В то время, когда заговорщики отыскивали способ выручить Патриарха и Папу, над головами первосвятителей собирались мрачные тучи. Антиох поставил в своем Совете вопрос об окончательном регулировании религиозного дела во всех исповеданиях, то есть христианском, иудейском, магометанском и буддо-ламайском. Основная цель состояла в признании всеми исповеданиями человекобожия Антиоха и божественного верховенства Люцифера. В отношении христианства эта цель недостижима, почему оно уже уничтожено законом, и вопрос состоит только в фактическом достижении этого. Антиох снова разъяснил Совету, что для борьбы с Богом и вообще духовными существами, ангелами разного рода, необходима концентрация духовных сил всего человечества около него - Человекобога. Все, что расчленяет психические силы человечества, препятствует этой концентрации, а потому составляет великое зло. Но некоторые исповедания, можно думать, допускают признание Человекобогом и Люцифера, а потому безвредны. Христианство же по существу не совместимо с этим. Оно требует искоренения. В частности, Антиох решил предать смертной казни Папу и Патриарха. Первоначально думали отправить их в Рим, в распоряжение Коллегии Кардиналов, так как никакой связи с делом Осборна у них не найдено. Но потом Антиох передумал. "Их смертная казнь, - заявил он, - нужна как удар по христианству, с которым я решил окончательно разделаться. Если они не отрекутся от Иисуса, я их четвертую, а может быть, и сожгу, для более сильного впечатления". Вообще он недоволен слабостью успехов борьбы против христиан. Их отречения по большей части притворны, они постоянно приносят покаяние, подвергаясь эпитимиям, и еще усерднее тайно помогают единоверцам. Несмотря на отнятие у них храмов, они совершают тайные богомоления, ухитряются даже скрывать мощи и чудотворные иконы, которые приказано все сжечь, а что касается обыкновенных икон и крестов, то нет ни одного обыска, который бы не обнаруживал их в христианских жилищах. "Все это нужно с корнем вырвать вон, - гневно говорил Антиох. - Я хочу, чтобы на земле не осталось ни единой христианской книги, иконы и т.п., кроме разве ученых библиотек и музеев, в интересах науки. Не должно остаться ни одного христианина. Я запретил эту религию и мое приказание должно быть исполнено". С этой целью в Совете была назначена Комиссия для определения мер, которые бы стерли христианство с лица земли. Нужно сказать, что со времени воспрещения христианства все его публичные доказательства преследовались и без того с самой дикой энергией. Все храмы были конфискованы и обращены в театры, музеи, цирки, отданы под клубы и т.п. Иконы и все принадлежности богослужения сжигались целыми кострами, священные сосуды и драгоценные ризы отдавались на Монетный двор. Какое бы то ни было научение христианству жестоко каралось, и даже келейная молитва объявлена преступлением. Вся эта истребительная политика обрушивалась только на христиан. Индуизм, буддо-ламайство и иудейство сохранили полную свободу. Магометанам было приказано только очистить свое вероучение от всяких следов почитания Иисуса и его Матери как святой, и вообще от какой бы то ни было солидарности с христианством. Над этим работала комиссия ученых мулл при Шейх-уле-Исламе, очень, впрочем, не торопясь. Итак борьба против христианства велась, казалось бы, достаточно радикально, но Антиох был не удовлетворен, и задумывал меры более действенные. По решении вопроса о христианстве, в Совете решено было учредить еще комиссии, при участии ученых раввинов, мулл, браминов и лам, для выработки мер о согласовании их религий с признанием Человекобожия Антиоха. Предполагалось достигнуть этого - посредством объявления его новым воплощением Кришны для индуистов, Будды для буддистов, Мессии для иудеев и Махди для магометан. Заседания Совета всегда были закрытыми. Но его рассуждения и постановления слышал Иуда Галеви, присутствовавший как начальник караула. Таким образом он мог сообщить сотоварищам печальные вести об участи, ожидавшей Папу и Патриарха. Их освобождение должно было совершить немедленно, или - они погибали. Между тем у заговорщиков не было ничего подготовленного, ни даже какого-либо ясного плана. Группа слушала сообщения Галеви в полном унынии. На собрании присутствовало несколько членов других групп, по приглашению Гуго де Клермона. Яни, весь взволнованный, заговорил первый. - Друзья, неужто вы не видите, как бесплодны планы освобождения. Пока вы тратите на них время, Антиох нас всех перетаскает, как коршун цыплят. Неужто вам ничего не говорит эта кровь? - Он вынул платок, смоченный кровью Осборна, и взмахнул им. - Неужто она не подсказывает вам единственного лозунга: мщение злодею, смерть Антиоху! Этот страстный призыв как электрическая искра, пробежал по сердцам присутствующих. Но Лидия задумчиво молчала, а Валентин нахмурился. - Не горячитесь так, Яни, - сказал он. - Вам надо сначала узнать, что мы кое-что сделали для освобождения. Несколько часов назад мы нашли наружный выход вылазной галереи... Я не знаю, имеем ли мы время воспользоваться этим. Но как исходный пункт это открытие дает надежду на вовсе не бесплодные планы. Все обернулись, пораженные этим сообщением, особенно Марк. - Как нашли, кто нашел? Лидия поднялась. - Братья, позвольте мне сказать. Вы, Марк, сочли пустой тратой времени искать вход. Тогда я упросила Валентина отправиться со мной, и вход оказался на том месте, где я предполагала. Мы только не решились, не доложив вам, расследовать его до конца. Но дайте один день срока, и я вам завтра предложу план, за успех которого ручаюсь. Она начала едва слышно, но кончила громким голосом, проникнутым духовной уверенностью. - Я поддерживаю предложение, - сказал Валентин. - Прошу сегодня же ночью обследовать галерею. Пораженное собрание согласилось и назначило для обследования - Лидию, Валентина, Марка и Яни Клефта. Гуго объявил, что лично поведет их. Захватив с собой лопаты, оружие и фонарь, они двинулись, так как уже наступала ночь. По дороге Лидия опять погрузилась в задумчивость, а Валентин объяснил, как он наткнулся на галерею. Сначала они недоумевали, с чего начать обследование? Но Лидия несколько раз подходила к берегу, что-то соображала, отходила от берега, зажмурив глаза. Наконец, она стала около одного бугорка. "Валентин, - сказала она, - галерея идет по этой линии. Я ее чувствую под ногами. Кончается она здесь: попробуйте лопатой". Валентин начал копать, и сразу лопата открыла какую-то нору. Он пошел туда и нащупал каменные ступеньки. Зажегши фонарь, он увидел свод и ступеньки, идущие вниз. Лидия требовала тотчас же спускаться в галерею, но он не согласился. Они могли там погибнуть, и товарищи даже не узнали бы, куда они девались. Лидия покорилась, но в томительной тоске повторяла: "Патриарх и Папа в какой-то страшной опасности. Я чувствую это. Смотри, мы опоздаем"... - Заметьте, господа, - сказал Валентин, - что в это время Галеви нам ничего еще не сообщал: Лидия так томилась предчувствием, что я едва устоял - не начать обследование, не сказавши вам. - Поразительная чувствительность, - промолвил Марк. - Не даром Аполлоний так старался овладеть им. А я, глупец, хотел разыскивать чертежи! Прибыв на место, компания живо откопала вход, засыпанный, очевидно, только для замаскировки его, и увидела каменную галерею, которая через несколько шагов пошла по горизонтальной линии, очевидно, под озером. В ней было сыро и местами капала вода. Не слышалось ни звука. В молчании они прошло версты две, и галерея снова пошла к верху. "Две версты, - пробормотал Гуго, - это приблизительно ширина озера. Значит мы идем уже под Тамплем". Стены галереи в этом месте были снабжены многочисленными нишами, - очевидно, чтобы прятаться, защищаясь от вторжения неприятеля. Прошли еще немного, и галерея замкнулась стеной с дверью. Дальше некуда было идти. По ту сторону двери, вероятно, и находился часовой. Малейший шум мог привлечь его внимание. Гуго потушил фонарь. Марк шепотом попросился к двери... Прошло несколько минут. Марк, возвратившись на цыпочках, дернул Гуго к выходу. Но Лидия также попросила отпустить ее к двери. Ее отсутствие тянулось томительно долго. Наконец она явилась. "Кажется, мы можем свободно разговаривать", - сказала она потихоньку. Но Гуго двинулся к выходу и остановился только пройдя порядочное расстояние. - Ну что же вы оба слышали? Марк, припав ухом к двери, слышал шаги часового. Он руками нащупал скважину замка. У него при себе всегда есть отмычка, но при часовом нельзя попробовать отворить дверь. - Мне кажется, что часовой уснул, - сказала Лидия. - Я попробовала загипнотизировать его, и шаги стихли. Она рассказала, что когда ее гипнотизировали в Тампде, она попробовала отвечать своим мучителям тем же оружием, и ни один из них не мог устоять. Раз она усыпила через дверь часового, который надоедал ей подсматриванием. Ее магнитизерской силе удивлялся сам Аполлоний. Марк слушал с изумлением. - Есть чему удивляться, - произнес он с уважением профессионала. - Я сам магнитизер, но ничего подобного не могу сделать. Позвольте мне опять к дверям. Через несколько минут он возвратился бегом. - Дверь отворяется. Идите скорей, Лидия. Нужно разбудить часового. У меня он не просыпается... Скоро оба возвратились спокойные и довольные. Это бьш день великих открытий. Оказалось, что Марк рискнул пустить вход отмычку и дверь раскрылась. За ней он увидел уже знакомый ему тупичок, ведущий в тюремные коридоры, и часового, неподвижной колодой прислоненного к стене. Лидия разбудила его потом сквозь запертую дверь, и шаги его снова зазвучали. Никто не был так поражен всем происшедшим, как Яни. - Ну, Лидия, - заявил