CONVERSATION 16

1. But who thought about it? Or who accused Him of this and provoked such an answer? His words did not arouse such a thought at all, His commandments to be meek, quiet, merciful, pure in heart, and to strive for the truth did not show anything of the kind, but even completely contrary. So, why did He say this? Without a doubt, not without reason, not without purpose. Since He intended to give commandments higher than the ancients (as is evident from His words: "Ye have heard that it was said to them of old time, Thou shalt not kill. I say unto you not be angry" (v. 21, 22), and to pave the way for some divine heavenly way of life, lest the news of the doctrine confuse the hearts of the hearers and cause them to doubt His instruction, He warns them with the words: Do not think that I have come to break the law or the prophets. The Jews, although they did not keep the law, nevertheless had great respect for it, and although they daily violated it by their deeds, they nevertheless desired that the Scriptures should remain inviolable, and that no one should add anything to it. However, they strictly adhered to some of the additions made by their superiors, although the latter tended not for the better, but for the worse. Thus, for example, these additions violated due respect for parents; and many other responsibilities were undermined by these inappropriate additions. Since, therefore, Christ did not come from the priestly tribe, and that which he intended to introduce was an addition, which, however, did not diminish virtue, but exalted it, he foresaw that both might perplex them, and therefore, before incriminating his wonderful laws, he refutes the doubts that might be hidden in their minds. What could be their doubts and objections? They thought that Christ was saying this to destroy the ancient statutes of the law. It is this suspicion that He removes. He does so not only here, but also on other occasions. Thus, when the Jews considered Him to be an adversary of God for breaking the Sabbath, in order to refute their opinion and defend Himself, in one case He uses words befitting Him as the Son of God, saying: "My Father worketh hitherto, and I work" (John 5:17), and in the other He is humble, as, for example, when He shows that for the salvation of the sheep that perished on the Sabbath, there may also be a violation of the law, when he notices that circumcision is also performed on the Sabbath (Matt. 12:11,12). For this reason He often speaks so humbly as to destroy their opinion that He acts contrary to God. For this reason, when Lazarus also called out of the tomb, he turned to God with prayer, despite the fact that before with a single word he raised many dead (John 11:41). And lest it should be inferred from this that He is less than His Father, He adds, "I have spoken [this] for the people standing here, that they may believe that Thou hast sent Me" (John 11:42). Thus, He does not perform everything (miracles), as the sovereign Lord, in order to correct the erroneous opinion of the Jews about Him, but He does not turn to God with prayer before everyone, so that in the future of time He will not give occasion to the false opinion that He was weak and powerless; but in other cases he does so, and in others he does otherwise, and he does so not indiscriminately, but with his proper wisdom. He performs the most important miracles as an authorized Lord, and in the less important He raises His eyes to heaven. Thus, when he forgave sins, revealed mysteries, opened paradise, cast out demons, cleansed lepers, trampled on death, raised many dead, all this he did by one command, and when he multiplied the loaves, which was less important, he turned to heaven. Obviously, He does not do this out of weakness. For if He could do more with absolute power, what need did He have of prayer to do less? No doubt He did this, as I have said before, to restrain the shamelessness of the Jews. You must think the same when you hear Him speak with humility. He had many reasons for speaking and acting in this way, such as: so that they would not think that He was not acting according to the will of God, in order to give instruction and healing to all, in order to teach humility, in order to show that He was clothed with flesh, and that the Jews could not accept everything at once, and also in order to teach them not to think much about themselves. For these reasons, he often spoke of Himself with humility, leaving great things to others to say great things about Him.

2. Thus He Himself, conversing with the Jews, said: "Before Abraham was, I am" (John 8:58); and His disciple said about it thus: "In the beginning was the Word, and the Word was with God, and the Word was God" (John 1:1). Again, He Himself nowhere directly says that He created the heavens, and the earth, and the sea, and all things visible and invisible; and His disciple boldly and without hesitation, not once or twice, but many times says about it: "All things were made through Him, and without Him nothing was made; also: He was in the world, and the world was made through Him (John 1:3,10). And why should we be surprised, if others have said more about Him than He Himself, when He showed many things by His deeds, without clearly expressing them in words? That He created man, He clearly proved by the healing of the blind man; whereas, speaking of the creation of man in the beginning, He did not say: "I created, but He who created man and woman in the beginning created them" (Matt. 19:4). In the same way, that He created the world, and all that is in it, He proved by catching fish, by turning water into wine, by multiplying loaves, by taming the storm on the sea, by the radiant light with which He shone on the cross, and by many other miracles; although He never expressed it clearly in words, His disciples, John, Paul, and Peter, speak of it very often.

