"Можешь ли посылать молнии, и пойдут ли они и скажут ли тебе: вот мы? " (Послеши же ли молнiи, и пойдутъ; рекутъ же ли ти: что есть?) (ст. 35). Ю.:"Пошлешь ли молнии, и они пойдут ли и скажут ли тебе: Что?"

Видишь и отвечающие молнии, не потому, будто они могут сказать: "что?", а потому, что все, как бы одушевленное, повинуется Богу.

"Кто вложил мудрость в сердце, или кто дал смысл разуму?" (Кто же далъ есть женамъ тканiя мудрость, или испещренiя хитрость?) (ст. 36). Ю.:"Кто дал женщинам мудрость ткать и искусство вышивать?"

Севера, Златоуста и Григория Богослова. Изображая творение неба и земли, заграждения моря, поставление звезд, ниспадение дождя, и прочее, посредством чего управляет нашею жизнью, говорит: "Кто женщин, в другом слабых, умудрил в приготовлении тканей и искусстве делать их разноцветными чрез окрашивание нитей и украшения? Вместе с великим Божественное Писание упоминает о малом и выражает удивление премудрости женщин в приготовлении тканей: "Кто, - говорит, - далъ есть женамъ тканiя мудрость, и испещренiя хитрость?" Это дело разумного существа, высокого по мудрости и доходящего до небесного. Не случайна эта разнообразная мудрость, польза ее немалая. Не оставлена в небрежении любовь к искусному приготовлению тканей, не отброшена, как излишняя; в ней проявляется Божественная премудрость, ее не стыдится Бог назвать Своею, не иного кого называл обладателем ее и руководителем, а Себя самого.

"Ты ли ловишь добычу львице и насыщаешь молодых львов, когда они лежат в берлогах или покоятся под тенью в засаде?" (Уловиши же ли львамъ ядь, и душы змiевъ насытиши ли? убояшася бо на ложахъ своихъ и седятъ въ дебрехъ уловляюще)(ст. 39-40). Ю.:"39 Поймаешь ли львам добычу и насытишь ли души драконов? Ибо боятся в логовищах их и сидят в дебрях охотники".

Для чего говорит об этом? Чтобы показать то, что если Господь имеет такое попечение об этих ненужных животных, не употребляемых для служения вам, то не тем ли более - о вас? Какая, в самом деле, польза от них для человека?

ГЛАВА 39.

"Знаешь ли ты время, когда рождаются дикие козы на скалах, и замечал ли роды ланей? Можешь ли расчислить месяцы беременности их? и знаешь ли время родов их? Они изгибаются, рождая детей своих, выбрасывая свои ноши; дети их приходят в силу, растут на поле, уходят и не возвращаются к ним" (Аще уразумелъ еси время рожденiя козъ живущихъ на горахъ каменныхъ? Усмотрилъ же ли еси болезнь при рожденiи еленей? Изчислилъ же ли еси месяцы ихъ исполнены рожденiя ихъ, болезни же ихъ разрешилъ ли еси? Вскормилъ же ли еси детища ихъ вне страха, болезни же ихъ отслеши ли?) (ст. 1-3)

Хорошо сказал: "усмотрилъ ли еси"; так как это животное, всегда бегающее и прыгающее, находится в движении, страхе и беспокойстве, "как, - говорит, - оно не выкидывает, а зародыш выходит целым?" Слова: "болезни же ихъ разрешилъ ли еси" сказаны для большей выразительности: они рождают сами, не нуждаясь в повивании. А слова "вскормилъ же ли еси детища без страха" яснее выражает Феодотион, говоря: "Когда дадут детенышей своих, будешь ли спасать их?". В словах "отслеши ли болезни же ихъ", если "болезни" понимать в значении страдания при рождении, то "отслеши" употреблено вместо "прекратишь": "прекратишь ли, - говорит, - болезни рождения?" А если "болезни" при смысле: "выстраданное при болях рождения и рожденное", то "отслеши" значит: "отошлешь это". Так это понял и Симмах, который перевел: "Что родили, оставляют". Когда вырастят новорожденных, предоставляют им ходить, где угодно. Такую мысль выражает и следующий стих.

"Кто пустил дикого осла на свободу, и кто разрешил узы онагру" (Кто же есть пустивый осла дивiяго свободна, узы же его кто разрешилъ?) (ст. 5). Ю.:"Кто пустил дикого осла на свободу? Кто развязал узы его?" "Кто, - говорит, - это установил, кто положил законы природы?" Так как законы постоянны и не терпят повреждения, животное остается сильным и неукротимым; хотя бы делал ты множество усилий, не подчинишь его своей власти.

"Ты ли дал коню силу и облек шею его гривою?" (Или ты обложилъ еси коня силою (Феодотион и Симмах: первый перевел: "ржанием", второй: "криком") и облеклъ же ли еси выю его въ страхъ?) (ст. 19). Ю.:"Ты ли облек силой коня и шею его облек страхом?" Переводит речь к полезнейшим животным, упоминая о ручном коне, и многое говорит об этом животном: как он горд, смел, как полезен для войны, как годен для спасения человека. Видишь, что и он, и осел горд, но один подвластен человеку, а другой - нет.

"В порыве и ярости он глотает землю и не может стоять при звуке трубы (И не имать веры яти, дондеже вострубитъ труба) (ст. 24). Ю.:"Во гневе он глотает землю и не поверит, пока не затрубит труба". "Слышит, - говорит, - трубу, знает этот знак войны и издали издает воинский звук".

"Твоею ли мудростью летает ястреб и направляет крылья свои на полдень?" (Твоею ли хитростiю стоитъ ястребъ, распростеръ криле недвижимь, зря на югъ ?) (ст. 26). Ю.:"По твоему ли научению стоит неподвижно ястреб, распростерши крылья, смотря на юг?". Смотри, как в немногом говорит о многом. Но почему не упомянул о воле, ни об овцах, ни об одном из прочих таких животных, а только о неполезных и кажущихся существующими напрасно? Этим показывает, что если в таких видны премудрость и промышление, то тем более в тех.

ГЛАВА 40.