он, - теперь я ни в чем, никогда ни слова не возражу Вам. Что прикажете, все буду делать без рассуждения, Когда они снова выбрались на свет Божий и прикрыли выходное отверстие, Лидия спросила: - Mapк, не слыхали ли Вы, когда будет заседание подземного трибунала? - Кажется - послезавтра. Я должен явиться к своей "батарее" послезавтра. - В таком случае послезавтра же мы должны освободить Патриарха и Папу! Она говорила уверенно, торжественно, почти повелительно. - Присядем, господа, - продолжала она, -позвольте предложить вам план действий. План ее был более, чем смел, и мог сойти удачно только потому, что такой дерзости никто не ожидает, да еще по особому Божьему покровительству. Лидия и надеялась именно на это покровительство. Она так молилась, так горячо просила указать ей путь, что теперь была уверена во внушении свыше. По ее плану несколько рыцарей должны явиться в подземную тюрьму под видом караула, посланного будто бы привести Патриарха и Папу в трибунал, и, получив их из камер, - вести в тупик. Между тем Марк поведет с собой в тюрьму Лидию в качестве якобы нового члена психической батареи... Конечно, вести Лидию в такие места, где ее знало так много людей, - это казалось совершенное безумие. Но она ничего слышать не хотела: "Меня не узнают, я очень изменилась, я ручаюсь, что все сойдет благополучно"... Итак, в нужное время она загипнотизирует часового, а Марк отворит двери. Когда фальшивый караул получит Патриарха и Папу, он должен вести их с полной дерзостью не налево, а направо, завернуть в тупик и уходить по вылазной галерее. Дверь ее снова запирается, часть рыцарей остается в нишах и вооруженной рукой возможно дольше задерживает погоню. Несколько человек должны сторожить за озером у входа в галерею, чтобы отбить всякую попытку пресечь беглецам путь с этой стороны. Затем оба беглеца препровождаются в Вади Руми и далее в Сирию. На это предприятие приходилось поставить почти весь состав кружка. План выслушали в глубоком молчании, потом сделали несколько возражений, особенно против появления Лидии в тюрьме... Но в конце концов - все согласились. - План - полон слабых мест, и мы рискуем уложить весь кружок, - сказал Валентин. - Но, может быть, эта же невероятная дерзость и даст успех. Возложим надежду на помощь Божию. Поверим и вдохновению Лидии: она сегодня достаточно доказала его. Я согласен. - А я только что обещал без рассуждений делать то, что она укажет, - сказал Яни Клефт. Марк кратко выразил согласие и махнул рукой. - Очень дерзко, очень рискованно, - заметил Гуго, - но заманчиво все сразу кончить. Да и умного все равно ничего не придумаешь. Я согласен. План был принят, и де Клермон должен был окончательно распределить роли участников предприятия. Через два дня Тампль представлял зрелище невиданной и неслыханной суматохи. План Лидии был выполнен как по писанному и с такой удачей во всех подробностях, какой даже не смели ожидать. Когда фальшивый караул, пришедший будто бы из трибунала, под командой старшего офицера Висконти, за Папой и Патриархом, получил обоих узников и повел их не налево, а направо, то часовые не обратили на это никакого внимания. Даже когда шествие свернуло в вылазочный тупик часовые нимало не встревожились, так как не знали, что находится в тупике и полагали, что если офицер ведет туда арестантов, то значит так нужно. На Лидию никто не обратил внимания, ни одного знакомого не попалось, а присутствие Марка было очень кстати, так как давало повод думать, что Папу и Патриарха будут подвергать гипнотической подготовке к допросу. Таким образом, никакой тревоги в первое время не возникало. Лишь тогда, когда дежурившие часовые заметили, что в тупике нет ни души, кроме спящего часового, они пришли в недоумение и доложили о странном случае своему офицеру. Тот, единственно посвященный в тайну вылазной галереи, поднял тревогу и бросился к дверям. Но они оказались не только заперты на ключ, а еще снаружи крепко приперты. Чтобы пройти в галерею, их пришлось взломать, и когда это было сделано - она оказалась уже пуста, а около озера полузалита водой. Заговорщикам удалось пробить своды коридора, так что в него хлынула вода. В Тампле царило страшное волнение. На другой берег озера помчался отряд. Там сразу был найден взрытый ход в галерею и многочисленные следы людей, но ни одной живой души. Погоня бросилась по следам беглецов, но и тут ее преследовало несчастье. В пустыне уже второй день дул жестокий ветер и кучами песка засыпал следы бежавших. Проплутав несколько часов по пескам и камням, измученные преследователи возвратились ни с чем. Нельзя выразить ужаса Лармения и бешенства Антиоха. Достаточно было получасового дознания, чтобы установить личность рыцарей, разыгравших роль караула. Это были Вальде, де Клермон, Барабаш, Измаил Эфенди, Заремба и Кастилья, под командой старшего офицера Висконти. Все видели присутствие Марка Хацкиеля с какой-то неизвестной женщиной. Через несколько времени обнаружилось, что бежали также Штейн, Каширский и Сеитов. Никто не был захвачен. В отсутствии был также Иуда Галеви, но оказалось, что он несколько дней назад взял отпуск и уехал к родным в Рим. Похищение узников, притом столь важных, являлось, с точки зрения надзора, истинным скандалом и обнаруживало крайнюю общую небрежность и неумелость в исполнении обязанностей. Сверх того, похищение произведено лучшими рыцарями. В тот момент, когда Церкви предполагалось нанести жестокий удар казнью первосвятителей, - знаменитейшие рыцари их освобождают, рискуя жизнью, то есть, значит, под влиянием глубоких христианских убеждений. Насколько же можно полагаться на весь корпус? Сколько в нем кроется врагов Антиоха и его системы? Было от чего прийти в негодование и даже ужас, если бы Антиох не показывал себя недоступным страху. Но он рвал и метал, как бешеный. Он чувствовал потребность разнести что-нибудь в прах, стереть с лица земли. Все часовые в коридоре и караульный офицер были, по приказанию его, преданы смертной казни. Множество рыцарей были арестованы, и над всеми назначено строжайшее дознание. Вызванный к Антиоху Лармений трепетал за свою жизнь, но после бурных сцен успел оправдаться. Он напомнил своему повелителю, что все рыцари-изменники были зачислены в Орден по его личному приказанию и вопреки протестам Лармения. Он напомнил, что постоянно заявлял о невозможности иметь порядочную полицию из рыцарей, которые не подчиняются дисциплине, а часто обнаруживают брезгливость к исполнению полицейских обязанностей. На помощь Лармению явилось и заступничество Аполлония. В конце концов Антиох признал его невиновным. Но он совершенно уничтожил Орден Тамплиеров. Стражу Тампля приказано было организовать на общих полицейских основаниях. В ее состав разрешено было принять и рыцарей, выдержавших искус дознания, остальных же приказано зачислить в обыкновенную армейскую службу, с учреждением над ними бдительного надзора начальства. Лармений, за уничтожением Ордена, терял должность Гроссмейстера, но получил назначение в Председатели политического суда. Ему же было поручено разыскать бежавших рыцарей и первосвятителей, и в связи с этим произвести повсеместные обыски у всех лиц, подозреваемых в исповедании христианской веры. Антиох приказал ему при этом возможно сильнее терроризировать христианское население.

XXI

Восторженная радость охватила христиан при вести об освобождении первосвятителей. Это был яркий луч света во мраке их существования. Такая чудесная помощь Божья, такое посрамление Антихриста, подняли дух гонимых. Все понимали, что Антиох ответит безудержными репрессиями, но спасение первосвятителей служило для всех доказательством, что если Богу угодно сохранить человека, то ничего не достигнут все силы адские. И вот повсюду заслышалась молитва. Большие скопления верующих давно стали невозможны, но по отдельным жилищам собирались кучки христиан и служили благодарственные молебны. Более многочисленные собрания допускала погребная церковь епископа Августина, доселе избежавшая разгрома. Там теперь шли ежедневные службы. Но церковь привлекала не одним богослужением, она была местом, где узнавали новости о гонениях, о судьбе родных и близких, а иногда и о радостных событиях, как теперь о спасении Патриарха и Папы. Развалины, произведенные землетрясением в день воскресения Ильи и Эноха, постепенно исчезали в более оживленных частях города. Но значительное пространство продолжало оставаться царством мертвых руин, и здесь-то высились полуобрушенные стены громадного дома, подвал которого епископ Августин облюбовал для своего тайного xpама. В погреб входили через подземную галерею, и когда двери ее были заперты, - из глубины подвала наружу не достигало ни звука. Случайный прохожий не мог и догадаться, что под его ногами гонимые поклонники Христа воспевают Ему горячую хвалу. Бедна и убога была обстановка этого убежища веры. Обстоятельства не позволяли украшать его, чтобы шумом работ не выдать его существования. На голых стенах кое-где висело несколько небольших икон, у которых теплились лампады. С восточной стороны был отгорожен занавесками алтарь, в котором покрытый пеленою стол, с походным антиминсом [1], служил престолом, другой - жертвенником. Около алтаря виднелись две невысокие хоругви, аналой и стол с крестом, вечно уставленный свечами в поминовение убиенных и замученных. Впрочем, восковые свечи добывались с трудом, так как их производство было воспрещено, и они изготовлялись домашним способом, по преимуществу в сирийских убежищах. В полумраке этой катакомбы, где едва различались фигуры молящихся, алтарь светился разноцветными лампадами, как маяк, указывающий путь спасения. С неделю после