If, intending to abolish even one commandment, He uses such caution in His words as not to frighten those who hear, then when He added a whole new law to the whole old one, He had the need to prepare His hearers and apply Himself to their condition, so as not to disturb them.

For the same reason, He does not speak clearly about His divinity everywhere. For if the addition to the law so indignant them, would they not have been much more indignant if He had declared Himself to be God? That is why He says many things that are below His divine dignity. In the same way, here, intending to complete the law, he approaches it with great caution. Not content with what He has already said, "I do not destroy the law," He repeats the same thing another time, and with even greater emphasis. Having said: "Do not think that I have come to destroy," he adds: "I have not come to destroy, but to fulfill." Not only is the shamelessness of the Jews restrained, but the mouths of the heretics who assert that the ancient law originated from the devil are also stopped. In fact, if Christ came to destroy the power of the devil, then how is it that He not only does not destroy it, but also fulfills it? Not only did He say, I do not destroy, though that would have been enough, but He added, I do, which shows that He not only did not resist the law, but approved of it. But how, you ask, did He not break the law? And how did He fulfill the law, or the prophets? The prophets, because He confirmed by His works all that they said about Him, which is why the Evangelist constantly says: "That which was spoken through the prophets may be fulfilled" (Matt. 2:23); for example, when He was born, when the youths sang Him a wonderful song, when He sat down on the lot. And on many other occasions He fulfilled prophecies, all of which would have remained unfulfilled if He had not come into the world. And he fulfilled the law not in one respect, but in a threefold one. First, He did not transgress it in any way. To be convinced that He has fulfilled all the law, listen to what He says to John: "For thus it becometh us to fulfill all righteousness" (Matt. 3:15). In the same way He said to the Jews: Which of you will convict Me of unrighteousness? (John 8:46); also to His disciples: "The prince of this world comes, and in Me he has nothing" (John 14:30). From ancient times the prophet also foretold of Him that He had committed no sin (Isaiah 53:9). So this is the first way He fulfilled the law. Second, He fulfilled the law for us. It is truly astonishing that He not only fulfilled the law Himself, but also gave us its fulfillment, as Paul explains when He says that the end of the law is Christ, to the righteousness of everyone who believes (Romans 10:4), and that He condemned sin in the flesh so that the justification of the law might be fulfilled in us who do not live according to the flesh (Romans 8:3,4), and in another place: Do we therefore destroy the law by faith? Nohow; but we establish the law (Romans 3:31). Since the purpose of the law was to make man righteous, which, however, he could not do, the Lord Himself satisfied this purpose of the law, having descended to earth and established the image of justification through faith. And what the law could not do by letters, Christ Himself accomplished by faith, which is why He says: I have not come to break the law.

