Мысль иерея да будет всегда просвещенной, собранной и трезвенной. Уста да не опережают мысль. Очи его да будут просты и нелукавы. Ноги его да будут истинны и без соблазна. То есть пусть иерей имеет скромную и смиренную походку. Руки его да будут непорочны и да не берутся с лукавым любопытством ни за какой член и часть тела. И да не осязают они страстным осязанием никакой иной вещи. Когда же помысл говорит ему сделать что-либо подобное, пусть он вспомнит и пусть помыслит о том, Кого берут его руки во время Божественной Литургии, на Кого он взирает и пред Кем предстоит. Ибо если он помыслит о том и подобном тому, тотчас исчезнет из его сердца этот лукавый помысл. А лучше сказать, тут же исчезнет сатана, сеющий это в его сердце.

Как овцы без пастухов и без собак пожираются волками и иными дикими зверями, так и словесные овцы Христовы, то есть христиане, без священства и без молитв друзей Господних становятся умопостигаемой пищей и добычей демонов.

Поистине, благословенное стадо Христово! Священство - это великая помощь для всего рода христиан. Потому что когда достойный и чистый иерей Иисуса Христа и Бога Вышнего, проливая слезы, преклоняет чувственно и умно колени тела и души и молится Творцу и милостивому Христу о Его избранном стаде, ради которого Сам Христос пролил на Кресте Свою Пресвятую Кровь, тогда невозможно, чтобы Сам Христос не услышал его смиренного моления и умиленной просьбы, которую он совершает об этом стаде Христовом. Так и земной царь не может не прислушаться к молению и справедливому заступничеству своего великого военачальника и близкого друга, когда он просит царского снисхождения, чтобы не был разрушен некий город, достойный сожжения и разрушения. Поэтому когда Господь наш Иисус Христос умоляется теплейше чистым и достойным Своим служителем, который, как чистейшее масло, проливает пред святым престолом свои слезы,- как возможно, чтобы Он не прислушался и не исполнил его душеполезное и спасительное прошение? Волю боящихся Его сотворит, говорит Писание, и молитву их услышит Господь [18].

Когда чистые и достойные иереи и служители Господни умилительными молитвами стучат в двери Горнего Иерусалима, тогда небесные Ангелы тотчас подбегают и, отворив им двери жизни, вводят их и сопровождающих их внутрь. Потому что по благодати священства [которую Ангелы видят на иереях.- Ред.] они узнают, что являются рабами одного Владыки и служителями одного Таинства.

Ангелы сияют подобно молнии. Также и вид достойных иереев умопостигаемым образом сияет подобно свету. Пламень огненный суть Ангелы. В душе пламенем огненным являются и достойные служители Господни, как написано: Творяй Ангелы Своя духи, и слуги Своя пламень огненный [19]. Чем обладают эти Ангелы, тем обладают в своем невидимом и умопостигаемом человеке и достойные служители Господни. Ангелы окружают Престол Божества. И сии совершают божественное дело. Только в том они уступают божественным Ангелам, что облечены в бренное тело, которое вскоре, как чуждое, оставят чуждому (мы говорим о том, что чувственное тело они оставляют тому, из чего составлены чувственные элементы). Ангелы-хранители каждого христианина молятся Богу за те души, которые вверены им для их соблюдения. И достойные иереи молятся не об одной душе, а о всех христианских душах.

Священство должно быть (как мы уже сказали выше) сопровождаемо постом, и ему должна сопутствовать умная и сердечная молитва. Ибо если иерей всегда постится и непрестанно молится умно из глубины себя, тогда во время священнодействия он действительно чувствует в себе благодать Божию. То есть тогда он чувствует в себе некие духовные знаки Небесного Царства. Ибо тогда открывается в его сердце умное око, которым он как в зеркале (но на протяжении краткого мига) созерцает Таинства Божии, которые находятся горe, на небе, отчего Таинства Божии, которые для сердечного ока остальных людей являются сокровенными, незримыми и таинственными, для ока его сердца более не являются таинственными, незримыми и сокровенными, но становятся известными и явными. Потому впредь ум его пленяется там, в небесном, и пригвождается к тому, что ему открылось, вся сила его внутреннего человека.

Это то самое, что зовется "трезвением ума". Потому что после этого мысль не перестает созерцать и обращать внимание на то, что увидело внутри сердечное око. И сердце не прекращает желать и жаждать Того, Кто показал ему как в зеркале сокровенные для телесных очей Таинства. Поскольку зритель Божественных Таинств и священнодействователь Господень не может найти Бога действительно, то начинает с печалью сердца больше воздыхать из глубины. Ибо он не обретает возлюбленного Бога своего сердца, Который является для него совершеннейшей Любовью, сладким жалом которой уязвлено его сердце и ранена его мысль. Посему он из глубины себя рыкает Самому Богу, воздыхает от сердца, кричит и взывает с горькими и сладкими слезами, чтобы скорее переместиться от скорбей настоящей жизни к великой радости будущего блаженства.