бегства первосвятигелей в храме стояли и сидели несколько десятков богомольцев. Они тихо разговаривали между собой. Некоторые подкрепляли силы просфорами и стаканом красного вина. Служба уже отошла, но епископ ожидал посыльного от Патриарха, и народ не расходился. Разговоры касались большею частью обысков и арестов. Полиция свирепствовала по городу, врываясь даже в жилища не христиан, которых, впрочем, оставляли в покое, если обыск не обнаруживал ничего подозрительного. Христиан же большей частью выдавали иконы. Найдя их, полиция арестовывала поголовно всех обитателей квартиры. Такое несчастье как раз произошло в эту ночь с семьей каменщика Франца. Нагрянула полиция, нашла иконы и спросила, зачем здесь эти возмутительные изображения? - Я христианин, - отвечал Франц. - А, христианин! Тащи их всех. Жена с дочерью успели выскочить и теперь плакали в уголке церкви. - Остались мы бесприютные, негде голову преклонить. Соболезнующий народ окружил их. Епископ принес из алтаря несколько просвир и красного вина. - Подкрепитесь-ка, Бронислава, - сказал он. - Да не плачьте преждевременно. Бесприютными не останетесь. Я вас сегодня же вывезу за город... Тут раздался условный стук в двери, и сторож ввел дюжего парня, растрепанного, с красными ссадинами на лице. Бронислава бросилась к нему - это был их старший сын: - Откуда ты? А где же отец? - У Господа Бога... Бедная женщина упала в обморок. Когда ее привели в чувство, Ян, сын, рассказал, что их с отцом повели двое полицейских и всю дорогу ругали и колотили. Особенно доставалось старику. Ян не выдержал: "Не троньте его; веди в полицию, а бить не смеешь". - Не смею?! Ах ты, щенок. Да я его убью, как собаку". И он рубнул его наотмашь тесаком. Франц упал, обливаясь кровью, а Ян бросился на полицейских, свалил одного ударом в висок, а другого начал душить. Тот захрипел. Ян кинулся к отцу. Он лежал мертвый. Тесак перерубил ему шейные артерии. Опомнившись, полицейские схватили было Яна, но сильный парень разметал их и убежал. Куда девался его брат, он не знает. Мальчик куда-то отбился по дороге. - Он, конечно, прибежит куда-нибудь к знакомым. Тогда сейчас же приводите его. Нужно их отправить всех, - распорядился епископ. В дверях опять послышался стук. Вошли Юсуф, Валентин и статный молодец, неизвестный богомольцам. Это был фон Вальде. - Братья, сейчас узнаем новости. Что ты привез, Юсуф? - Письмо святейшего Патриарха, и другое святейшего Папы Римского. Августин просмотрел письма. - Кто у нас тут римско-католики, - спросил он. Выступили семья Франца и еще два-три человека. - Вот, братья, оба святителя извещают, что Святейший Папа Римский поставил в священники отца Игнатия Вальде, бывшего тамплиера. Епископа Викентия нет с нами, так вручаю вам нового пастыря. Отец Игнатий сказал несколько слов своему маленькому стаду и передал ему благословение Святого Отца, а епископ Августин сообщил всем подробности о спасении обоих первосвятителей. Фон Вальде прибавил многое и от себя как участника в освобождении их и очевидца их жизни в Сирии. Патриарх Василий прислал также послание свое, которое было тут же прочитано. Он рассказывал о мучениях, которым подвергся, и увещевал всех быть твердыми, чтобы достойно встретить близкое пришествие Спасителя. Народ оживился и повеселел, слушая все эти сообщения. Всех порадовали также рассказы Юсуфа, о.Вальде и Валентина о спокойной жизни в сирийских убежищах, куда рассчитывали перебраться и многие из присутствующих. После этого пора была и расходиться. Это требовало немало времени, потому что выходить толпой было нельзя. Да еще не кончились и дела. Нужно было подвести счеты нуждающимся в помощи, больным и т.п., и распределить, кто о ком может лучше позаботиться. Несколько человек нужно было отправить за город, в том числе семью Франца. Только покончив со всем этим, епископ дал народу благословение расходиться, а сам присел потолковать с Валентином. - Что еще скажешь мне, - спросил он. Валентин рассказал, что члены кружка, покончив освобождение первосвятителей, - занимаются остальными намеченными ими делами. Яни Клефт, конечно, весь пылает мыслью об убийстве Антиоха, другие вербуют людей для восстания. Все это, конечно, не касается епископа. Но от старца Иоанна он привез просьбу, нельзя ли усилить сбор продовольствия для убежищ и - отправлять беглецов не исключительно в Сирию. Старец заготовил немало убежищ по разным странам, и в них повсюду живут также благополучно и спокойно. - Вот, Вам, Владыка, список этих мест, - сказал Валентин. - Хорошо, будем пользоваться и ими, - отвечал Августин. - Постараюсь собирать побольше и продовольствия. Только ведь теперь все и повсюду оскудели. У самого Антиоха не лучше. Наболтал он на весь мир, что ему подчинена природа, а она не желает ему служить. То засуха, то наводнение, то жар, то холод, и все не вовремя. Хочет Господь, чтобы люди поняли свое безумие, увидели бы, что не Антиох с Люцифером распоряжаются силами природы. Да их ничем не вразумишь... А нас, авось, пропитает Господь... Но расскажите же подробнее, как там поправляются наши мученики-первосвятители? Валентин обрисовал их жизнь: тихая, спокойная; она действует на них, как целительный бальзам. Но чем больше они поправляются, тем больше сокрушаются, что оторваны от своих паств. Это уже теперь, через несколько дней после тюрьмы. Вряд ли их можно долго удержать в убежищах, а между тем, считается, что им необходимо подольше там пожить, потому что оба крайне истощены. Он просил старца Иоанна не выпускать их без медицинского осмотра. - А знаете, Владыка, какой любопытный разговор был у меня со старцем о нашем Человекобоге? Он его называет безумным, то есть просто в смысле сумасшествия.... - Как же так, - с удивлением спросил Августин. - Да ведь его все считают гением... - Это одно другому не мешает. Я как медик, как психиатр был заинтересован отзывом старца, и представьте - совершенно согласен с ним. Только, конечно, старец бросил лишь краткое замечание, а я его продумал как медик. - И каково же Ваше заключение? Выходит, что его должно признать невменяемым, не ответственным? - Напротив, вполне вменяем и ответственен: старая медицина страшно раздувала понятие о невменяемости, потому что отрицала самостоятельность личности. Но теперь так уже нельзя смотреть. Сумасшествие, то есть упрочившееся ненормальное состояние ума, состоит в том, что человек теряет сознание реальности; соотношение сил и предметов представляется ему не таково, как оно есть в действительности. Вменяемость при этом определяется причинами, которые привели человека в это состояние иллюзии. Если причина зависит от чего-либо внешнего, подавляющего мозг или разбивающего его составные части, как, например, при прогрессивном параличе и т.п., то человек становится невменяемым. Но если сам, по каким-либо собственным побуждениям, переставляет аппараты своего материального или духовного восприятия так, что они показывают все бытие в извращенном виде, то он ответственен за результаты. Любопытно, что в Св. Писании грех часто является последствием безумия... Таков именно случай Антиоха. Ему были даны огромные силы восприятия и ума. Все планы бытия ему доступны и он имеет все способы проверять свои восприятия. И как же он этим воспользовался? Он так изуродовал свои аппараты восприятия, что возомнил себя сильнее Бога, поставил задачей жизни свергнуть его и стать на его место. При малейшей искре здравого смысла ясно, что это идея безумного, сумасшедшего, но идея греховная, порожденная беспредельным желанием величия. Он и теперь мог бы излечиться от своего безумия, если бы захотел. Даже при горазда менее остром уме легко понять, что быть господином вселенной может быть только ее создатель или устроитель, а он знает, что он -ни то и не другое. Но он сам не хочет потерять иллюзию, которая его прельщает, не хочет допустить себя к сознанию реальности, потому что тогда он увидит себя существом сравнительно очень малым. А он хочет быть непременно выше всех. Он, вероятно, в глубине души относится ревниво даже к своему Люциферу, психология которого совершенно такая же. Антиох является высшей степенью развития давно назревавшей духовной болезни человечества, которое не хочет быть под властью Бога, хочет управлять собою самостоятельно. Но Антиох понял, что это возможно только в том случае, если человек станет на место Бога во всей вселенной; отсюда выросла его беспримерная mania grandiosa [2], которую Люцифер, конечно, постарался возможно сильнее раздуть... В результате - духовно выродившееся человечество идет к концу мира под руководительством вождя, - которому, в нормальное время, было бы одно достойное место - в доме душевно больных. - Да, - заметил Августин, - это, пожалуй, похоже на правду... Однако все уже разошлись. Пора и нам. Идем тушить лампады, - а потом - хотите ночевать у меня? Потолкуем еще на досуге. Через несколько минут они вышли, а храм погрузился в безмолвную тишину и непроглядную тьму. Антиминс (греч. "вместопрестолие") - четырехугольный плат, на котором происходит освящение Св. Даров ^ Мания величия - (лат.) ^

XXII

Назначение Комиссии по регулированию иудейского вероисповедания ставило перед еврейством вопрос, в котором оно само еще не разобралось. Получив приглашение прислать в Комиссию своих делегатов, великая синагога немедленно назначила собрание, на котором партии Боруха Хацкиеля и Эзры Гаона вступили в ожесточенное состязание. На собрание прибыл и официальный делегат от Кол Изроель Хаберим, который имел инструкцию возможно оттеснить и затянуть решение вопроса. В этом отношении Кол Изроель Хаберим явился испытанным выразителем настроения консервативной части еврейства.