3. But if anyone searches carefully, he will also find a third way of fulfilling the law. What did it consist of? In the establishment of the law which Christ had to give. In fact, His teaching did not destroy the former law, but exalted and supplemented it. Thus, for example, the commandment: Thou shalt not kill is not destroyed by the commandment: Thou shalt not be angry; on the contrary, the latter serves as a complement and affirmation of the former. The same must be said of all the others. In sowing the first seeds of His new teaching, Christ did not arouse any suspicion upon Himself; but now that He began to compare the old law with the new, how much more could He be suspected of contradicting the first, which is why He had previously said: "I have not come to destroy, but to fulfill." In fact, the commandments now offered were already based on what has been said before. Thus, for example, the words: Blessed are the poor in spirit mean the same as the command not to be angry; Blessed are the pure in heart - the same as the prohibition to look upon a woman with lust; the commandment not to hide for oneself treasures on earth corresponds to the words: Blessed are the merciful. To weep, to endure persecution and reproach is the same as to enter through the narrow gate; to hunger and thirst for righteousness means nothing else than the demand expressed in the words: "As you would that men should do to you, do you also to them" (Matt. 7:12). When Christ blesses the peacemaker, He expresses almost the same thing as is expressed in the command to leave the gift, and to hasten to be reconciled with the offended brother and to agree with the rival. The only difference is that there Christ promises rewards to those who fulfill the commandments, and here He threatens those who transgress them with punishment. There he says that the meek will inherit the earth; but here - that he who calls his brother a fool will be guilty of hell fire. There he says that the pure in heart will see God; and here it is that he who looks at his wife with an unclean eye is already a real adulterer. There he calls the peacemakers the sons of God; but here he frightens the unpeaceable with the words: "Lest the adversary deliver thee up to the judge" (Matt. 5:25). There He calls those who weep and endure persecution blessed; but here, confirming the same thing, he threatens with destruction those who do not follow this path, since, he says, those who walk the broad path perish. Likewise, the words: "You cannot serve God and mammon" (Matt. 6:24) seem to me to be similar to the saying: Blessed are the merciful, and "Thirst for righteousness." But here, as I noted above, the Lord intends to set forth what was said earlier more clearly, and not only more clearly, but also with additions. Thus, for example, He not only commands to be merciful, but also to give off oneself a srachitsa (shirt); not only to be meek, but to him who wants to strike in the cheek, to substitute another one. For this reason, in order to prevent an imaginary contradiction, He says that He did not come to destroy the law, and repeats this, as I said before, not once, but twice, saying: Do not think that I have come to destroy, He adds: I have not come to destroy, but to fulfill. Then he says: "Verily I say unto you, Until heaven and earth pass away, not one jot or tittle shall pass away from the law, until all things are fulfilled" (Matt. 5:18). These words have the following meaning: it is impossible for the law to remain unfulfilled, but even the slightest feature of it must be fulfilled, as the Lord proved by His example, having fulfilled the law in all exactness. Here, too, He gives us to understand that the whole world must also take on a different form. He did not say this without reason, but with the purpose of raising the spirit of the hearer and showing that He was doing righteousness in establishing new rules of life; If all creation is to assume a new form, then the human race must also be called to another fatherland, to a higher way of life. Whosoever therefore breaketh one of these least commandments, and teaches men so, shall be called the least in the kingdom of heaven, v. 19. Having removed from Himself all suspicion and having stopped the mouths of those who would think of contradicting, the Lord already begins to arouse fear and offer strong threats to protect the law He imposes. And that His words quoted do not refer to ancient commandments, but to those which He Himself intended to give, this is evident from what follows. For I say to you, he says, unless your righteousness surpasses the righteousness of the scribes and Pharisees, you will not enter into the kingdom of heaven, v. 20. If His threats had been directed at transgressors of the old law, why should He have said to Him, "If He does not surpass?" Those who did what the Pharisees did could no doubt have no advantage over them in living righteously. What was this advantage? It is not to be angry, not to look at your wife with a lustful eye.

4. Why then does He call these new commandments small when they are so important and lofty? Because He Himself wanted to give this law. As He humbles Himself, and in many places speaks of Himself modestly, so He speaks of His law, thereby teaching us also to be modest. Moreover, since He could be suspected of innovation, He uses a humble manner of expression for the time being. And when you hear the words, "The least in the kingdom of heaven," then understand nothing else but hell, or torment. He calls the Kingdom not only the enjoyment of future blessings, but also the time of resurrection and the terrible Second Coming. For is it possible that he who calls his brother foolish, and breaks one commandment, should be cast into hell, and whoever breaks the whole law, and leads others to the same thing, should be in the kingdom? This, therefore, is not what is meant here, but that the lawbreaker at that time will be the lesser, i.e., the outcast, the last; and the latter, without a doubt, will then be cast