63 Ibid., 15,24. Чтение названия города плохо заверено: наряду с Равенной встречается и Аравена, а т.к. обратный путь этого священника лежал через Кир, то Улеман основательно предполагает, что возвращался он не в Италию, а в Армению.

64 Assemani. Acta mart. orient. II, 230. Новых сведений из жизни прп. Симеона сравнительно с сирийским житием эта поэма не дает.

65 Евагрий, цит. соч. 1, 13 (ed. Bidez, p.21-22; рус. пер. с. 32-33).

66 Delehaye, p. 9.

67 Lietzmann, 195.

68 Ibid., 8,11-14.

69 Кондак же преподобного "Вышних ищяй" служит часто в церковных книгах образцом для пения других кондаков, которые и надписываются поэтому: "Подобен: вышних ищяй".

70 Diettrich в TZ. 1909, N 8, s. 238.

71 Lietzmann, 235.

72 Ф.И. Успенский. Археол. пам. Сирии, с. 80-83.

Вся вторая половина "Истории боголюбцев" блаженного Феодорита посвящена сирийским отшельникам первой половины V века. Из других источников могут быть только указаны агиографические памятники на сирийском языке (преимущественно в издании Bedjan' a). Но они опубликованы в сравнительно малом количестве, а некоторые относятся к позднейшему времени и заключают часто в себе много легендарного (как это отчасти заметно в сирийском житии величайшего сирийского подвижника преподобного (Симеона Столпника1). Поэтому приходится ограничиваться преимущественно рассказами блаженного Феодорита. Из многих упоминаемых этим историком сирийских отшельников первой половины V в. прежде всего следует отметить представителей новых видов подвижничества - молчальничества и жизни под открытым небом (воскизм, прикрепленный к одному месту), а затем некоторых подвижников, изобретших очень искусственные способы подвижничества (помещение в колесе: Фалалей).