Все это нужно было признать ошибочным в тот самый момент, когда работа исторического еврейства дала плоды по крайней мере в том, что касается сокрушения христианства. Такой подвиг самоотречения ставил перед еврейством вместо прежней работы новую, прямо противоположную, то есть из врагов христианской веры и общественности оно должно было стать их опорой. Нужно было стать тем, чем Израиль отказался быть 2000 лет назад, с той разницей к худшему, что прежде Израиль был бы центром и инициатором новой великой эры, а теперь он должен примкнуть к чужой работе. И как это сделать? Должны ли евреи распылиться по церквам различных христианских вероисповеданий? Тогда где же будет целостное, коллективное еврейство? Борух отвечал, что евреям вовсе не обязательно примыкать к той или иной церкви. Они должны войти в Церковь Христову, но в ней могут занять отдельное место, иметь собственную иерархию и свои обряды. Это даст им возможность выступать коллективно и вносить в жизнь и борьбу христианства мысль и силу целостного Израиля, то есть Еврейской Христианской церкви. Конечно, если кому-либо из евреев более по сердцу стать римско-католиком, православным и т.д.- это дело их свободного выбора, и вообще эти различные формы церковного существования являются, при всей их важности, вопросами второстепенными. Основная задача состоит в том, чтобы быть со Христом, служить ему, совершать в мире им узаконенную миссию. В настоящий момент, последний в жизни мира, миссия Христова служения, приводить к борьбе с Антиохом и его планами, а следовательно, и к мученичеству. Но это не может останавливать современного еврея, как не останавливало Петра, Павла и других учеников Христа, таких же евреев, 2000 лет тому назад. Евреи этим искупят свою историческую вину и докажут, что их высшее стремление составляет жизнь с Богом, а не земное благополучие. Такие призывы Боруха Хацкиеля сильно действовали на наиболее идеалистическую часть еврейства. Но земной патриотизм оставался в нем преобладающим чувством большинства и заставлял прислушиваться к проповеди Эзры о мессианстве Антиоха. Правда, что признание его Мессией также возбуждало великие недоумения. Стремление Антиоха подчинить себе высшие сферы духов не смущало Эзру и единомышленных ему каббалистов. Ведь и они, своими молитвами и заклинаниями, напряжением духовной силы своей, способны подчинять себе гениев и духов планет. Насколько же эта способность должна быть выше у Мессии! Сам Эзра Гаон участвовал в заклинаниях, направленных, для ускорения рождения Мессии, на "Короля" и "Королеву" сефиротов, то есть непосредственные проявления Бога [1]. Кто может сказать, с какой степенью силы может влиять на божество сам Мессия? Все это не противоречит мессианству Антиоха. Но Мессия должен быть национальным вождем евреев, приносящим всемирное господство их. Антиох же совершенно не выступал в такой роли. На это и указывал представитель Кол Изроель Хаберим как на препятствие для предположения Антиоха Мессией. Эзра возражал, что Мессия не сразу заявит себя национальным вождем Израиля, но, даже допуская это, - не было оснований усматривать Мессию в Антиохе раньше, чем он проявит соответственные стремления. Была значительная часть еврейства, которая соглашалась признать Антиоха Мессией без всяких оговорок, но это были люди, внутренне отрекшиеся и от своей веры, и от национальности, принадлежавшая к общеинтеллигентным воззрениям, овладевшим и массами, тем воззрениям, представителем которых был Антиох. Эти евреи готовы были признать Антиоха Мессией не потому, что верили в его мессианство, а из желания облегчить ему путь действий, отдавши в его распоряжение силы еврейского народа. Но эти люди, "апикореи", как их называли верующие, остерегались вступаться горячо в дело, чтобы не бросить тени своим союзничеством на проповедь Эзры Гаона [2]. Консервативная же часть евреев одинаково досадовали на Боруха и на Эзру за то, что они вносят разделение в среду их народа, прежде так сплоченного. Они не понимали, что времена сплоченной неподвижности безвозвратно миновали, и что для евреев стало неизбежным бросить свою тяжесть на ту или иную чашку весов мировой борьбы. Центральное управление Кол Изроель Хаберим, конечно, считало проповедь Хацкиеля в высшей степени вредной и еретической и понимало, что она хоронит тысячелетнюю историческую работу еврейства вообще, а в частности и самого Кол Изроель Хаберим. Но оно ясно сознавало также, что Антиох никогда не станет искренне еврейским Мессией. Когда-то Кол Изроель Хаберим сам помогал карьере его, имея надежду вырастить из него еврейского Мессию. Но Антиох, воспользовавшись помощью, пошел иным путем и занял положение вполне независимое и гораздо более высокое. Мыслимо ли было теперь ожидать, чтобы он удовлетворился более скромной ролью? Он не прочь быть Мессией, но не для служения еврейству, а для того, чтобы оно ему служило. Единственное средство принудить его к искреннему принятию роли Мессии состояло бы в том, чтобы как-нибудь ослабить его и подорвать, так чтобы он не имел иного выхода, как искать помощи у Кол Изроель Хаберим. Поэтому еврейский центр смотрел сочувственно на восстание Осборна, дал своему агенту, Иуде Галеви, приказание помочь освобождению Папы и Патриарха, а также вербовать силы для нового восстания. Теперь желание Антиоха - принять звание Мессии, вместе с ролью Махди, Кришны, Будды и объединяющей всех их ролью Человекобога, - разрушало все надежды подчинить его и, напротив, делало его господином Кол Изроель Хаберим. А между тем и ссориться с ним было уже опасно. В таких условиях оставалось все-таки наиболее выгодным затянуть мессианский вопрос в надежде, что могут явиться какие-нибудь благоприятные обстоятельства. В числе их особенно приятна была бы смерть Антиоха, после которой на роль Мессии можно было выдвинуть какого-нибудь более покладистого и искреннего еврея. Таким образом стараниями Кол Изроель Хаберим синагога решила отправить к Антиоху депутацию с объяснением, что Мессией может быть только национальный вождь еврейства, и с запросом, в какой форме может он исполнить эту миссию и дать Израилю мировое господство? Предложение Эзры Гаона относительно мессианства Антиоха было решено поставить в зависимость от переговоров депутации. Что касается предложений Боруха Хацкиеля, они были синагогой отвергнуты, но только после страстной борьбы, так у него оказалось гораздо больше приверженцев, чем можно было ожидать. Значительная часть евреев не хотела разрывать с ним и старалась хоть оттянуть разрыв. Боруха убеждали по крайней мере не организовывать Еврейской церкви до тех пор, пока на его сторону не перейдет большинство евреев. Но Борух и на это не соглашался. Он твердил, что нравственная обязанность евреев требует поддержать христианство в эти тяжкие времена гонений, и что всякие отсрочки в исполнении этого - были бы в высшей степени предосудительны. Использовав все усилия избегнуть этого, синагога наконец постановила: Боруха Хацкиеля с единомышленниками - отлучить, но в надежде на их раскаяние наложить на них пока лишь малый херем [3]. Такой исход долгой и тяжелой борьбы не особенно, впрочем, огорчил Боруха, так как заранее был им предусматривает. Это не было безусловное поражение. Напротив: во всяком случае великий клич прозвучал в шатрах Израиля. Теперь нужно было озаботиться только, чтобы он зазвучал неумолчно, привлекая ко Христу все новых и новых последователей. Борух считал, что это лучше всего будет достигнуто при организации особой Еврейской Христианской церкви, с собственным клиром и иерархией, с сохранением всего обрядового и бытового ритуала, какой только не противоречит христианству. Даже и в отношении таинств он принял литургию апостола Иакова, как такую, которую составили иудеи, а не греки. Он составил несколько новых молитв, одну покаянную и другие, прославляющие Господа Иисуса многократным повторением слов "Благословен Грядый во имя Господне". Он предложил несколько новых святых, как Эсфирь и другие почитаемые евреями личности. Он и в церковных отношениях возможно больше сохранил древнееврейский характер. Одновременно с этой работой, Борух обратился к Православной и Римско-католической церквям с просьбой о принятии новой еврейской церкви в сонм христианских, на правах автокефалии [4], и с обычным для всех подчинением соборам. На это очень быстро и воспоследовало согласие, и сам Борух, по принятии хиротонии [5], стал Патриархом ее. Количество евреев, присоединяющихся к Еврейской Христианской церкви, быстро возрастало. Но Эстер решительно заявила, что ей не нужно никаких древних еврейских обрядов, что она присоединяется не к обрядам, а ко Христу, и принимает Православие со всем его чином и обрядами. По ее настояниям так же поступил и Марк. Борух был отчасти очень доволен тем, что семья Патриарха явилась для евреев наглядным уроком и примером присоединения ко Христу без придавания особой важности обряду. Он и сам неустанно твердил своим соплеменникам, что близко время, когда они увидят Христа и войдут в новую жизнь Царства Небесного, в которой не будет уже никаких здешних обрядов. По учению Каббалы, непостижимый Бог - Эн-Соф - проявляется в мире, творя его и управляя им, посредством десяти сефиротов, как бы отдельных своих излияниях, в совокупности и составляющих божество ^ "Апикореи", то есть эпикурейцы - это слово у евреев издавно стало обозначать людей вольнодумных, неверующих, атеистов, неблагочестивых ^ Херем - отлучение в иудаизме ^ Автокефалия обозначает независимость, самостоятельность Церкви ^ Хиротония - посвящение в епископы ^

XXIII