Иной раз этот чистый иерей во время киноника [20], читая от сердца, с благоговением и четко молитвы ко Причащению, а именно: "Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живаго…" и остальное, смотрит своими телесными очами на Святой Хлеб и на Честную Кровь Господню. А умными очами он с бодростью смотрит на Почивающего в этих Страшных Тайнах Самого Господа славы, пред Которым он предстоит в этот час с крайним благоговением и трепетом, помышляя одновременно о Его непостижимой любви к человеку. Ради этой любви Бесплотный, воплотившись, дал человеку это святое Таинство, чтобы чрез него освятить человека и соделать его единым с Самим Собой. То есть чтобы причащением Своих Пречистых Таин обожить человека. ("Божественное Тело и обожает мя и питает: обожает дух - то есть душу, - ум же питает странно" [21].)

Когда он размышляет с живостью об этом и подобном и поучается в этом весьма почтительно и смиренно, его окружает такое благоговение, которого нельзя передать словами. Вместе с тем, столько слез изливается из его очей, что, вытирая их руками, он смахивает их на святой престол, орошая ими антиминс, святой дискос, святую чашу, покровцы, звездицу, иконы и почти все божественное украшение святого престола.

Когда же происходит это с истинным другом Христовым и Его достойным служителем, тогда этот чистый иерей оставляет чтение молитв. Лучше же сказать, что от изобилия слез он теряет то место, где читал, и с великим благоговением умно из сердца произносит ко Христу следующие слова: "Да будут, сладкий мой Иисусе, эти смиренные мои слезы пред Тобою подобны миру жен-мироносиц, которые со слезами спешили к Твоему гробу [22]. Да будут, Иисусе мой, эти сиротские мои слезы подобны чистому миру, которым помазала Тебя сестра Лазаря Мария, отерев Твои святые ноги власами главы своей [23], движимая некоей духовной любовью, возгоревшейся в ней, когда она увидела пред собой Тебя - совершенную и чистую Любовь. Да будут, Господи мой, эти слезы, которые от сердца приношу Тебе в сей час, приятны Тебе, подобно двум лептам той вдовицы, которую Ты ублажил за ее мужественное произволение, за то, что она отдала все свое имение и за две лепты купила Твое Царство [24]. Да будут, Господи, эти скудные слезы, которые проливаются с теплотой сердца, благоприятны Тебе, подобно благоуханному каждению, о котором говорит Пророк [25]. Да будут, Господи, эти теплейшие мои слезы, которые проливаю в этот час я, смиренный проситель Твоей милости, духовным обручением будущему Царству.

Ей, сладкий мой Иисусе! Твоей богатой милости я предаю свою нищую и смиренную душу, дабы Ты ввел ее в Свою радость. Большое огорчение имею о Тебе, сладкий мой Иисусе, оттого что Ты не забираешь меня поскорее туда, где Ты - эрос моего сердца и моего веселия.

Ты, Господи, знаешь очень хорошо, что, возжелав Тебя всею душою, я возлюбил Тебя от сердца чистою и нелицемерною любовью. Эта любовь Твоя стала для моего сердца неугасимым огнем, которым всегда горит и никогда не сгорает мое сердце.

И снова к Тебе, Господи мой, возвожу я умное свое око, ожидая от Тебя всякого духовного утешения. Никогда, никогда, сладкий мой Иисусе, Владыко мой и Боже, я не перестану молить Твою любовь, ударяя тяжелыми воздыханиями сердечными и рыканиями в двери Твоего милосердия, доколе не наскучу Тебе и Ты не заберешь меня часом раньше туда, где Ты - Свет мой сладчайший. Увы, Господи, увы и горе мне! Ибо очень удалено от Тебя мое жилище. Но освободи меня, молю Тебя, Господи, в этот час от уз настоящей жизни к блаженному и нестареемому блаженству Твоего Божественного Царства. И не задерживай здесь меня, которого Ты возлюбил Своей благостью. То, что Ты, Господи, обдал жаром Своей любви, разве не прохладишь росой Своего утешения? Ты оросишь, Господи, и дашь прохладу, если возьмешь меня к Себе, туда, где находишься Ты, Утешение мое.

Теперь к вам, божественным Ангелам и сослужителям моим, обращаю мое слово и спрашиваю вас не живым голосом, а потоком слез и сокрушенным сердцем. Скажите мне, где моя великая Любовь? Где, говорю, находится Бог моего сердца? Доколе Он будет оставлять меня, доколе будет обжигать меня Его любовь? Сейчас я исповедую пред вами, божественные Ангелы, боль моего сокрушенного сердца, ибо я решил в этот час не давать очам своим сна, дремания - векам своим и покоя - вискам своим [26], доколе не наслажусь Богом моим и Богом вашим так, как желает того душа моя.