Посему такой иерей очень сладко и утешительно плачет о возлюбленном Христе. И чем больше он непрестанно плачет о дорогом Иисусе, тем более умножается и преумножается в нем сладость радования. Потому что слеза сердца, которой оно плачет, когда иерей беседует со Христом по-дружески, устами к устам,- эта слеза является вся радостью, вся ликованием, вся утешением, вся тишиной и вся сладостью и сердца и мысли. Христос проливает эту благодать как небесное миро на сердце, на умного и невидимого человека, то есть на душу чистого иерея, чтобы этой благодатью усладить его, дабы придать ему дерзновения подходить к Нему ближе и не страшиться огня Божества, как устрашился его Креститель Иоанн, не смевший коснуться верха Его главы, чтобы крестить Его, доколе Сам Христос не ободрил его словами.

Когда сердце чистого иерея плачет во время Литургии, оно плачет потому, что душа его увидела своего возлюбленного и дорогого Иисуса сладчайшего. Плачет потому, что обоняло божественное присутствие и неизреченное благоухание Христово. Ведь иногда, когда чистый иерей облачится в священную одежду, внезапно его обоняние настигает некое чудесное и неизреченное благоухание, отчего сердце его плачет подобно младенцу и тает от умиления и от пролития многих слез. Тогда благодаря этому благоуханному, неизреченному, божественному, небесному и духовному благоуханию божественный служитель славы Господа Христа понимает, что ему незримо явился Христос - Начальник божественного благоухания. А лучше сказать, что сердце этого благословенного иерея плачет потому, что, придя в него, Отец, Сын и Святой Дух обитель и жилище в нем сотворили [5]. Оно плачет потому, что Христос как в зеркале показывает ему, в какой неизреченной и молниевидной славе Он поместит его, когда сподобит Своего Царства.

Тогда чем более живо иерей видит Христа просвещенными очами своей очищенной души, тем более его окружает благоговение пред Христом. А чем более его окружает благоговение пред Христом, тем сильнее он чувствует благодать Христову в своей душе. И чем более явно действует таинственно в его душе благодать, тем больше плачет его сердце. Потому что сердце его переполняется слезами, которые выходят наружу. И тогда сей блаженный иерей уже в голос плачет о сладчайшем своем Иисусе, тогда видно уже всем, как он орошает слезами свою священническую одежду. Тогда он слезами очей своих орошает святой престол и промокает слезы покровцами и воздухом, движимый некоей сердечной любовью, которую имеет ко Христу. Он как бы промокает слезы одеждами Самого Христа, тем самым показывая Ему, что всей душой желает быть вместе с Ним в нескончаемые века нескончаемых веков.

Ибо неким сокровенным и умилительным рыканием своего сердца он говорит Ему из души следующее: "Доколе, Господи мой, Господи, Ты оставляешь меня в этом мире и не забираешь меня побыстрее туда, где находишься Ты, сладкий мой Иисусе?". Он орошает слезами и сам святой, всесвятой, всенепорочный и превыше всего Святой Хлеб, когда, приклонившись для Причащения, он крестит этим Хлебом свое лицо. Сначала же он сладко целует его устами, потом прикасается к нему лбом и очами, правым и левым, и тогда уже причащается.

Иногда, когда он, держа в руках святой потир, причащается Пресвятой, Пречистой и Животочной Крови Христовой, из глаз его проливается столько слез, что случается какой-нибудь капле его слез, которые льются в тот час ручьем, сладко-сладко, с большой теплотой и утешением, упасть и внутрь священного потира. Проливая теплейшие и обильные слезы, он тихо-тихо с дерзновением говорит Христу: Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем [6]. Господи, если Ты считаешь нужным, в этот час умиротворения возьми мою душу в рай и освободи меня от этого суетного мира. Как только душа моя увидела Тебя, мою Любовь и крайнюю мою Сладость, когда я приобщился Тебя, Господа моего и Бога моего, уже не желаю жить ни часа без Тебя, Света моего сладчайшего. Ибо Ты - Дыхание мое и сладчайшая моя Жизнь".

В этот час сей чистый и непорочный иерей умным образом является весь светом чистым и светом тихим. Тогда он помышляет в себе о неких великих, небесных и неизреченных вещах и изумляется, видя себя изменившимся и как бы бесплотным. Помышляя же о том, как произошло с ним это изменение, он снова проливает потоки слез.

Иногда же видит себя на воздухе, на один-два локтя от земли, и так, подобно ангелу Господню, совершает Божественную Литургию. И как только он увидит это, тотчас видение ускользает от него. Ибо лишь мгновение, за которое ты успеешь вздохнуть один или, самое большее, два раза, сей чистый иерей находится в этом созерцании и тотчас снова приходит в себя. А иногда он ощущает себя как бы невещественным - настолько легким кажется ему тело. Иногда же во время Причащения он весь становится радостью, весь - ликованием, весь - легким телесно и свободным духовно, весь дерзновенным, весь благим, весь незлопамятным, весь незлобивым, весь святостью и весь веселием.

Когда достойный иерей достойно приобщается Пречистых Таинств Христовых, в сердце его запечатлевается имя Христово, и уязвляется оно сладким жалом божественного эроса. Потому он желает и жаждет пролить свою кровь, если будет для того благоприятное время, ради любви к Самому Господу и Богу своему. Чашу спасения прииму, и имя Господне призову [7], сказал Пророк.