Через несколько дней после бегства Папы и Патриарха на палубе громадного пассажирского корабля, идущего прямым рейсом от Яффы в Рим, очень развязно и весело разгуливал весьма неожиданный путешественник. Это был епископ Викентий, конечно, не только в светском костюме, но и без своего тамплиерского цветочка. В общем разгроме Ордена он уцелел благодаря своей смелости и находчивости. Зная о предстоящем побеге первосвятителей, он мог бы своевременно скрыться из Тампля. Но ему было передано от генерала Общества Иезуитов [1], что принужденное, для спасения Святого Отца, скомпрометировать двух своих членов-тамплиеров, Общество крайне нуждается в сохранении среди вражеского стана хоть последнего своего собрата. Посему генерал настоятельно просил Викентия приложить к этому все свои усилия. Распоряжение было основано на незнании новейшего положения вещей и угрожало Викентию бесполезной гибелью. Но он был слишком дисциплинированный иезуит, чтобы не попытаться исполнить желание своего генерала. Поэтому он не скрылся, а остался на месте как человек со вполне чистой совестью. Это снова обмануло Лармения. Конечно, когда началась общая гроза, Викентий был арестован и вместе с прочими тамплиерами привлечен к дознанию. Но он мимоходом заметил Лармению, что теперь, с уничтожением Ордена, он перестает быть сборщиком пожертвований. Между тем в Риме, где он главным образом и действовал, у него остались значительные суммы, уже пожертвованные, но еще не собранные, и было бы очень жалко их потерять, так как, конечно, никто не станет взносить денег, когда известие об уничтожении Ордена повсеместно распространится. Лармений отнесся к этому очень внимательно, так как большая часть пожертвований, не допускавших точного учета, всегда шла в его карман. Убежденный в непричастности Викентия к побегу Папы и Патриарха, он поторопился объявить его, по дознанию, оправданным и совершенно свободным, но немедленно командировал его в Рим, чтобы как можно скорее собрать все пожертвованные суммы. Между тем Викентию и было необходимо побывать в Риме, чтобы лично доложить генералу Иезуитов о положении дел в Иерусалиме и испросить инструкции для дальнейшего поведения. Таким образом, все устроилось согласно его желаниям. Любуясь теперь Средиземным морем, вполне довольный самим собой и судьбой, он вдруг с удивлением заметил неожиданного спутника - Иуду Галеви. Зная близкие отношения его к заговорщикам, он сначала колебался, заговорить ли с ним, но любопытство взяло верх. Он подошел и выразил удовольствие видеть бывшего собрата. - Почему же бывшего? - спросил Галеви. - Потому что наш Орден уничтожен. Иуда выразил свое крайнее удивление. По его словам, он, получив уже недели две назад отпуск, совершенно ничего не знал о делах Тампля. Это показалось Викентию весьма сомнительным, но он покорился судьбе и начал рассказывать Галеви последние события, подумывая: "Все это ты, любезнейший, знаешь не хуже меня". - Что же такое теперь мы с Вами, - спросил Иуда, выслушав рассказ. - А уж не знаю. Можем идти в полицию, можем идти в армию... Я еду в Рим по специальному поручению бывшего Гроссмейстера, а о вас ничего не знаю. - Я еду в Рим к родным, но если Орден уничтожен, то значит придется искать места, более привлекательного, чем полиция или армия. Так они и добрались до Остии, наблюдая друг за другом, и не очень-то довольные встречей, но рассыпаясь в товарищеских любезностях. Вечный Рим подходил к концу времен, продолжая сохранять характер столицы мира, по крайней мере одной из столиц. Иерусалим сделался политической столицей, но был слишком связан с личностью и властью Антиоха. Сам по себе, в лице своего населения, ставшего чрезвычайно сборным, так сказать, международным, он не дышал никакими глубокими традициями. В нем чувствовалось, что он не принимал глубокого участия ни в какой великой эволюции человечества. Он был колыбелью юдаизма и христианства, но развитие того и другого шло вне стен его, далеко за пределами его территории. Он являлся священным знаменем для многого, но не был действующей силой чего-нибудь. Наоборот, Рим постоянно оставался действующей силой мирового развития, и это сказывалось глубокими чертами в самом населении его, массы которого были носителями различных направлений человеческой эволюции. Много сот лет он был не только столицей Римского католицизма, но и движущей силой его до такой степени, что долгое время все папы, по происхождению, принадлежали к римским патрицианским родам. Он сделался потом столицей франкмасонства, разлагавшего христианство. Он сделался столицей павшей церкви, "Вавилонской блудницы". И несмотря на то, что Ватикан и все наследие Римского католицизма стали достоянием врагов Божиих, вечный город продолжал быть столицей западного христианства. Его католическое население чрезвычайно уменьшилось, ему приходилось прятаться, сам Папа скрывался в отдаленной Сирии. И тем не менее жизнь западного христианства била, хотя ослабленным, но кипучим ключом именно в Риме. Здесь жили люди, связанные с христианством не только личной верой, но родовыми традициями, насчитывающими иногда тысячелетнюю давность. Здесь жили и святые, и мученики, и праведники, жили со Христом и боролись за Христа. Здесь поместил свой центр и Орден Иезуитов. Ослабленный, преследуемый, скрывающийся, он распускал слухи, будто бы его генерал имеет резиденцию в Нью-Йорке, Пекине, Калькутте, чтобы сбить со следа гонителей своих. Но в действительности генерал находил наиболее прочным местом пребывания и действия - старый, вечный Рим. Здесь же утвердило свою резиденцию и центральное управление еврейского Кол Изроель Хаберим. Традиционные заговорщики, принципиально живущие в глубокой тайне, носители всемирной власти евреев нашли Рим наиболее удобным местом, где можно оставаться незаметным и в тоже время близким ко всем мировым движениям, которые всееврейский центр приспособлял к своим интересам или с которыми он боролся. Иуда Галеви и епископ Викентий, тайно друг от друга, стремились к тайным центрам, которым одинаково усердно служили и которые одинаково страстно готовы были друг друга уничтожить. Викентий был в Риме свой человек и имел самые разнообразные связи. Он предполагал также посетить и притоны ненавистной ему "Блудницы Вавилонской". Но прежде всего нужно было явиться к генералу Societatis Jesu. Центральная коллегия иезуитов пребывала в Риме под видом Общества благовонных товаров, которое и было действительно поставщиком всевозможных сортов ароматов, ладанов, масел и т.д. Этот товар забирали у него церкви всех исповеданий христианских и антихристианских. Конторские книги Общества хранили и все иезуитские отчеты, написанные особым шифром в виде торговых счетов и балансов. Генерал Ордена жил под видом одного из служащих конторы. С глубоким вниманием выслушал генерал длинный доклад Викентия о Иерусалимских делах и отношениях, расспрашивая особенно подробно обо всех обстоятельствах освобождения Папы. - Итак, Вы теперь уже не тамплиер... Но нельзя ли занять какую-нибудь должность при Лармении или самом Антиохе? Я, конечно, говорю о месте, на котором Вы могли бы что-нибудь узнавать, не совершая ни богохульств, ни антиоховских злодейств. - Постараюсь, но пока ничего не предвижу. Я и то удивляюсь Божиему Промыслу, спасшему меня среди ряда подозрений этих служителей Сатаны. - Да, и вместе с благодарением Господу, я должен воздать высокую похвалу Вашему мужеству, хладнокровию и тонкой сообразительности. Ваши воспитатели могли бы гордиться таким учеником. Викентий поклонился. - Разрешите мне в свою очередь, - сказал он, - осведомиться об общих планах действия Ордена. Это мне осветит и мой личный путь. - Мой дорогой собрат, наши цели теперь по необходимости очень скромны. Во-первых, Вы и сами видите, что мы - живем при конце веков. Ей, гряди, Господи... Осталось ли у нас срока больше года или двух? Не знаю. Но во всяком случае мы должны оставить задачу - привести мир к подчинению Святому Отцу. Во-вторых, хотя мы и не уничтожены, но ослаблены до последней степени. Наших - увы - ничтожных сил теперь и не хватило бы на обширные задачи. Наши старания теперь сводятся к тому лишь, чтобы дело Св. Игнатия [2] не было разрушено до пришествия Господа и чтобы за это время сохранить возможно больше спасающихся душ. К этому теперь направлены силы всех христиан. Но, конечно, мы, Societas Jesu, действуем немного по-своему... Учить Вас нашей тактике нет надобности.... - Но, - продолжал Генерал, - может быть, не излишне ознакомить Вас со взаимными отношениями врагов Христовых. Это Вам поможет наблюдать и предохранит от ошибок. Как ни сократилась наша агентура, мы кое-что знаем. Положение таково. Враги Христовы по наружности кажутся чем-то единым целым. Но они едины только в ненависти ко Христу и в готовности губить христиан. Во взаимных же отношениях они полны разногласий и соперничества. В то время, как мы, христиане, все более сплачиваемся около единого нашего Господа, вражеский стан полон внутренних раздоров, и это, конечно, нам выгодно. Теперь среди них можно обозначить три лагеря. Это, во-первых, сам Антихрист со своим волхвом и правительствами союзных держав, во-вторых - Вавилонская блудница, именуемая Универсальной церковью, в-третьих, центральное общество еврейских патриотов, Кол Изроель Хаберим. Франкмасонство, имевшее прежде такое огромное значение, когда нужно было разлагать христианство и христианскую государственность, потеряло свое могущество, когда созрели плоды его трудов. Оно многочисленно, но разрозненно. Прежде им руководил в высшей инстанции Кол Изроель Хаберим. Теперь они - как отдельные лица и ложи - есть везде у еврейского центра, у Антиоха, у Вавилонской блудницы, но служат уже по личным интересам, являются агентами у всех, а своей .политики не имеют, как не имеют и своего сильного центра. В этом отношении наши старые исследователи - Дешамп, Копен, Aлбaнceлли [3] и пр. - нашли бы положение весьма отличным от их времен. В идейном отношении Кол Изроель Хаберим хочет только одного - господства Израиля здесь, на земле. Они не верят в конец света. Не верят они, в сущности, и в Мессию и готовы его выдвинуть только как знамя. Но по существу они считают Мессией - весь еврейский народ, коллектив. Понятно, что эти евреи-патриоты не верят и в Антихриста в христианском смысле. Деятельность Антиоха по уничтожению христианства им кажется полезною, все же остальное, как завоевание неба и т.