Особенно это нужно сказать относительно округа старосты (гийю) Итоо. Некоторые обязательно ходят на собрания и на молитву в свою церковь – молитвенный дом в квартире катехизатора (там это бывает в известные дни). Отец Симеон говорил обыкновенно о том, чтобы дома молились, в церковь ходили, причащались чаще и детей причащали, а в Великом посту, по обычаю русских и греческих хрис тиан, перед Пасхой непременно причастились бы, детей учили бы всему христианскому, а по воскресеньям в воскресную школу посылали бы к нам на Саругадай. А польза от этой школы несомненна; например, одного мальчика мы заставили сделать крестное знамение; он прекрасно это сделал и на вопрос: этому тебя мать научила? – отвечал: нет, я в воскресную школу да в церковь ходил, а там все так делают. Надо как можно больше приучать христиан к церкви, чтобы сообща совершали церковную жизнь. Нашли еще одного рейтана, то есть охладевшего: он довольно богатый торговец известью и проч.

Сибата; он из весьма старых христиан и был самым усердным, на церковь тоже много жертвовал, а теперь уж вот лет 15 охладел и даже детей не крестит, а недавно умершую девочку даже и погребал побуддийски. У него были две сестры христианки очень ревностные; они жили в Йокохаме у другого брата, но такого заядлого буддиста, что он их ужасно мучил за христианство, почему они весьма долго сопротивлялись, наконец, не вытерпели и сделались буддистками; но умерли все-таки христианками, потому что под конец уехали от него.

А Токийский Сибата им ничем не помог в защиту их христианства. У него есть сын лет 20 или моложе: этот, по словам отца Симеона, лучше и все еще слушает учение христианское. Сибата нас и принял даже в своей конторке, то есть почти на улице: может быть, у него даже идолы стоят на месте икон. Должно быть, придется оставить этого упорного: может быть, после сам одумается. Научение отца Симеона он слушал, хотя с некоторой равнодушной улыбкой, а сын как будто интересовался очень.

Газеты угрожают войной: в Корее и Китае против нас, русских, возмущены; должно быть, наши офицеры зарвались и много заносчивости показывают, воображая всех окружающих своими солдатами. Будто бы Россия сделала запрос Китаю: уступает или нет он нам свой Порт-Артур? Иначе Россия употребит все меры, для нее возможные. Ответ должны дать к 26 марта. А запрос Корее: принимают ли они русскую помощь или нет? Будто бы в Корее решено сменить всех русских инструкторов и прочих, а русский ставленник – министр иностранных дел лишен звания действительного статского советника. Английские и русские суда стягиваются сюда на восток; Россия будто бы подрядила французские пароходы перевозить русские войска на восток. Япония продолжает горячо подготовляться, но молча. А американцы со своим флотом разгуливают около Филиппинских островов, очевидно метя их взять у Испании. На белом свете собираются грозовые тучи: что-то будет? Германия ведь тоже метит на Китай, и, между прочим, теперь в порте Киао-Чоу.

С 1/12 по 8/20 марта мы продолжали ходить по домам христиан Хонго и Ситая. В Хонго видели одно семейство переплетчика.

Сам он давно христианин, а жена и дети только теперь слушают учение. Отец Симеон и катехизатор говорят, что жена-то хоть еще только хочет креститься, а лучше своего мужа, усерднее к вере. Дай Бог, чтобы это ее усердие осталось потом на всю жизнь и еще окрепло при помощи благодати. В Ситая одно семейство весьма бедное и многолюдное, но весьма благочестивое и к церкви усердное. В комнате при полной бедности – много и в порядке икон; ребята исправно и в воскресную школу к нам ходят. И вообще приходится сказать, что бедные и несчастные – лучшие христиане, сравнительно с богатыми и счастливыми. Зашли, например, в дом бедного ремесленника Андрея, давно-давно сделавшегося христианином и уже 20 лет состоящего старостой (гийю) среди христиан. У него в квартире все устроено как в домашней церкви: иконы, лампады, свечи, истертые молитвословы на особом аналойчике, покрытом парчой, разговор христианский, простота, смирение, молитва. Сам Андрей – уже порядочный старик – без волос и в очках, а у него жива еще мать, уже слепая, богомольная старушка (конечно, в церковь ходить не может), просит помолиться, как бы ей потихоньку в рай пробраться да поскорее умереть, а то уже в тягость приходится жить да грешить. Очень нази дательная старица. И вся семья у Андрея хорошая. Сам он состоит как бы Веселиилом при нашей церкви: он единственный, кто может для церкви или христиан сделать подсвечник, крест поправить и тому подобное, и делает всем. Совсем не то в соседнем богатом доме ростовщика: его нет дома, одна жена, принимает холодно и не особенно, как видно, интересуется учением, ибо сыта, обута и прочие веселости жизни имеет; вот сердце и охладевает к Богу, как будто ни для чего не нуждаясь в высшей помощи. Так богатому и счастливому постепенно становится трудно войти в Царствие Небесное. Заходили в церковь – молитвенный дом – в Ситая: все устроено благообразно рядом с квартирой катехизатора, земля и дом уже церковные. Зашли в дом к отцу Симеону; и здесь та же церковность видна. Очевидно, он очень старается в деле Церкви. В переднем углу – иконы, лампады, свечи, аналой, молитвословы и другие книги; в библиотеке много книг религиозных, а остальные, нерелигиозные книги, в другом месте. Добрый батюшка. Совершенно неожиданно он нас накормил обычным японским обедом: это соба, или лапша, только обваренная в кипятке; она подается на особых решетках в деревянных коробках, но без воды; потом в особую чашечку вливают японской сои – особой кислоты соленоватой, как уксус, и туда вкладывают соба и хасими, или палочками, отправляют в рот; очень вкусно, только тяжело для желудка. Это обычное японское кушанье. Замечательно все у них чисто приготовляется: и самые хасими именно для того, чтобы и руки не запачкать. А на днях мы у себя ели по-японски приготовленную какую-то сырую красную рыбу, очень нежную, с разными приправами, и уху: все весьма просто, опрятно и замечательно вкусно. Около пруда в Уэно японцы выставили на огороженном месте два громадных якоря, взятых с китайского броненосца, в последнюю войну попавшегося в плен. Это очень практично: развивает патриотизм. Когда мы шли около пруда, то дул оттуда ветерок и несло гнилью пруда, да и у отца Симеона мы сидели некоторое время на сквозняке, а раньше разогрелись, так как погода была прекрасная – летняя, хотя мы шли в теплых подрясниках. Вероятно, от этого отец Симеон простудился и 6/18 марта с утра заболел. Мы опасались – не возобновился бы его прежний плеврит или не было бы воспаления в легких; но доктор сказал, что до легких пока не дошло, а есть только катар горла. Дал лекарства, и все, вероятно, пройдет, хотя нескоро.