into hell. Being God, Christ foresaw the carelessness of many, foresaw that some would take His words as exaggeration, and would think about the law thus: Will he be punished who calls his brother a fool? Is he an adulterer who only looks at his wife? In preventing such neglect of the law, He pronounces a terrible threat against both, i.e., against those who break the law, and against those who lead others to this point. Knowing such threats, let us strive not to break the law ourselves, and let us not weaken the zeal of others who wish to keep it. But whoever does and teaches will be called great in the kingdom of heaven (v. 19). We must be useful not only to ourselves, but also to others; the same reward is not received by the one who is only virtuous himself, and he who leads the other with him to the same. How does teaching, which is not justified by works, condemn the teacher (when teaching another, says the Apostle, you do not teach yourself? [Romans 2:21]), so good works, if we do not lead others at the same time, receive a lesser reward. Thus, in both it is necessary to be perfect; having first corrected oneself, one must also make efforts for others. For this reason Christ Himself placed works first, and then teaching, showing that only in this way can one teach with success; in the opposite case they will say: Physician! heal thyself" (Luke 4:23). In fact, if anyone, being unable to teach himself, decides to correct others, he will become an object of ridicule for many; or rather, he will not be able to teach at all, since his deeds will contradict his teaching. And if he is perfect in both, then he will be called great in the Kingdom of Heaven. For I say to you, unless your righteousness surpasses the righteousness of the scribes and Pharisees, you will not enter the kingdom of heaven (Matt. 5:19,20). Here, by the word "righteousness" He means virtue in general, as it is said in the story of Job: "And this man was blameless, righteous" (Job 1:1). In the same sense, the Apostle Paul calls the righteous the one for whom, according to him, the law is not ordained: the law is not laid down for the righteous (1 Tim. 1:9). And in many other places it can be seen that this word is used to denote virtue in general. From the words of Christ you can, among other things, see how grace has increased, if Christ desires that His disciples, who have just entered the path of righteousness, should be better than the teachers of the Old Testament. Speaking of the scribes and Pharisees, He does not mean those who transgress the law, but those who keep it. If these were people who do not keep the law, then He would not speak of their righteousness, and He would not compare the truth that does not exist with the truth that exists. Note also here how He confirms the existence of the ancient truth, comparing it with the new; and this shows that both are related to each other, since whether it is more or less true, it is still true. Thus, Christ does not blaspheme the ancient truth, but wants to exalt it. In fact, if it were bad, He would not demand a higher one, He would not perfect it, but would simply reject it. But, you will say, if it is really so, why does it not now lead you into the kingdom? It does not introduce those who live after the coming of Christ, since they, having received greater strength, must also perform more feats; but he brings in all his pets. Many will come from the east and the west, says the Lord, and will sit down with Abraham, Isaac, and Jacob (Matt. 8:11). So it is known that Lazarus, who was honored with great awards, is in the bosom of Abraham. And in general, all, especially those who shone forth in the Old Testament, shone forth with this truth. And Christ Himself, having come into the world, would not have fulfilled this truth in its entirety if it had been bad and not akin to the new one. If He had done this only in order to attract the Jews, and not in order to show its affinity and agreement with the new, then why did He not fulfill the laws and customs of the Hellenes in order to attract the Greeks to Himself?

5. All this shows that the Old Testament truth does not lead to the kingdom because it is bad, but because the time has come for the higher commandments. If it is not more perfect than the new, it does not follow that it is bad; otherwise, on the same grounds, the same could be said about the new truth. For even its knowledge, in comparison with the future, is knowledge in part, imperfect, and when the perfect comes, it will be abolished: "But when the perfect comes," says the Scriptures, "then that which is in part will cease" (1 Cor. 13:10). This is what happened to the ancient truth after the introduction of the new one. However, because of this, we will not defame the real truth. Though it will give way to a new one when we reach the kingdom, for then, according to the Scriptures, that which is in part will cease, yet we call it great. Thus, when the Lord promises us both the highest rewards and great power from the Holy Spirit, then in justice He demands great feats. Here the promise is no longer a land flowing with milk and honey, not venerable old age, not many children, not bread and wine, not flocks of sheep and oxen; but heaven and the good things of heaven, adoption and brotherhood with the Only-begotten, sharing in the inheritance, in glory and kingship, and other innumerable rewards. And that we have been vouchsafed greater help is evident from the following words of the Apostle Paul. Paul: "Therefore there is now no condemnation to those who live in Christ Jesus, not according to the flesh, but according to the Spirit, because the law of the Spirit of life in Christ Jesus has set me free from the law of sin and death" (Romans 8:1-2). Thus, having uttered threats against those who transgress the law, and promising great rewards to those who fulfill it, and then showing that by right He demands of us more than before, Christ finally begins to propose a new law, and not simply, but comparing it with the decrees