п., им представляется чистой фантазией. Итак, они, казалось бы, могли относиться к нему дружески, но в действительности - он теперь для них величайший враг. Он основывает государство общечеловеческое, международное, а это исключает возможность всемирного еврейского царства. Антиох хочет подчинить себе всех, в том числе и евреев. Если бы он достиг этой цели, то сам Кол Изроель Хаберим должен бы был уничтожиться. Поэтому центральное еврейство ни о чем не мечтает так страстно, как об уничтожении Антиоха или по крайней мере обессилении его. Орудием этого Кол Изроель Хаберим хочет сделать Универсальную церковь. И это не пустая мечта. В Универсальной церкви множество франкмасонов, находящихся в зависимости от еврейского центра по денежным и другим материальным интересам. Точно так же в ней очень много евреев. В самой Коллегии Кардиналов мы знаем по крайней мере одного члена Кол Изроель Хаберим. Это - кардинал Моисей Галеви. - Галеви? - спросил Викентий. - Не родственник ли Иуде Галеви, тамплиеру? Он рассказал генералу о своей встрече с Иудой Галеви при переезде из Яффы в Рим и о его усердном пособничестве заговорщикам против Антиоха. - Не знаю этого Галеви, - сказал Генерал. - Из Ваших слов я вижу, что он должен быть агентом Кол Изроель Хаберим. Видите ли, что эти люди готовы помогать даже христианам в обессилении Антиоха. Путешествие Иуды в Рим любопытно. Стоило бы расследовать. Вероятно, приехал за инструкциями... В Коллегии Кардиналов есть несколько чистых люциферьян-сатанистов. Из них особенно влиятелен кардинал Адорати. Их идеи - чисто тамплиерские прежних времен. Отвергнувши Бога, они поклоняются Люциферу, тамплиерскому Баффомету, от него ждут всяких благ. Они думают, что он в конце концов победит Бога, но сами в боги не стремятся. Антиоховское человекобожие им чуждо. Как оккультисты и каббалисты они верят, что могут управлять астральными существами и даже влиять на ангелов, но не свыше того. Через всех этих людей Кол Изроель Хаберим и провел в Коллегию Кардиналов мысль, что церковь должна иметь в государстве не только духовную, но и гражданскую власть. В настоящее время Коллегия уже начала систематически осуществлять это в союзных государствах, старясь подчинить себе их правительства всякими способами, а когда достигнет этого - очередь дойдет и до Антиоха. Кол Изроель Хаберим рассчитывает, что эта борьба обессилит его и принудит искать помощи еврейского центра. Антиох же со своей стороны считает, что Вавилонская блудница должна быть его послушным орудием, а Кол Изроель Хаберим он желает совсем уничтожить. Все эти соперничества, конечно, создают для нас случай - служить делу Божиему. Из Вашего же рассказа видно, что Кол Изроель Хаберим, через своего агента, помог освобождению Св. Отца... Но для того, чтобы утилизировать соперничество их, требуется следить за ходом дел во вражеском стане. Потому-то я и желал бы, чтобы Вы сохранили какой-нибудь наблюдательный пост. - Не будет ли еще каких-нибудь приказаний? - Долго ли будет находиться Святой Отец в Сирии? - Он очень стремится возвратиться оттуда к пастве. - Передайте ему, что в интересах Церкви ему, напротив, следует как можно дольше оставаться в Сирийском убежище. Хотя старец Иоанн основал несколько их, и таких же благонадежных, но на пути легко быть схваченным. А вторичный арест Святого Отца, и тем более убийство его, навели бы тяжкое уныние на верующих. Нам же должно высоко поддерживать их дух. - Сильны ли здесь гонения? - Они ужасны, едва ли не сильнее, чем на Востоке. Святая кровь мучеников льется беспрерывно и публично, и в тайниках тюрем. Самое отвратительное дело Коллегии Кардиналов составляют человеческие жертвоприношения Люциферу. Они восстановили это гнусное наследие язычества. Христиан при этом иногда сжигают живыми, иногда сначала закалывают. На площади, перед бывшим собором св. Петра, Вы увидите статую Люцифера, перед которой погибают мученики... - Но почему вы говорите - "бывшем" соборе? - Потому что он теперь осквернен. В нем на престоле воздвигнут трон Антиоха, ждущий как-нибудь приезда этого нечестивца. Перед алтарем поставили статуи Антиоха и Люцифера. Коллегия до сих пор колеблется, чьим именем назвать Собор. Она хотела бы отдать его Люциферу, но боится прогневать и Человекобога... Вы рассчитываете побывать в поруганном Ватикане? - Да, я бы хотел... - Это хорошо. Может быть, узнаете что-нибудь новое. - А располагает ли Societas Jesu деньгами? Мне нужно отвести Лармению хорошую взятку, а пожертвований теперь много не найдешь. Уничтожение тамплиеров, вероятно, уже становится известным Риму. - Деньги еще найдутся. При отъезде получите. Викентий откланялся. Он решил остановиться у кого-нибудь из бывших тамплиеров и нарочно выбрал еврея, рассчитывая узнать что-либо об Иуде Галеви. Приятель охотно принял его и даже вручил кое-какие раньше полученные пожертвования. - Не знаю только - передавать ли, - заметил он, - ведь мы уничтожены. - Лармений приказал привезти, что найдется... - Ненасытная тварь, этот Лармений. А что его Фрина продолжает путаться с Аполлонием? - Конечно. Да и сам он назначен Председателем Политического Суда. Ссориться не годится. - Правда. Получайте... - Скажите, - сказал Викентий, - не знаете ли где Иуда Галеви? Я приехал с ним вместе. - Да, он приезжал к дяде, Кардиналу, Моисею Галеви, но, кажется, нынче же уезжает обратно. - Что же так экстренно? - А уж не знаю. Я видел его мимоходом, случайно. Это маленькое сведение было очень ценно. Так Иуда - племянник члена Кол Изроель Хаберим - сделал такой путь, чтобы пробыть в Риме несколько часов. Ясно, что генерал прав: Иуда - агент еврейского центра и приехал за какими-то специальными инструкциями. Но какими же? Что такое предпринимает Кол Изроель Хаберим? На другой же день Викентий отправился в Коллегию Кардиналов. Удручающее зрелище производили на него поруганное обиталище Римского Папы и оскверненные святыни собора. Он принудил себя войти в бывшее достояние св. Петра, увидел статуи Сатане и Антихристу, увидел трон Человекобога на месте приношения святой жертвы. Он остановился на площади перед гнусной статуей, которая показалась ему пропитанной запахом горячего человеческого мяса. "Вот уж истинно мерзость запустения на месте святом", - мысленно произнес он. Но что же предпринять в Коллегии? Подумавши, он решил просить аудиенции кардинала Адорати и приказал доложить о себе как о тамплиере. В ожидании ответа он прохаживался по приемным покоям Коллегии, негодуя и скорбя о прошлом. Все здесь получило новый вид. Все, напоминавшее христианство, исчезло и заменено оккультно-каббалистическими эмблемами, надписями и знаками. Вынесены даже картины великих мастеров. Само поведение служащих утратило прежнюю торжественную важность и приняло печать какой-то наглой вульгарности... Но вот его позвали к кардиналу. Викентий явился просителем. Он объяснил, что с уничтожением Ордена тамплиеров - лишился службы и теперь ищет покровительства Его Эминенции [4] для получения труда и пропитания. - Почему же Вы обращаетесь именно ко мне? - Куда же Баффомет может направить несправедливо страдающего тамплиера? Слухами о Вашей доброте давно был полон весь Орден... Адорати благосклонно улыбнулся и стал расспрашивать об Иерусалиме, об Антиохе, об уничтожении Ордена. Викентий отвечал в таком тоне, который звучал обидой и антипатией в отношении гонителя тамплиеров. Кардинал ни словом не выдал своих чувств и мыслей, но, видимо, ему было приятно слышать об озлоблении тамплиеров против Человекобога. В конце концов он сказал: - Хорошо. Я думаю скоро быть в Иерусалиме. Зайдите тогда ко мне. Я посмотрю, что можно для Вас сделать. Викентий ушел, очень довольный свиданием. Генерал - титул главы ордена иезуитов ^ Имеется в виду Игнатий Лойола (ок. 1491-1556), основатель ордена иезуитов, причисленный католической Церковью к лику святых ^ И.Дешамп и Копен Албанселли - французские исследователи истории тайных обществ, на их труды Тихомиров ссылается в "Религиозно-философских основах истории" ^ Его превосходительство - (лат.) ^

XXIV

Несмотря на блестящую видимость своего положения Антиох далеко не был доволен им. Ничто не могло разрушить его уверенности в своем божественном достоинстве и потенциальном всемогуществе. Однако он видел, что всемогущество фактически далеко не оправдывается. Прежде всего его возмущала природа, совсем ему не повиновавшаяся. На этой почве у него развивалась жгучая ненависть против Бога, которого противодействию он приписывал все эти несвоевременные дожди, несвоевременные жары, вредные циклоны и прочие явления, в результате которых получались постоянные неурожаи. Народ голодал и роптал. Антиох вызывал к себе Аполлония и с досадой допытывался, отчего оказываются бессильны против этих бедствий и научные способы борьбы, и магическое искусство? Аполлоний только руками разводил. Антиох обращался и к Люциферу, и от него слышал лишь отголоски собственных мыслей, что расстройство и расслабление аппарата природы производится Богом - как орудие борьбы против него, Антиоха, и против человечества, бунтующего под его главенством. Но как справиться с этой бедой? Люцифер постоянно повторял, что нужно овладеть небесами, так как силами природы распоряжается могущественнее всего тот, кто властвует на небесах. Но для этой победы еще не достаточно подготовлены легионы Люцифера, как недостаточно достигнуто психическое объединение человечества около Антиоха. Среди людей все еще существуют непризнающие его религии, да и в бесчисленных миллионах единомысленных недостаточна вера в него. Его авторитет время от времени подрывается неудачами, так что являются даже попытки соперничества с ним. Антиоха особенно раздражало соперничество Кол Изроель Хаберим. Интриги этого общества он часто подмечал даже там, где сначала не предполагал. С некоторого времени начинало становиться очень подозрительным поведение Универсальной церкви, созданной самим Антиохом. В Коллегии Кардиналов все более обнаруживалось стремление к захвату власти помимо Антиоха, и он заподозривал в этом руку Кол Изроель Хаберим. Он знал, что Универсальная церковь кишит франкмасонами и евреями-каббалистами, и первоначально считал это естественным и полезным для себя. Но если бы Кол Изроель Хаберим захотел вооружить против него Универсальную церковь, то мог очень успешно воспользоваться именно этими элементами. В массе своих братьев-масонов Антиох был беспредельно популярен, был их идеалом и гордостью. Но центральная еврейская власть имела множество средств влиять на масонов и заставлять их делать то, чего бы они не хотели. Предчувствия не обманывали Антиоха. Кол Изроель Хаберим действительно толкнул Универсальную Церковь на захват мирской власти. Пользуясь своими чародействами, она успешно подчиняла себе умы народов всех союзные держав. Всевозможные астрологи, целители, предсказатели и т.п. по всему свету, и при дворах правительств, поставлялись из Рима. Они опутывали своими сетями и массы народа и самих чиновников, прибегая ко всевозможным средствам. Они пускали в ход и гипнотизм, и всякие волшебства, излечивали и напускали болезни, отмщали членам семьи за неповиновение ее главе. Коллегия Кардиналов старалась приучить правителей союзных держав к повиновению себе, а не Антиоху, хотя из осторожности еще не подрывала его власти открыто. Огромные богатства притекали в Рим по мере того как он овладевал умами, и это еще более увеличивало влияние Коллегии, так как она при надобности щедро, оплачивала услуги преданных ей людей. Правители всех держав были вообще очень преданы Антиоху, считали свои интересы солидарными. Власть свою они поддерживали более всего его авторитетом, а в идейном отношении были вполне единомыслеины с ним. Римские притязания были им и не выгодны и противны, и они часто жаловались Антиоху на эту узурпацию. Антиох иногда подымал шум, и тогда Коллегия Кардиналов уступала. Но хотя он и был недоволен ею, однако, по самоуверенности своей, не очень обеспокоивался, рассчитывая, что всегда сумеет справится с человеческими противодействиями. Его гораздо более тревожила недостаточная степень веры людей в него, вследствие чего они недостаточно концентрируют около него свои психические силы и тем замедляют для него возможность выступить на овладение небесами. Для устранения этого слабого пункта нужно было повлиять на умы народов чем-нибудь необыкновенно чудесным. Он совещался по этому предмету с Аполлонием, и Верховный Маг предложил ему план, который понравился Антиоху. Нужно было устроить в честь Человекобога грандиозный праздник, на котором Аполлоний проявит все свои магические силы, но, сверх этого, должны были проявиться и чудеса самого Люцифера. Праздник решено было обставить как можно торжественнее и пригласить на него правителей всех десяти союзных держав, а также и Римскую Коллегию кардиналов. Присутствием всех этих лиц Антиох хотел воспользоваться кстати, чтобы понаблюдать их взаимные отношения. Необходимость выждать прибытие высокопоставленных гостей значительно отдаляла день праздника, но это время он рассчитывал употребить на окончательное регулирование вероисповедного вопроса. Собственно с магометанами, казалось бы, нетрудно было сладить. По самой идее Махди, этот магометанский Мессия должен был принести с собой новый закон [1], так что в принципиальном отношении никакое учение Антиоха в отношении нравственности, образа жизни и т.п. не могло препятствовать его признанию. Но объявить войну Аллаху, признать власть Шайтана - на это не могли пойти даже сектанты. Махди мог получать божественное поклонение, мог быть человекобогом, но - во имя Аллаха. Со стороны обрядовой магометане также не могли допустить статуй, которые рассматривались как идолы. Статуй не допускали также и евреи. Но у них, сверх того, Мессия должен быть национальным вождем и дать Израилю мировое господство. Но Антиох, из-за приобретения себе евреев, не мог оттолкнуть от себя остальное человечество. Переговоры в общей сложности не приводили ни к каким результатам. На каждом заседании повторялись одни и те же аргументы без всякой надежды найти согласительную формулу. Все это раздражало Антиоха, и он наконец решил, что переговоры представляют ошибочную тактику, и что в этом случае, как во всех других, дело Человекобога - не искать соглашений, а заявлять свою волю и требовать повиновения себе. Он вызвал к себе Эзру Гаона, который ему казался наиболее подходящим орудием для воздействия на евреев, и принял его с величайшей благосклонностью. Антиох сообщил ему, что он - Мессия и что для него наступает момент открыться своему народу. Так как Эзра первый израильтянин, понявший, кто такой Антиох, то его же он избирает для возвещения евреям радостного события. При этом его народ должен знать, что он, Мессия, пришел не искать у кого-нибудь советов, а для того, чтобы повести за собою Израиль к обладанию миром, и на пути к этому евреи должны безусловно его слушаться и исполнять его предначертания. Они не должны обращать внимания на лживые толки его врагов. Истину знает только он, Мессия, и евреи могут ее узнавать только от него. Истина же состоит в том, что он есть воплощение Адама Кадмона, первобытного человека, с зарождением которого мир только и мог наконец организоваться из хаоса. Он, а не Иегова, вел Израиль к обладанию миром. Что касается Люцифера, то это вовсе не злой дух, не Самаель, а Метатрон [2], высший из божественных ангелов. Для того, чтобы евреи могли, наконец, возобладать на земле, чего не мог им дать Иегова, - он, Антиох, Мессия, должен возобладать небесами, а для достижения этого евреи должны поддерживать его всею душою, беспрекословно исполняя его приказания. Сам он - еврей, и в его лице Израиль уже начинает свое господство, а очень скоро он даст всем истинным евреям управление народами, чтобы вести их к благоденствию. Все это Эзра должен возвестить Израилю, выбирая для начала наиболее разумных людей. Им требуется также сообщить, что он безусловно воспрещает кумиры, то есть изображения ложных богов, но изображения его или Люцифера - священны, как изображения истинно божественных существ. Посылая теперь Эзру на проповедь, он ему предписывает после праздника привести к нему депутацию избранных сынов Израиля, которые получат от него дальнейшие указания. Эта сцена произвела на Эзру потрясающее впечатление. Он совершенно уверовал в Антиоха. Радостный и гордый высоким доверием Мессии, он теперь горел одним желанием достойно исполнить его волю. Но с первых же шагов его на этом пути Кол Изроель Хаберим увидел, что еврейству угрожает полное распадение. Часть его Борух увлекал в христианство, другую часть Эзра вел к Антиоху. Под руководством Кол Изроель Хаберим останутся жалкие остатки, уже не имеющие сил для осуществления задач, которые так искусно подготовлялись настойчивыми усилиями лучших умов Израиля. Нужно было торопиться какими бы то ни было способами устранить Антиоха, становящегося поперек дороги этим задачам. Иуда Галеви получил из Рима инструкции ускорить исполнение замыслов Яни Клефта против Антиоха, но действовать так, чтобы участие центрального еврейства в этом деле осталось скрыто непроницаемой тайной. Лучшим способом для этого казалось - бросить все подозрения на евреев-христиан, с которыми евреи-патриоты не могли иметь никакой солидарности. Порешив со своим мессианством, Антиох отложил магометанский вопрос до приискания подходящего человека, вроде Эзры. Но зато он отправил несколько десятков теософов на проповедь в Индию о появлении в его лице нового воплощения Кришны, который, согласно предсказанию известного индийского святого, Шри Рамакришна Парамагамта, сделанного в середине XIX века, должен родиться не в Индии, а в западных странах. Те же проповедники должны были возвестить об Антиохе как о новом воплощении Будды в Китае и Японии. Идея Махди принесена в магометанский мир сектантами-измаилитами, теми самыми, к которым принадлежал знаменитый орден ассасинов (Ассасины и измаилиты - мусульманские шиитские секты), системой убийств державший в руках халифов и султанов. У измаилитов уже являлись Махди, которые и возвещали самый необычный новый "закон", обыкновенно безнравственный ^ Самаель (Саммаэль) - в иудаизме злой дух, часто отождествляемый с Сатаной. Метатрон - в иудаизме ангел, ближайший к Богу, непосредственно от него получающий приказания ^

XXV

Между тем время праздника в честь Человекобога приближалось, и именитые гости каждый день прибывали в Иерусалим. С правителями союзных держав приезжали и их придворные и министры. Их размещали в разных казенных зданиях и частных домах, для этого снятых, так как в обширном дворце Антиоха не было достаточно помещений для такого количества гостей. Но они ежедневно собирались у него то на обеды, завтраки и ужины, то на деловые совещания. Высшее общество столицы также толпилось в парадных залах Председателя Союза то на пиршествах, то на раутах и на двух балах, данных во дворце. Все здесь сверкало великолепием беспримерной роскоши, потоки света то нежили глаз матовыми тонами, то бриллиантовыми искрами горели в хрусталях, благовоние курений наполняло воздух, столы ломились под тяжестью утонченных яств и громадных батарей изысканных вин; сотни дам в шелках и драгоценных камнях кружились в вихре танцев с разряженными кавалерами под гром оркестров музыки. Все сияло оживленным весельем. Во дни этих балов на всех площадях и перекрестках центральной части города устраивались уличные танцевальные вечера для массы народа с обильным угощением и особенно возлиянием вин. Сам хозяин праздников, величественный и приветливый, обходил своих гостей в залах дворца, выезжал и на площади поздороваться с народом, но на фоне общего разгула, великосветского и уличного, ярко выдавалась необычайная умеренность Антиоха. Он едва прикасался к кушаньям, едва обмакивал губы в вино, и рой полунагих красавиц, вертевшийся около него в самом преувеличенном декольте тогдашних мод, мог прельстить гранитную скалу не более, чем его. Он удивлял всех тем, что никогда не спал. Человекобог нес людям все чувственные радости жизни, все угождения и наслаждения плоти, и любил, чтобы все вокруг него погружались в них до оскомины. Но сам он казался выше всего этого в полную противоположность своему другу Аполлонию. Жирная, лоснящаяся фигура Великого Мага и Первосвященника напоминала сочетание Бахуса и Фавна [1] каждую минуту, которую он мог оторвать от дел. Веселый, хохотун, он был великий обжора гастроном, тонкий знаток и любитель вин и готов был завести интригу с любой женщиной, среди которых, несмотря на свою почти безобразную наружность, пользовался большим успехом. Он охотно являлся участником самых грязных оргий, свойственных тому времени, и казалось даже, что чем грязнее и грубее разгул, тем более он им наслаждался. Впрочем, когда нужно, он умел держать себя вполне прилично, по-светски, и оживлял весельем салоны Антиоха. Он оживлял их также разными чудесами, которые так и сыпались из него. По одному движению его пальца в воздухе сверкали разноцветные огоньки, раздавалась неведомо откуда музыка, сыпались цветы и т.п. Наряду с увеселениями у Антиоха шли серьезные совещания с союзными правительствами. Он обладал особенной способностью заражать людей самыми, казалось бы, химерическими стремлениями своими, и теперь горячо развивал перед союзниками свою идею завоевания небес. Он рисовал им самые соблазнительные картины величия, которое он даст им, достигнув успеха, и призывал к содействию себе. Это содействие сводится к четырем главным пунктам: 1) нужно усиливать общую веру в Человекобога и общее желание ему победы; 2) ослаблять и уничтожать все иномыслящее, особенно же христиан; 3) обеспечивать помощь Люцифера усердным ему поклонением; 4) организовывать возможно более психических батарей, которые, в момент борьбы, будут парализовать силы небесных ратей Михаила Архангела. Горячие речи Антиоха увлекали союзных правителей, но с их стороны тотчас начались жалобы на Коллегию Кардиналов, которая во многом ослабляет для них возможность помогать Великому Устроителю. Так, поклонение Люциферу и организация психических батарей находится уже всецело в руках Коллегии, которая не допускает никакого вмешательства светской власти в эти дела, так что союзные правители в данном отношении не имеют способов откликнуться на призывы Антиоха. Да Коллегия Кардиналов и в других отношениях постоянно связывает им руки своим вмешательством во все дела, прибегая нередко к самым недостойным средствам. Так, она подкупает их служащих и заставляет их шпионить за союзными правителями. В случае каких-либо столкновений между светской властью и Коллегией Кардиналов - эти подкупленные чиновники действуют по инструкциям Коллегии и приводят к нулю все меры правителей держав. Вообще тенденция Универсальной церкви подчинить себе светскую власть расстраивает всю администрацию Союза и отнимает возможность стройной и согласованный политики составных его частей. Надо думать, что обессиление администрации их очень препятствует и