Молчальники или исихасты впервые появились не среди сирийского отшельничества, а египетского. В "Истории монахов" и в "Лавсаике" Палладия упоминаются подвижники, или ничего не говорившие, или отверзавшие уста в самых исключительных случаях (Нist. mon. 1 6, 2; Laus. 50, 9; Socr. Н. Е. IV, 23). Среди сирийских отшельников такой тяжелый подвиг, как отказ от употребления дара слова, несли Акепсим, уже упоминавшейся нами в предшествующей главе нашего исторического очерка, и Саламан. Акепсим все-таки в исключительных случаях говорил и, например, когда епископ предложил ему священный сан, не отказался от этого, объяснив, что он скоро умрет и что если бы он надеялся прожить дольше, то отказался бы. Но Саламан (Hist.rel с. 19) представляет образец полного совершенного молчальничества. Когда епископ того города, к которому принадлежало родное селение Саламана - Каперсана, пришел к его убежищу, устроенному им на другом восточном (левом) берегу Евфрата, и предложил ему сан священства, он ничего не ответил. Когда поселяне его родного села пожелали взять его к себе и, проломав его хижину (в ней не было ни окон, ни прохода и подвижник только раз в году пролезал из-под стены своего убежища для того, чтобы запастись пищей), быстро перенесли его через реку, то он, как рассказывает блаженный Феодорит, не оказал ни сопротивления, ни согласия. Когда жители селения на противоположном берегу возвратили подвижника на прежнее место, он продолжал молчать. Таким образом, говорит блаженный Феодорит, подвижник показал себя истинно мертвым для сей жизни. Тот же подвиг, впрочем, только на время (слишком он велик и труден), принял на себя и Лимней, ученик Фалассия, о котором говорит блаженный Феодорит в 22-й главе своей "Истории боголюбцев". Но он, как и Саламан и как многие другие сирийские иноки начала V в., несли еще и подвиг затворничества, заграждая к себе всякий вход. Кроме того, убежище, в котором подвизался Лимней (на горе близ селения Таргала), не имело даже крыши, следовательно, подвижник жил под открытым небом. Заключение в узком и несоразмерном даже с ростом помещении, как мы видели2, практиковалось у подвижников сирийских еще в IV в., но жизнь под открытым небом - новая черта сирийской аскетической практики, наблюдаемая лишь в рассматриваемом периоде. Правда, древние воски также лишали себя всякого пристанища, но они, по крайней мере, передвигались с места на место. Некоторые же подвижники Сирии V в. оставались одновременно и под открытым небом, и без всякого движения. Это воскизм, но прикрепленный к одному месту. Мы видим, таким образом, здесь как бы новую ступень в аскетической практике (усиление ее сравнительно с практикой предшествующего времени). Типический образец этого нового вида сирийского отшельничества V в. - эрбЯисйпй (subdivales) - представляла жизнь подвижника Иакова, к которому блаженный Феодорит считает возможным приложить эпитет "великий". В сирийских манускриптах он обыкновенно называется "Мар-Якув д-Кафра-Рйхима (Kafra Rehоmв - название деревни, прилегавшей к горе, на которой подвизался названный аскет). Подвизался же он на горе, отстоявшей от Кира на 30 стадий (ок. 4 римских миль или около 5,9 км)3, и подвизался на виду у всех, не имея ни хижины, ни палатки, ни рощи, ни плетня, который заграждал бы, имея кровлей над собой одно небо, оставаясь открытым для всех неблагоприятных действий погоды. В иное время его мочил сильный дождь, в другое холодили снег и мороз, в третье палили и жгли лучи солнца - и все это праведник переносил терпеливо и, сражаясь как бы в чужом теле, ревностью старался победить свою природу"4. "Часто по три дня и по столько же ночей проводил он под снегом, который во время молитвы покрывал его до того, что не видно было ни одного лоскутка одежды его. Часто соседи, разгребая навалившийся снег заступами и лопатами, находили старца, лежащего под снегом, и поднимали его5. И это подвижник предпринял не для того, чтобы облегчить к себе доступ, и, конечно, не из суетной славы, а по своему смирению, желая, чтобы его жизнь была на виду у всех, и причиняя себе через это иногда великие мучения. Кроме Лимнея и Иакова Кафра-рехимского к числу таких subdivales Сирии V в. следует отнести (что удивительно) и двух женщин - Марину и Киру, живших, хотя в закрытом от взоров6 каком-то помещении (по-видимому, естественном, а не нарочито построенном), но без крыши, под открытым небом7, затем (ближе всего сопоставить с Иаковом Кафра-рехимским) Евсевия, о котором говорит блаженный Феодорит в 18-й главе "Истории боголюбцев", жившего под открытым небом на вершине хребта одной горы8, близ селения Асихи у какой-то стены, сложенной из камня без глины, дабы подвергнуть себя еще большим переменам температуры9. Наконец, некоторые сирийские подвижники не довольствовались и простым нахождением под открытым небом. И один из них, Фалалей, подвизавшийся на холме в 20 стадиях (около 3 mi. pass.) от Гавал (следовательно, на южной окраине Сирии), придумал такой способ самоумерщвления: устроив два колеса и скрепив их планками, он подвесил это своеобразное колесо на трех шестах и поместился в нем, хотя оно, надо заметить, имело в высоту 2 локтя, а в ширину один, между тем как преподобный Фалалей был очень высокого роста10. Здесь соединяется пребывание под открытым небом с затворничеством. Одним из наиболее славившихся сирийских подвижников V в., имя которого в некоторых памятниках11 встречается наряду со святым Симеоном Столпником и Иаковом Кафра-рехимским, был Варадат. Он сначала подвизался в ящике наподобие Фалалеева, хотя и стоящем на земле, а не висячем, но после этого невозможного сидения в согбенном положении (ящик был ниже его роста) он, склонившись на убеждение тогдашнего антиохийского архиепископа Феодота (419-422 гг.), стал подвизаться стоя на земле (отличие от столпников), но в сплошном кожаном хитоне, имевшем только одно небольшое отверстие около рта и носа для пропуска воздуха, и с воздетыми руками12. Поистине о сирийских отшельниках можно сказать: "проидоша в милотех и козьих кожах" (Евр. XI, 37). Вообще каждый подвижник сирийский, живший отшельником, индивидуализировал свой подвиг. Например, Полихроний, ученик Зебинаса, не нося вериг, дабы как-нибудь не возгордиться, молился, тайно ночью возлагая на плечи свои тяжелый корень дуба. То же он делал иногда и днем, когда никого не было (с. 24). Все же подвижники-отшельники уподоблялись друг другу в непрестанной молитве, которую они любили так сильно, что с неохотой прекращали ее ради посетителей, затем в Божественном созерцании и в суровом образе жизни13. Некоторые, например, Фалалей, читали, кроме того, Священное Писание, в частности Евангелия. "Сколь безрассудно, - говорил Иаков Кафра-рехимский, - прерывать нить молитвы и начинать беседу с людьми. Если справедливо рабу пред господином и просителю пред судией вести себя прилично, то я, приступая к Богу - вечному моему Господу и праведнейшему Судии, не должен ли поступать со всем благоговением, не обращаться во время молитвы к сорабам и не заводить с ними длинных бесед"14. К этому блаженный Феодорит присоединяет от себя еще и психологическое объяснение такого непрестанного пребывания отшельников в молитве. Это - любовь и привязанность к Возлюбленному, созерцание Его и наслаждение Его любовью.

Некоторые из подвижников-отшельников сирийских, упоминаемых в "Истории боголюбцев", в письмах автора этой книги, блаженного Феодорита, называются "архимандритами" (если только это не совершенно другие лица с теми же только именами), например, Иоанн и Антонин, о которых Феодорит говорит в 23-й главе своей "Истории" и в письмах (по изданию профессора Н.Н. Глубоковского) №137 (стр. 176), 129 (стр. 161). Если так, то надо думать, что, начавши свою аскетическую жизнь в отшельничестве, они потом сделались "архимандритами", настоятелями монастырей15. Быть может, это были архимандриты над 2-3 иноками. Дело в том, что у некоторых подвижников (например, Полихрония - "История боголюбцев", глава 24) бывали иногда послушники-келейники. Так отшельничество переходило к общежительным формам подвижничества. Перейдем поэтому теперь к исследованию общежительного киновийного монашества в сирийских и месопотамских странах в первой половине V в.

И здесь, как и в отделе о сирийском отшельничестве рассматриваемого времени, приходится отметить усиление аскетической практики, и во главе сирийских обителей первой половины V в. надо поставить знаменитую обитель "неусыпающих", основанную на Евфрате преподобным Александром, умершим после 430 г. в Константинополе, где он основал подобный же монастырь (память его 23 февраля и 3 июля). Он был родом из Азии, первые годы своей жизни провел на островах Архипелага, а затем прошел курс грамматики в Константинополе. Он еще и после обучения оставался некоторое время в столице, служа под начальством префекта urbis или, быть может, praetorio. Но частое чтение Евангелия заставило его покинуть мир и удалиться в Сирию16. По мнению Тильмона17, это произошло около 380 г. В Сирии преподобный Александр пребывал в продолжение четырех лет в общежительном монастыpе Илии, затем сделался анахоретом и жил в уединении семь лет, потом вдруг превратился в миссионера и с этой целью стал странствовать по Месопотамии18. Наконец, основываясь на апостольской заповеди о непрестанной молитве и на изображенном в 1-м псалме идеале праведника, который поучается в законе Господнем день и ночь (ст. 2), пожелал осуществить это буквально и точно. И вот, собрав обращенных им в христианство и монахов в количестве 400 человек в основанный им на правом берегу Евфрата монастырь, увеличил обычное седмеричное число служб до 24 по количеству суточных часов. Мотивировал он подобный распорядок библейским рассказом о миротворении - именно тем, что Господь от начала поделил день и ночь на 24 часа, в которые и следует воздавать Богу подобающее славословие, затем изречением Спасителя (Мф. 18, 22) о том, что согрешившему брату следует отпускать до 70х7 раз, а потому и нам следует столько же воссылать молитв с коленопреклонением, ангельским славословием, воспетым при Рождении Спасителя (Лк. 2, 14), и т.д., чтобы никакая высшая степень молитвенного возношения, указанная в Священном Писании, не осталась недостигнутой. Так как непрерывности богослужения при слабости человеческой природы и неискоренимой потребности ее в отдыхе и сне19 нельзя было достигнуть в собственном смысле этого слова, то преподобный Александр разделил собранных им 400 обитателей своего монастыря на 4 череды, которые и сменялись в деле песнопения. Биограф его сообщает далее, что, выбрав из среды своего "неусыпающего" братства наиболее бодрых и сильных, сначала в количестве 70, потом в числе 150, и покинув остальных в монастыре под управлением своего ученика Трофима, он начал второе апостольское путешествие по Месопотамии. Главнейшим образом полем его деятельности была пограничная страна. Отсюда, направляясь в Пальмиру, Александр повернул в Антиохию. В этой митрополии востока Александр был еще раньше, около 404 г., чтобы обличить незаконное поставление Порфирия. На этот раз престол антиохийский занимал Феодот, но наш миссионер от этой перемены ничего не выиграл. Решительный реформатор, строгий цензор нравов, он возбудил против себя все власти города - гражданские и духовные. На него посыпались тысячи всяких укоров и притеснений. В конце концов, преподобный Александр, взяв с собой 24 монаха, перешел в Константинополь, где и основал монастырь "неусыпающих" возле церкви святого Мины. В Константинополе монастыри "акимитов" стали процветать. Мы почти никого не знаем по имени из числа подвизавшихся вместе с Александром. Можно думать, что третий игумен "неусыпающих" в Константинополе, столь известный по событиям эпохи возникновения евтихианской ереси, Маркелл, который, говорят, был родом из Апамии (следовательно, Сирии), был и соучастником преподобного Александра в организации этого оригинального монастырского института. Житие преподобного Александра20 утверждает, что он имел брата, который был настоятелем одной обители в Азии. В обители преподобного Александра Константинопольской на Босфоре подвизался, между прочим, преподобный Иоанн Кущник. Об оставленной преподобным Александром обители на Евфрате мы ничего не знаем. Ни один исторический документ о ней после преподобного Александра ничего не говорит. Любопытно отметить, что преподобный Нил Синайский отнесся отрицательно к типу монашеской жизни, начало которому положил преподобный Александр, и готов был даже смешивать "неусыпающих" с мессалианами21.