если заимствованное соответствует целям и духу Православной Церкви, то такой экуменизм можно лишь приветствовать". Если елка - это экуменизм, то уместнее было бы сослаться на печатный станок, изобретенный в Германии (а еще раньше в Китае), и первопечатника диакона Феодора назвать русским экуменистом.

"Пятый экуменизм"

"В экуменических диалогах мы учимся отличать второстепенное от главного..., понимать, что необходимо лишь догматически-вероучительное единство, а образы благочестия могут быть различными". Примат "догматически-вероучительного единства" не может игнорировать такую жизненную реалию, как литургику и канонику Церкви - онтологию церковного предания. Обновленцы - по крайней мере, главные течения в обновленчестве - не изменяли догматического вероучения Церкви, но разрушили всю ее канонику и превратили церковную литургику в полигон для испытаний своих творческих экспериментов. Несмотря на догматическое единство, Церковь объявила обновленчество вовсе не "единством в главном и свободой во второстепенном", а безблагодатной ересью. Церковь - живой организм, к которому мы не можем подходить со скальпелем рационалистического анализа. Даже, казалось бы, незначительная ампутация на живом теле вызывает потрясения и перестройку всего организма. О. Андрей пишет, что "экуменическая встреча с христианином иной традиции помогает понять, что главное - это быть христианином, что Евангелие важнее Типикона и Книги правил". Евангелие - "Книга книг", но оно живет в Церкви. Именно Церковь отделила от массы апокрифов четыре канонических Евангелия, обладающих богодуховной силой и дивной внутренней гармонией. Евангелие может быть правильно понято только в русле церковного предания. Евангелие - "Книга книг", но не надо забывать того факта, что все ереси и секты (или почти все) текстуально принимают Евангелие, только воспринимают его в ложной интерпретации, сквозь призму своего сектантского учения. О. Андрей называет ереси "традициями", но это робость слов, боязнь прослыть невежливым. Ересь - не иная традиция, а иная вера. Слова "быть просто христианином, верить просто в Евангелие" - бессмысленны. Христос создал Церковь, и христианство - это включение в Церковь. Концепция, если это не обмолвка, о. Андрея похожа на протестантское учение о примате Священного Писания над Священным Преданием или вообще дискредитация Священного Предания, куда входит и Типикон, и Книга правил, и литургические тексты. Что значит быть "просто христианином"? - Человеком, верующим в Христа, но индифферентного к догматам, канонам, литургике и всей церковной традиции? Значит - религиозным нигилистом? Но и это невозможно. Евангелие ставит перед человеком целый ряд метафизических вопросов, на которые он должен дать ответ даже для своей веры в Христа как в Бога и Спасителя. Вне Церкви существует только альтернатива: или принять еретическую инославную интерпретацию Евангелия, или самому создать свой евангельский комментарий, т.е. очутиться в замкнутом кругу личных субъективных представлений.

"Шестой экуменизм"