Когда чистый иерей приобщился Божественных Таинств и испил из чаши спасительной Крови Христовой, тотчас душа его стала как бы пьяной от небесного, уязвившись желанием Христовым. Потому иногда им овладевают эрос и любовь Христова, и он уже не желает знать ни об этом мире, ни о вещах этого мира. Ибо впредь, а наипаче в этот день, он помышляет все о Христе, и только о Нем. Он не желает совершенно пищи тленной, потому что его душа насытилась пищей, пребывающей в жизнь вечную [8]. Его пища и питие - это Пречистое Тело и Пречистая Кровь Христовы. Его утешение - утешительная печаль и слезы, которые он проливает о своем Христе. Его наслаждение и пир - память и поучение Христовы.

Незримо рукоположенный свыше божественной благодатью иерей, Литургия которого угодна Богу, когда берет епитрахиль, благословляет ее и произносит молитву, приклоняя голову и полагая епитрахиль на свою выю, даже прежде чем возложит ее или уже после того, чувствует, как благодать Божия ударяет его и касается лба посередине, производя как бы некое сладкое и тихое вдуновение. Это вдуновение, как невещественное, кажется для тела превыше чувства, но его чувствуют мысль, сердце и душа, потому что оно производит на них духовное действие. Ибо как только прикоснется к его лбу эта благодать умного и божественного вдуновения, тут же на все тело иерея и на всю его душу переходит божественное действие епитрахили. Потому тогда священник становится радостным и веселым, исполняется надежды и умиления. Благодаря этому знамению иерей тогда сам понимает, осознает и получает истинное извещение о том, что Бог принимает его в качестве посредника и достойного священнодействователя Божественных и Пречистых Таин Господа Иисуса, Которому он с крайним благоговением и многими слезами приносит жертву [9] о своих грехах и о грехах всякой души, верующей во Христа.

Это знамение божественного утешения дается иерею не всегда, но только иногда и по временам, когда Христос благоволит утешить его этим добрым знаком. Ибо как во время дождя не всегда сверкают молнии, но иногда бывает много молний, а иногда - мало, так бывает и с достойным иереем и чистым служителем Господним. Потому что достойный иерей всегда является для Бога приятным посредником, и Бог слушает его. Но Он не всегда показывает ему благодать явно, то есть так, чтобы иерей чувствовал ее всегда. Это не означает, что Бог не всегда дает Свою благодать достойному иерею. Но у иерея, который желает почувствовать в себе явно благодать Божию, тело пусть будет умерщвлено телесным подвигом, сердце пусть будет сокрушено и изъязвлено понуждением сокрушенной молитвы, а мысль пусть будет соединена и неразлучна с памятью Божией.

Когда душа достойного иерея пожелает совершать священнодействие, тогда его дух священнодействует вместе с Ангелами неким неизреченным образом, невыразимым для слова. Потому что часто, особенно же когда он готовится (будучи всегда готовым) особо тщательным образом и так, чтобы его ни в чем не обличала совесть, даже в самом незначительном, тогда, говорю, внезапно и неожиданно, без его собственного моления о том Богу, отверзается око его сердца, и он видит самого себя оком души. Иногда он видит, что одет в полное иерейское облачение, несмотря на то, что чувственно на нем нет священнических риз. Иногда же видит, как отверзается крыша его жилища. Он видит, как отверзается небо и невещественные белоснежные существа приносят ему оттуда в честной, бесценной и небесной корзинке все священническое облачение. Они приносят ему небесные и боготканные ризы, дабы облачить в них к его духовному утешению и радости. Каково же это божественное священническое облачение, постигают своей душой только те, кто созерцают его, ибо увидели его очами своей души. Но словами они не могут выразить того, каковы эти ризы, ибо невещественные и небесные предметы суть непостижимые и неизъяснимые.

Душа видит их ясно и созерцает неложно, и знает сама в себе, что видела их, потому что видела, каковы они. Но мысль впоследствии, то есть после созерцания, только помышляет о том, каковы эти предметы, открывшиеся ей, но понять того в совершенстве не в силах, потому что не может проникнуть в их суть. Потому сказано: И не приходило то на сердце человеку [10]. А иногда, когда достойный иерей облачен в священнические ризы, в исступлении они представляются ему божественным и невещественным облачением. Потому что иногда ризы, в которые он облачен, кажутся ему облачением молниевидным, иногда же - одеянием света, почему и сказано: Одежды же Его сделались белыми, как свет [11].

Когда чистый иерей, облаченный в священнические ризы, прежде возгласа "Благословено Царство…" кадит святой престол, иногда он некоторым неизъяснимым образом чувствует в своем сердце благодать Святого Духа, которая, коснувшись его сердца в начале Божественной Литургии, остается в нем ощутимо, производя неизреченное духовное и божественное действие, доколе не закончится Литургия. Иногда же эта благодать Святого Духа остается в его сердце почти на целый день, если сей истинный служитель Господень с великим вниманием относится к своим духовным обязанностям. Ибо таким образом он чувствует, что в тот день на нем почивает и действует в его сердце невещественно и неизреченно благодать Святого Духа. Посему тот день для него является днем духовного ликования, днем истинного веселия, днем живого утешения и невыразимой радости и наслаждения.