успешной борьбе с христианами. Известно, что они бегут в провинцию; то есть значит им легче укрываться во владениях союзных держав, несмотря на то, что правители их постоянно издают строжайшие указы о разыскании христиан. Эти жалобы ясно показывали Антиоху, что Универсальная церковь вступила на путь действий, на которые он ее вовсе не уполномочивал и которые неизбежно приводили к вредным и опасным последствиям. Он собирал по этому поводу Коллегию Кардиналов и делал ей серьезные выговоры. Кардиналы, оправдываясь, старались перенести обвинения на союзных правителей. Они, говорили Кардиналы, хотят освободить народ от нравственного влияния церкви, не понимая, что религия человекобожия полна мистического элемента, охранять который может только духовенство. Правители союзных держав совершенно неправильно претендуют иметь такую же качественно власть, как Антиох. Его власть не только светская, но прежде всего духовная и мистическая, тогда как они имеют только светскую власть... Антиох прекрасно понимал, что эти объяснения не более как увертки, и резко заявил, что создал Универсальную церковь вовсе не для того, чтобы она обессиливала его администрацию. Союзные правители - не более как вассалы его, и он требует, чтобы предоставленная им степень власти никак не была подрываема. На это кардиналы только рассыпались в уверениях преданности и безусловного подчинения ему. Но Антиоха было не легко обмануть пустыми словами, и он ясно видел, что Коллегия Кардиналов очень недалека от соперничества с ним и что требуются серьезные меры для приведения Универсальной церкви к достодолжному порядку. Между тем по городу заканчивались приготовления к празднику, который привлек огромные массы народа со всех концов Союза, вслед за правителями и высшим обществом его. На главной площади сооружалась огромная статуя Антиоха, по величине равная статуе Люцифера и сделанная из огромной цельной глыбы мрамора. Превращение этого белоснежного утеса в статую совершалось на виду стотысячной толпы целым отрядом художников. Ни забор, ни даже занавеси не скрывали от публики их работы, которая шла непрерывно день и ночь при ярком освещении. Поразительный успех увенчал талантливый труд: это был вылитый Антиох с удивительно схваченным выражением лица и величественной позой Человекобога. Бесчисленные толпы любовались статуей, повторяя - "Совершенно как живой". Любопытные обратили внимание на то, что Аполлоний ежедневно являлся на работы и совершал над каждой частью статуи, выявляющейся из глыбы мрамора, какие-то молитвы и заклинания, окружая ее густым облаком дыма ароматных курений. "Не от того ли все части лица и тела статуи получают такую удивительную жизненность", - догадывались в толпе. Довольно широкое пространство вокруг было оставлено пустым: оно предназначалось для жертвенных приношений публики, которой дозволено было присылать депутации с цветами и благовонными курениями. По заранее опубликованному церемониалу эти депутации должны были сначала подходить к Антиоху и, совершив ему поклонение, направляться затем к статуе со своими приношениями. Место Антиоха составлял трон, поставленный просто на земле открытого пространства жертвоприношений. Для публики, кроме многочисленных эстрад, концентрически, в несколько рядов, охватывающих площадь, были приспособлены скамьи на крышах всех домов, с каких только видно было это зрелище. Антиох желал, чтобы его торжественную церемонию могло наблюдать возможно большее число зрителей. По стенам были заранее расклеены миллионы листков с программой праздника, и, читая ее, публика обратила внимание на то, что ни одна часть войск не получила назначения, как и ни один оркестр музыки, а между тем в листках были обещаны различные музыкальные нумера, а в одном месте программы возвещались "маневры наших верных союзников". Наступил наконец канун торжества. Спустилась и ночь на город. Но во множестве домов виднелся свет и шумела оживленная суета. Это бесконечные депутации из мужчин и дам заканчивали свои приношения к статуе и репетировали роли при поклонении Человекобогу. Их посыльные беспрерывно шныряли в полицейские части узнавать, готовы ли пропускные билеты. Посылка депутаций, в виду их многочисленности, была разрешена только общественным группам, промышленным учреждениям и т.п. Такое оживление царило и в квартире Иехиеля Сефарди, еврея, недавно обратившегося в христианство. Среди десяти человек, занятых приготовлениями, находились наши старые знакомые Яни Клефт и Барабаш. Остальные были евреи-христиане Боруховой церкви. Яни Клефт за время своего нелегального существования сделал чрезвычайные успехи в гримировке и был решительно неузнаваем. В данную минут он был занят гримировкой Барабаша, подрезывал и подклеивал его волосы и усы, подкрашивал лицо и глаза. Остальные хлопотали над приспособлением букетов цветов. Очень оригинальный вид имели два Аароновых жезла, проросших свежими листьями и цветами. С уборкой их возились особенно тщательно. Между тем вошел Иуда Галеви и принял корзинку с небольшими шарами вроде яблок. - Наконец-то, - сказал один из евреев, - давайте поскорее Ваши яблочки, надо их закрыть цветами. - Но, - заметил другой, - уверены ли Вы, что они никого не убьют? - Не беспокойтесь, - отвечал Галеви. - Опыты проделаны очень тщательно. Грому они наделают необычайного, напугают и разгонят окружающих, но вреда никому не принесут, кроме удушья, мучительного, но скоро проходящего. - Так что затронутые газами будут воображать, что отравлены насмерть. - Ну да. Но минут через пять боль исчезнет. - Эх, вернее было бы положить динамит, - сказал Барабаш. - Ну а что наши жезлы? - А вот сами посмотрите, - отозвался убиравший их еврей Хонон. - Кажется, недурно. Сделано было действительно артистически. Невозможно было по наружности даже заподозрить, что эти цветущие жезлы были ножнами для превосходных стальных палашей, не широких, но толстых и наточенных, как бритва. Их эфесы, прямые и круглые, были с виду подделаны под оливковую ветку. - А вынимать легко? - Посмотрите на репетиции. Поскорее, господа, заканчивайте. Пора. В ожидании три бывших рыцаря присели на диван. - Устал ужасно, - произнес Галеви. - Вот уж несколько дней бегаю, как охотничья собака. - Но скажите, Галеви, как Вы умудрились добыть нам пропуск? И какая же мы общественная группа? - По-настоящему бы не следовало говорить... Тут замешана Коллегия Кардиналов... Пропуск выдал чиновник, состоящий у нее на жаловании. А группа... Чем же мы не группа? Общество по изготовлению украшений. Сефарди и раньте занимался этим промыслом. Нужно было только превратить мастерскую в промышленное общество... Денег это стоило уйму. Но ведь мы за то все сработали в мастерской: и жезлы и бомбы... - Чудеса, - сказал Барабаш. - Коллегия Кардиналов и убийство Антиоха: в голове не вмещается... - Есть многое на свете, друг Горацио, чего и не снилось нашим мудрецам [2], - сентенциозно продекламировал Галеви. - А почему Вы привлекли почти исключительно евреев? - спросил Яни Клефт. - Да как сказать! Ведь у меня знакомства больше еврейские. Рыцари наши в разъезде. А эти евреи - поголовно христиане и пышат жаром активной борьбы. Они считают себя авангардом христианства и хотят дать всем пример... Так и вышло, что подобрались больше евреи. - Господа, пожалуйте на репетицию, - крикнули им. Компания начала выстраиваться. Галеви уселся на стул, изображая Антиоха. Он сам не участвовал в покушении. Он все подготовил и устроил, но лица, давшие ему деньги, по словам его, поставили условие, чтобы он лично не участвовал, так как они могли быть компрометированы, если бы он попался. Сефарди тоже не мог идти с товарищами, потому что должен был в эту же ночь начисто ликвидировать мастерскую, чтобы от нее не осталось никаких следов, способных помочь дознанию. На покушение оставалось десять человек. Депутация выстроилась. В середине шли Яни Клефт и Барабаш с жезлами. Остальные несли цветы и ароматы со скрытыми внутри бомбами. Когда процессия приблизилась к стулу Галеви, депутация развернулась, жезлоносцы очутились прямо против Иуды, прочие - по четыре человека - направо и налево. Затем все пали на колени, а подымаясь - Клефт и Барабаш выхватили из жезлов палаши и взмахнули их над головой Галеви. В ту же секунду все бросились бежать, махая букетами и ароматами, на правую сторону. На месте действия - справа от трона Антиоха находилась одна эстрада, под которой заговорщики должны были скрыться и пробежать к другому ее концу. Оттуда они, предполагалось, перебегут в дом, где им была заготовлена помощь. Доски под эстрадой Галеви подпилил, так что они падали от хорошего толчка. Весь маневр повторили несколько раз, и репетиция окончилась. Участники остались ночевать у Сефарди, с тем чтобы утром двинуться отсюда на сцену действия. Яни Клефт на сон грядущий задержался выразить удивление тому, что в покушении принимает участие так много евреев. - Тут нет ничего удивительного, - возразил с живостью Хонон. - Христиане других народностей более пассивны. Они идут на муки, как герои, но о борьбе говорят, что придет Христос и сам уничтожит Антихриста. Еврей рассуждает иначе. Мы также не убегаем от мученичества. Мученичество наполняет нашу историю. Но мы боремся против врага Божия всеми средствами, какие даны человеку. Вы увидите, что и в восстании против Антиоха наши христиане не будут на последнем месте... А если в это время придет Христос - и застанет нас в борьбе с врагом его - что же такое? Он только похвалит за это... Так чувствует еврей... Я об одном сожалею, - прибавил Хонон, - что теперь мы должны были уступить первое место Вам и Барабашу... Но раз оружием были выбраны палаши, то что же делать? Вы им владеете артистически, а мы - никогда в руки не брали. - Ну не горюйте, товарищ, - сказал Яни, смеясь. - Дело общее. Главное - чтобы оно удалось, а делаем его мы сообща. Только на счет активности - не забывайте, что мы уложили десятки тысяч человек на Тамплиерском озере. Правда, нас разбили, но это уже судьбы сражений. А теперь давайте спать, чтобы наутро быть со свежими силами. Скоро все они крепко заснули... Лежал в полудремоте, во дворце своем, и Антиох, представляя себе разные подробности завтрашнего торжества, и ни один астральный дух, ни даже сам Люцифер, не предупредили его о замыслах врагов... Бысть же сие - да сбудется Писание! Бахус - латинская форма имени Вакх, одного из имен Диониса, греческого бога, покровителя плодоносящих сил земли, растительности, виноградарства и виноделия. Фавн - у древних римлян бог полей, лесов, пастбищ, животных, отличающийся страстной похотливостью. Сочетание Бахуса и Фавна в данном случае обозначает сочетание пьяницы и развратника ^ Слова Гамлета из одноименной трагедии Шекспира (акт первый, сцена пятая) ^

XXVI