of the ancient law. By this comparison He wanted to show, first, that His law does not contradict the former, but is in great agreement with it; secondly, that He justly and very opportunely adds a new law to the ancient law. To make this more obvious to us, let us listen to the words of the Lawgiver themselves. What does He say? Ye have heard that it was said unto them of old time, Thou shalt not kill (Matt. 5:21). Although He Himself gave this commandment, He still speaks about it impersonally. For if He had said, "You have heard what I said to the ancients," the hearers would not have accepted such words and would have been offended by them. If He had also said, "You have heard what was said to them of old time from My Father," and then added, "But I speak," then His words would have seemed to them a great presumption. Therefore He simply says, "Spoken," with the purpose of showing only what He says about it at the proper time. From the words, "It was said to the ancients," it was evident that a long time had passed since the Jews had received this commandment. And this He does in order to shame the listener who refuses to fulfill the highest commandments; It is as if a teacher said to a lazy child: "And you do not know how much time you have wasted in learning the warehouses?" Christ gave the same meaning when He mentioned the ancients. Wishing to call His listeners to the higher teaching, He seems to be saying: "You have been engaged in this for quite some time; It's time to finally move on to the highest! It is also worthy of note that the Lord does not confuse the order of the commandments, but begins with the first, which also begins the law; and this shows the agreement of His teaching with the law. But I say unto you, that whosoever is angry with his brother without cause shall be liable to judgment (Matt. 5:22). Do you see perfect power? Do you see the manner of action befitting the Lawgiver? Who of the prophets ever said this? Who is one of the righteous? Which of the patriarchs? No one. This is what the Lord says, they said. But this is not what the Son says. They proclaimed the words of the Lord, and He the words of His Father; but the words of the Father are both the words of the Son: "And all that is mine is thine, and thine is mine" (John 17:10), says Christ. They gave the law to their fellow servants, and He to His servants. Now let us ask those who reject the law: "The commandment, "Thou shalt not be angry," contradicts the commandment, "Thou shalt not kill." Or, on the contrary, is it a perfection and confirmation of the latter? It is obvious that the first serves as a complement to the second, and therefore is more important than it. Whoever does not give himself over to anger will certainly not dare to kill; Whoever restrains his anger will certainly not give free rein to his hands. The root of murder is anger. Therefore, whoever plucks out the root will undoubtedly cut off the branches, or, better yet, he will not allow them to arise.

6. Therefore, not for the violation of the ancient law, but for the greater preservation of it, Christ gave the new law. Indeed, for what purpose did the ancient law prescribe this commandment? Is it not so that no one should kill his neighbor? Thus, he who rebels against the law should be allowed to kill, because the commandments "Thou shalt not kill" are the opposite of allowing to kill. And when Christ forbids even anger, he affirms all the more what the law demanded, because it is not so convenient to refrain from killing for a man who thinks only not to kill, as it is for him who has destroyed anger itself. The latter is much more remote from such an act. But in order to refute our opponents in another way, let us consider all their objections. What do they say? They say that God, who created the world, who commands the sun to shine on the evil and the good, who sends rain on the just and the unjust, is some kind of evil being. And the most moderate of them, although they do not assert this, yet, calling God just, do not recognize Him as good. They give Christ another kind of father, who does not exist, and who has not created anything. God, whom they call not good, dwells in his own domain, and preserves what belongs to him; but the good God enters into someone else's domain, and without any reason wants to become the savior of that which He was not the creator. Do you see how the children of the devil speak according to the teaching of their father, recognizing creation as alien to God, contrary to the words of John: "He came to his own, and through Him the world was made" (John 1:10,11). Further, considering the ancient law, which commands to pluck out an eye for an eye and a tooth for a tooth, it is immediately objected: How can He be good who says this? What shall we answer them? The fact that this, on the contrary, is the greatest sign of God's love for mankind. He did not establish such a law that we should pluck out one another's eyes, but that we should not do harm to others, fearing to suffer the same from them. Just as when He threatened the Ninevites with destruction, He did not wish to destroy them (for if He had willed this, He ought to have kept silent), but only by inspiring fear to make them better, in order to forsake His wrath, so He determined punishment for those who are so bold as to put out the eyes of others, so that at least fear might prevent them from taking away the sight of their neighbors, if they do not voluntarily want to refrain from this cruelty. If it were cruelty, then cruelty would also be that murder is forbidden and adultery is forbidden. But only madmen who have reached the last degree of madness can say so. And I am so afraid to call these decrees cruel that I would consider the contrary to them an unlawful deed, judging by common human sense. You say that God is cruel because He commanded that an eye should be plucked out for an eye; but I say that if He had not given such a command, then many would have been more justly able to honour Him as you call Him.

Повелевающий исторгать око за око налагает этот страх, как некие крепкие узы, на души порочных, и уподобляется человеку, связавшему вооруженных злодеев; а кто не определил бы никакого наказания преступникам, тот вооружил бы их бесстрашием, и был бы подобен человеку, который роздал злодеям мечи и разослал их по всему городу.

7. Видишь ли, что заповеди Божии не только не жестоки, но еще исполнены и великого человеколюбия? Если же ты за это называешь Законодателя жестоким и тяжким, то скажи мне, что труднее и тягостнее - не убивать, или даже и не гневаться? Кто более строг, тот ли, кто определяет наказание за человекоубийство, или тот, кто налагает его даже и за гнев? Тот ли, кто карает прелюбодея по совершении греха, или тот, кто за само вожделение подвергает наказанию, и наказанию вечному? Видите, как мы дошли до заключения, совершенно противного лжеумствованиям еретиков! Бог древнего закона, называемый ими жестоким, оказывается кротким и милостивым; Бог же нового закона, признаваемый ими за благого, представляется, по их безумию, строгим и жестоким. Но мы исповедуем единого Законодателя в Ветхом и Новом завете, Который все устроил, как нужно было, и по различию самых времен постановил и два различные закона. Итак, ни ветхозаветные заповеди не были жестоки, ни новозаветные не обременительны и не тягостны; но и те и другие показывают одинаковую попечительность и любовь. А что и ветхий закон дал сам Бог, послушай, как говорит об этом пророк, или лучше сказать - что говорит сам Он в лице пророка: Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет, не такой завет, какой Я заключил с отцами их (Иер. 31:31,32). Если же кто, зараженный нечестием Манихейским, не принимает этих слов, тот пусть послушает Павла, который говорит то же самое: Авраам имел двух сынов, одного от рабы, а другого от свободной Это два завета(Гал. 4:22,24). Как там две различные жены, но муж их один, так и здесь - два завета, но Законодатель один. А чтобы ты знал, что в том и другом открывается одно и то же человеколюбие, для этого там Он сказал: Око за око, а здесь: Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф. 5:39). Как там Он отклоняет человека от обиды страхом наказания, так равно и здесь. Каким же это образом, скажешь ты, когда Он повелевает обратить и другую ланиту? Ну так что ж из этого? Давая такую заповедь, Он не освобождает от страха, а повелевает только дать ему свободу вполне удовлетворить свой гнев. Господь не говорит, что оскорбляющий останется без наказания, но только не велит тебе самому его наказывать, и таким образом, как на того, кто ударил, наводит больший страх, если он пребудет во гневе, так утешает и того, кто получил удар. Но все это я говорил, рассуждая, так сказать мимоходом, о всех вообще заповедях. Теперь надобно обратиться к нашему предмету, и изъяснить все вышесказанное по порядку. Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду, - говорит Христос. Этими словами Он не устраняет гнев совершенно: во-первых, потому, что человек не может быть свободен от страстей; он может сдерживать их, но совершенно не иметь их не властен; во-вторых, потому, что страсть гнева может быть и полезна, если только мы умеем пользоваться ею в надлежащее время. Посмотри, например, сколько добра произвел гнев Павла против коринфян. Он избавил их от великого вреда. Равным образом, посредством гнева же обратил он и отпадший народ галатийский, и многих других. Когда же бывает приличное время для гнева? Тогда, когда мы не за себя самих отмщаем, но обуздываем дерзких, и обращаем на прямой путь беспечных. А когда гнев неуместен? Тогда, когда мы гневаемся, чтобы отмстить за самих себя, что запрещает и апостол Павел, говоря: Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу [Божию] (Рим. 12:19); когда ссоримся из-за денег, чего тоже апостол не позволяет, говоря: Для чего бы вам лучше не оставаться обиженными? для чего бы вам лучше не терпеть лишения? (1 Кор. 6:7)? Как этот последний гнев излишен, так первый нужен и полезен. Но многие поступают наоборот. Они приходят в ярость, когда обижают их самих, но остаются холодны и малодушествуют, когда видят, как подвергается обиде другой. То и другое противно законам евангельским. Итак, не гнев собственно есть нарушение закона, но гнев неблаговременный, почему и пророк сказал: Гневаясь, не согрешайте (Пс. 4:5). Кто же скажет брату своему: "рака", подлежит синедриону (сонмищу, судилищу - прим. и.Н.). Сонмищем здесь Господь называет судилище еврейское. Он упоминает о нем теперь для того, чтобы не подумали, что Он во всем вводит новое и небывалое. Слово - "рака" не составляет большой обиды; оно выражает только некоторое презрение или неуважение со стороны того, кто его произносит. Подобно тому, как мы, приказывая что-нибудь слугам и другим низкого состояния людям, говорим: пойди ты туда, скажи ты тому-то; так точно и говорящие сирским языком употребляют слово - "рака" вместо слова - ты. Но человеколюбивый Бог, чтобы предотвратить большие обиды, хочет прекратить и самые малые, повелевая нам во взаимном обращении соблюдать приличие и надлежащее друг к другу уважение. А кто скажет: "безумный", подлежит геенне огненной. Для многих эта заповедь кажется тяжкою и неудобоисполнимою, потому что кажется невозможным, чтобы мы за одно простое слово подверглись столь великому наказанию; и некоторые полагают, что это сказано скорее гиперболически. Но я страшусь, как бы нам за то, что будем обольщать себя такими словами здесь, не потерпеть жесточайшего наказания на самом деле там.

8. Почему, в самом деле, скажи мне, эта заповедь кажется тебе тяжкою? Разве ты, не знаешь, что большая часть грехов и наказаний происходят от слов? Через слова происходят хулы, через слова - отречение от Бога, ругательства, обиды, клятвопреступления, лжесвидетельства и убийства. Итак, не смотри на то, что тут только одно слово, но разбери, не влечет ли оно за собою великой опасности. Или не знаешь, что во время ссоры, когда возгорается гнев и душа воспламеняется, и самая ничтожная мелочь представляется чем-то великим, и не очень обидное слово кажется нестерпимым? Такие мелочи весьма часто порождают убийства и разрушают целые города. Как дружба и тяжкое делает легким, так, напротив, вражда и малое превращает в несносное, и хотя бы что сказано было просто, во вражде представляется, что это сказано с злым намерением. Доколе огонь заключается в малой искре, до тех пор, сколько бы ни прикладывали к ней дров, они не загорятся; но когда пламя разгорится и поднимается высоко, то пожирает с легкостью не только дрова, но даже камни и всякое другое вещество, какое только ни бросят в него, даже и то, чем обычно гасят огонь, теперь еще более воспламеняет его. (Тогда, как говорят некоторые, не только дрова, лен и другие удобосгораемые вещества, но и сама вода, которую льют на огонь, увеличивает его силу). Так и при гневе, всякое слово тотчас обращается в пищу этого злого огня. Чтобы предотвратить все это, Христос и подвергает гневающегося напрасно суду, говоря: гневающийся подлежит суду; а того, кто скажет - "рака", предает суду сонмища. Но эти наказания еще не так велики, потому что они совершаются здесь. Но тому, кто назовет другого уродом, Он угрожает огнем геенским. Здесь в первый раз Христос употребляет слово: геенна. Сначала Он беседовал о царстве, а потом упоминает и о геенне, показывая, что первого мы удостаиваемся по Его человеколюбию и воле, а в последнюю ввергаем себя по своей беспечности. Смотри, как постепенно Он переходит от малых наказаний к большим, и тем как бы защищает Себя пред тобою, показывая, что Он сам вовсе не хотел бы употреблять подобных угроз, но что мы сами заставляем Его произносить такие приговоры. Я сказал тебе, говорит Он, не гневайся напрасно; потому что повинен будешь суду. Ты пренебрег этим первым предостережением. Смотри же, что породил гнев твой! Он тотчас заставил тебя оскорбить другого. Ты сказал брату своему: "рака". За это Я подверг тебя еще другому наказанию - суду сонмища. Если ты, презревши и это, прострешь далее свою наглость, то Я не стану