Сегодня 8/20 марта архиерейскую литургию начинаю я, так как отец Симеон не может служить и лежит в постели. Благослови меня Бог. Вчера епископ рассказал об одном японце Кикуци как образце юркости, сметливости, живости японца. Кикуци еще в Сендае учился русскому языку у епископа в первые годы его пребывания в Японии; русский язык ему не давался. Однажды в полночь приходит он к епископу в полном старинном японском военном вооружении и говорит, что бежит, так как началась революция, правительство сменяется. Епископ в это время уезжал на полтора года в Россию. За это время Кикуци приобрел суда, но они погибли, и вообще успел разбогатеть, прогореть и сделаться доктором, каким его и нашел епископ по возвращении из России. Он устроил прекрасную образцовую медицинскую школу, весьма славившуюся. Но это ему тоже надоело, и он занялся изобретениями и изобрел огнеупорный горн. На объявлении его привилегии был даже министр внутренних дел; этот горн его выписывался и за границу; и день объявления его привилегии почти японский национальный праздник был – с флагами, музыкой и прочим. Но и это дело – горн – наскучило Кикуци, он объявил, что едет на юго-восточные острова овец разводить. Правительство дало ему субсидию. Но овцы у него погибли. Однако он не растерялся, а занялся рыбным промыслом и теперь на юго-восточном берегу Японии он считается самым богатым человеком. Он крестился, а сына своего Василия привел к епископу и сказал: хочешь – с кашей съешь, хочешь – в супе свари. Василий действительно был прекрасный юноша; он не ушел из школы, когда многие уходили, чтобы знанием рус ского языка добывать себе средства. Но когда еще епископ уезжал в Россию, то Василий помер, как раз пред окончанием школы. Теперь на юго-востоке Японии Кикуци занялся и проповедью христианства, и даже катехизатора выпросил у епископа.

Газеты до последнего времени не переставали ругать Россию в ее хищнических планах относительно Китая и Кореи; один номер английской газеты местной был сплошь наполнен извержениями такого сорта; говорили даже, что будто бы еще наш адмирал Гордон говорил, что Пекин все равно наш будет. Англичане всячески стараются поддержать японцев во вражде к России, чтобы, конечно, потом мирно воспользоваться плодами войны Японии с Россией, сидя на берегу или прогуливаясь по океану. Они даже подняли теперь старое подозрение японцев, что русские миссионеры присылаются правительством в Японию с политической целью. Но вот вчера телеграмма: наши возвратили из Кореи всех русских инструкторов и вообще русских чиновников, бывших на службе у Кореи. Это, очевидно, всех, и японцев и англичан, ужасно ошеломило: телеграмма без всяких комментариев. Теперь, вероятно, поймут, что мы не имели никаких своекорыстных видов на Корею, кроме оказания ей помощи.

На днях прочитал в «Московских Ведомостях», что богатые наши золотые прииски в Сибири на Китайско-Манчжурской границе, за неимением русских предпринимателей, переходят к иностранцам – американцам и другим.

