У Кесарии Филипповой Христос спрашивал учеников Своих: За кого люди почитают... Сына Человеческого? Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иepeмию, или за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Симон же Петр, отвечая, сказал: Ты - Христос, Сын Бога Живаго (Мф.16:1316). Вопрос был дан о достоинстве Мессии, Спасителя мира. В ответе учеников устами Петра дана вся христология Церкви. Спаситель мира есть воплотившийся Единородный Сын Божий. Эта христология была новой. Плоть и кровь иудейского религиозного сознания не могла открыть истины воплощения. Но за кого почитаете Иисуса Христа вы, представители современного сравнительного изучения религий? О, за кого угодно, только не за воплотившегося Сына Божия. Он - Будда, Он - Мардук, Аттис, Адонис, Он - Митра, бог волхвов, Он - один из восточных богов, Он - кто хотите, только не Сын Бога Живого. В новейших трудах, где сравнительное изучение религий прилагается к оценке Христа и христианства, всегда найдется отдел под заглавием "Дохристианский Иисус". Христианство могло появиться и без Христа, достаточно было несколько собрать, смешать и почистить восточные мифы, в которых дан уже в своих основных чертах Иисус. Не Христос создал христианство, но христианство создало Христа. И вот вам мифологические теории Смиса, Древса, Иенсена, с таким азартом рекламируемые "союзом монистов" по всей Германии. Доказывается, ни мало ни много то, что Иисуса Христа никогда на земле и не было. Иисус, это - лишь олицетворенный восточный миф. Вот два тома Артура Древса под заглавием "Миф о Христе". Вокруг них целый рой брошюрок под заглавием "Жил ли Иисус?" Книгу Древса перевели было и на русский язык, но она была конфискована всего месяца полтора назад. Либеральная пресса пролила крокодиловы слезы о гонениях на науку. Здесь-де ничего опасного не было, была одна чистая наука. Да, чистая наука, занимающаяся агитацией против христианства, наука, созданная дилетантами, как их назвал "богословское величество" германской науки Адольф Гарнак, сам шумевший не так давно своими либеральными лекциями о "сущности христианства".

Религиозное сознание древней Церкви было возмущено арианством, которое все же воплощения не отрицало. Но вот является нечто худшее арианства, отрицают даже действительность земной жизни Христа, и в православном государстве газеты плачут: зачем конфисковали книгу А. Древса "Миф о Христе"! А религиозное сознание протестантства, породившего из недр своих новое достойное себя чадо, содрогается мало: на защиту мифологической теории становятся даже пасторы. Волнуется, пожалуй, больше общество, чем "иерархия". Вот, например, что пишет человек, наблюдавший публичный диспут пасторов с монистами по вопросу об историческом существовании Иисуса Христа: "На эстраде, где решался вопрос об историческом существовании Спасителя, было все спокойно: монисты и пасторы дружески перешептывались между собою, кушали бутерброды, пили пиво..." (Свящ. Н.Н. Сахаров. Богословский вестник. 1911. Т.3. С.777).

Ну, мыслима ли подобная картина во время Первого Вселенского Собора, когда святитель Афанасий Великий обличал нечестивых ариан! Там был подвиг души, ее борьба за свою жизнь, ибо имеющий Сына Божия имеет жизнь, а не имеющий Сына Божия не имеет жизни (1Ин.5:12). А здесь... здесь лишь "академический" спор с пивом и бутербродами сытых и самодовольных буржуев.

Почему же такое отношение к воплощению Сына Божия? Думается, что корни этого отношения глубоко заложены в нравственном самосознании современного человека. Это самосознание прежде всего гордо. А что значит веровать в воплощение? Это значит прежде всего исповедать, что раньше естество человеческое было добро зело. Таким вышло из рук Творца. Человеческая свобода принесла грех, расстройство в естество, началась "междоусобная брань в человеческом естестве", как пишет один святой отец. Злоупотреблением своей свободы человек так развратил свое естество, что ему остается воскликнуть: окаянен я, бедный я человек! Не могу сам себя спасти. Нужно нам новое творение, нужно влитие новых благодатных сил. Это именно должно сказать все человечество, чтобы веровать в воплотившегося Сына Божия. Такое смиренное сознание, такое смиренное исповедание своей немощи, своей вины пред делом руки Божией - в духе ли оно современного человека? Но ведь современное сознание пропитано идеей эволюции, идеей прогресса, то есть той самой идеей, которая как раз может питать гордость человеческую. Христианство требует смиренного сознания. Был совершенный Адам, мой прародитель, а я, человечество, внесло лишь грех и тление. К смирению зовет Церковь, когда называет предком нашим Адама. Но эволюция? Но происхождение от обезьяны? Как ни скромно оценивать себя, но все же нельзя не подумать с некоторой гордостью: все же я не обезьяна, все же во мне прогресс реализовался. Так, эволюция, называя нашим предком обезьяну, питает человеческую гордость. Если равнять себя с обезьяной, можно гордиться прогрессом, но если подумать о безгрешном Адаме, внешний прогресс потеряет цену. Прогресс внешний, но и утончение греха в одно и то же время. Если человечество поступательно идет вперед, то мы можем надеяться на себя. Мы сами себя создаем. А Церковь как раз говорит обратное. "Мы не могли бы сделаться нетленными и бессмертными, если бы Нетленный и Бессмертный не стал прежде тем, что и мы". Веровать в воплощение это значит исповедовать, что без Бога все человечество - ничто.

Церковь через века несет идеал обожения. Этот идеал очень высок, но он многого требует от человека, он немыслим без воплощения, он заставляет человека прежде всего смириться. Человечество отрекается от этого высокого идеала и ему не нужно воплощение Сына Божия. Бесконечно приниженный идеал жизни позволяет человеку говорить о прогрессе, дает возможность гордиться своими успехами. Эти именно два ряда идей составляют два миросозерцания: церковное и нецерковное. Церковное - происхождение от совершенного Адама, падение, необходимость воплощения - смирение. Нецерковное - происхождение от обезьяны, прогресс, ненужность и отрицание воплощения - гордость. Признание воплощения неразрывно связано со смирением. Гордость борется с воплощением, как с ненужным.

Участвуя в торжественном церковном праздновании Христова Рождества, мы должны воскликнуть: