что можно уловить чувствами, для того, чтобы

указать на то, что можно познать только в самых

глубинах человека и самым глубоким восприятием.

Служба, обряд, который мы совершаем в Церкви, в

этом отношении очень многое говорит о том, каковы

человеческие, глубинные отношения любви и

взаимности; и над ними, мне кажется, надо

задуматься и верующим и неверующим.

Верующим- потому что всем нам надо на

основании приобретенного опыта заново

передумывать то, что, как нам кажется, мы знаем

уже давно. А если в этом обряде есть что-то ценное

(он не устоял бы в человеческом обществе, если бы

в нем не было глубины и значительности), может

быть, верующие и неверующим откроют что-то не

только о Боге, но и о человеке, о тех отношениях,

которые составляют самую сердцевину

человеческой жизни: о любви, о браке, о семье.

Как я уже сказал, одна из целей этих

бесед- не только прояснить для верующих

глубину и значительность обрядов, но сделать эти

обряды понятными и для неверующего. И не просто

ради того, чтобы верующий стал более приемлемым и

более понятным для людей нерелигиозных, а потому,

что обряды Церкви, уходящие своими корнями в опыт

и веру тысячелетий, образно, картинно, символами

часто раскрывают перед нами такие глубины человеческого

опыта любви, радости, горя, которые могут не

только быть полезны верующему, но и неверующему

раскроют какую-то глубину его собственной души и

его собственной жизни.

Мы все думаем, будто знаем, что такое

любовь, и умеем любить. На самом деле очень часто

мы умеем только лакомиться человеческими

отношениями. Мы думаем, что любим человека,

потому что у нас к нему ласковое чувство, потому

что нам с ним хорошо; но любовь- нечто гораздо

большее, более требовательное и, порой,

трагичное.

В любви есть три стороны. Во-первых,

человек любящий дает, хочет давать. Но для

того, чтобы давать, для того, чтобы давать