В ночь (3 часа) на 11/23 марта в Хонго был ужасный пожар: ветер и раньше бушевал, а от пожара усилился, так что искры к нам летели – это расстояние весьма большое. Сгорело 1050 домов; в том числе Ханкоба, американская церковь конгрегационалистов; из наших выгорели только двое – один псаломщик Елисей Хаякава и еще один христианин. Кругом дома старосты (гийю) Итоо все выгорело, а его дом остался. Он очень хороший: усердный к церкви, и дети и семья таковы; в доме все по-церковному; он сам во время нашего обхо да по христианам доказывал на себе пользу молитвы – как ему часто Бог помогал во всем. Дай Бог, чтобы это и других укрепило в вере.

На днях Преосвященный рассказал следующее. У одного старинного теперь катехизатора заболела сестра, и очень тяжко; в болезни она пожелала причаститься; и после Причастия сразу ожила и встала, как ни в чем не бывало. Это рассказывал сам катехизатор Павел Исии, бывший у Преосвященного марта 13/25, и рассказывал совсем просто, не придавая этому особенного поразительного значения, а просто как нечто обыкновенное и непременное для принимающего все от Бога по вере. И подобных случаев чудес среди наших христиан здесь очень много; и все они вот подобного характера, как бы вытекающие из рассуждения, что-де если иметь крепкую веру в Бога, то все так и будет, так как нечему удивляться, если, например, человек пообедавши будет сыт. Дай Бог силы веры еще большей, чтобы она руководила наших христиан неизменно и постоянно.

Японцы-католики в городе Коофу в количестве 37 дворов просят прислать им катехизатора и священника православного, так как они хотят присоединяться к православию. Но Преосвященный относится к этому осторожно: он послал туда одного нашего священника разведать на месте и от самих католиков, и от их катехизатора – не вытекает ли это их желание из того, что они почему-либо рассорились со своим патером или тому подобное. А намеки на это есть: они писали отцу Павлу Сато, что священник католический обманул их, не построивши обещанной церкви. Конечно, желательно присоединение их к православию, но если это их желание только из противления патеру вытекает, то не нужно и желать, чтобы они были нашими: очевидно, это только неверные овцы, а не серьезно желающие веровать в Истинного Бога. Будущее покажет.

Когда я получал в Йокохаме багаж, то обратился к помощи консульского переводчика японца Ханьюуда – язычника, но очень, говорят, хорошего человека. Он мне сказал все, что касается получения багажа. Когда я уже хотел уходить, Ханьюуда попросил меня объяснить ему один текст: верою хожду, а не видением (он по-русски говорит хорошо). Я воспользовался случаем и объяснил ему это по-японски; он понял; я добавил ему и по-русски. Что из этого выйдет, не знаю; конечно, нужно бы воспользоваться и почаще заглядывать к Ханьюуда, – может быть, он и принял бы в конце концов христианство; а он-то и сам потом нам мог бы помочь в деле проповеди. Я передал об этом Преосвященному; он очень пожелал, чтобы Ханьюуда был православным.

Разбираясь в багаже, я показывал Преосвященному свои иконы и фотографии, памятные для меня по Кутаису или по Ардону; особенно ему понравилась большая фотография, на которой снималась вся Ардонская семинария в день моего оттуда отъезда. Он выразил пожелание, чтобы я потом устроил подобную же в семинарию в Осака, чтобы у нас было побольше людей деятелей: безлюдье, говорит, весьма надоело. Дай Бог видеть все это на деле. Я действительно предполагаю постепенно там начать это дело: сначала, например, устроить простые нештатные курсы в виде бесед с молодыми юношами, чтобы их постепенно воодушевить на дело проповеди и вызвать желание искренно поработать на этом поприще, затем можно будет мало-помалу придать некоторую определенную форму и вид предполагаемому делу воспитания проповедников. Мне думается, что эта школа должна иметь характер простой семейной среды, куда люди сознательно пришли для одного дела, чувствуют себя братьями, как члены одной тесной семьи, у которой все сходится к интересам этой самой семьи. Во внешней обстановке должна быть всецелая простота: нужно, чтобы ученики по возможности все сами для себя делали, как это есть и в особенности прежде было в нашей Ардонской семинарии; это для того, чтобы проповедник и после не барином себя чувствовал, для которого все подвези да поднеси, – нет, пусть он сам будет этим подвозчиком и подносчиком, чтобы он не отворачивался ни от какого простого жизненного дела: ведь Христос помогал Своему отчиму плотнику Иосифу; Апостол Павел работал палатки и тем существовал; да ведь не состояли на жалованье и остальные проповедники христианства. Проповедь христианства шла сама собой между обычным делом. Да это так и быть должно: христианство не есть что-либо совсем от нас далекое, чтобы для этого нужно было все побросать и жить, пожалуй, между небом и землей, – нет, оно есть самое наше сердечное настроение, самое наше постоянное, во всех случаях жизни, непременное хождение под оком Всевидящего Бога, постоянное памятование о Нем и сообразная с этим жизнь. А если взять проповедника, отвлеченного от всяких обычных дел, в виде белоручки, то получается некоторое подозрение: тебе-то, мол, хорошо, а нам-то каково при нашем многоделии? Нам уж не до спасения.