более налагать на тебя таких умеренных наказаний, но подвергну тебя вечному мучению гееннскому, чтобы ты наконец не покусился и на убийство. Подлинно ничто, ничто не бывает так несносно, как оскорбление, ничто столько не угрызает душу человеческую; а чем язвительнее слова обидные, тем сильнейший возгорается огонь. Итак, не почитай за маловажное называть другого уродом (безумным). Когда ты отнимаешь у брата своего то, чем мы отличаемся от бессловесных, и что преимущественно делает нас людьми, т. е., ум и рассудок, ты через это лишаешь его всякого благородства. Итак, не на слова только должны мы обращать внимание, но и на само дело и на страсть, представляя то, какой удар нанести может слово, и какое причинить зло. Вот почему и Павел извергает из царствия не только прелюбодеев и блудников, но и обидчиков. И весьма справедливо. В самом деле, обидчик разоряет благо, созидаемое любовью, подвергает ближнего бесчисленным бедствиям, производит непрестанные вражды, разрывает члены Христовы, ежедневно изгоняет любезный Богу мир, и своими ругательствами уготовляет дьяволу просторное жилище, и способствует его усилению. Потому и Христос, чтобы ослабить крепость его, постановил этот закон. Он имеет великое попечение о любви, поскольку любовь есть мать всех благ, есть отличительный признак Его учеников; она одна содержит в себе все наши совершенства. Поэтому Христос справедливо с такою силою истребляет самые корни и источники вражды, разрушающей любовь. Итак, не думай, чтобы в словах Христовых было преувеличение; но, размыслив, какие от этих постановлений происходят блага, удивляйся их кротости. Ведь Бог ни о чем так не печется, как о том, чтобы мы жили в единении и союзе между собою. Потому-то Господь и сам, и через Своих учеников, как в Новом, так и Ветхом завете, много говорит об этой заповеди, и показывает Себя строгим мстителем и карателем за пренебрежение ею. Ничто столько не способствует ко введению и укоренению всякого зла, как истребление любви, почему и сказано: когда умножится беззаконие, во многих охладеет любовь (Мф. 24:12). Так Каин сделался братоубийцею; так предались жестокости Исав и братья Иосифовы; так бесчисленное множество зол вторглось в мир от разрыва любви. Потому-то Христос со всею заботливостью истребляет все то, что разрушает любовь.

9. Но, не останавливаясь на этом, Господь присовокупляет к сказанному еще новые наставления, из которых видно, сколько Он печется о любви. Прежде Он угрожал сонмищем, судом и геенною, а теперь предлагает новые правила, согласные с прежними, говоря так: Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой (Мф. 5:23,24). О, благость! О, неизглаголанное человеколюбие! Господь повелевает, чтобы поклонение Ему оставлено было ради любви к ближнему, и тем показывает, что и прежние Его угрозы происходили не от неприязненности или желания наказывать, но от избытка любви. Какая кротость может сравниться с тою, которая выражается в этих словах? Пусть, говорит Он, прервется служение Мне, только бы сохранилась твоя любовь, потому что и то жертва, когда кто примиряется с братом. Потому-то Он не говорит: примирись по принесении, или прежде принесения дара; но посылает примириться с братом, когда дар лежит пред алтарем, и жертвоприношение уже начато. Не велит взять с собою принесенный дар, не говорит: примирись прежде, нежели принесешь его; но повелевает бежать к брату, оставив дар пред алтарем. Для чего повелевает Он так поступить? Как мне кажется, Он имел двоякую цель: во-первых, как я уже сказал, Он хотел показать, что высоко ценит любовь, и почитает ее величайшею жертвою, и без нее не принимает и жертвы вещественной; во-вторых, хотел поставить в необходимую обязанность примирение с ближним. В самом деле, тот, кому велено принести дар не прежде, как примирившись, конечно поспешит придти к оскорбленному и прекратит вражду, если не по любви к ближнему, то по крайней мере для того, чтобы жертвоприношение не осталось напрасным. Для того Господь каждому слову и придает особенную выразительность, устрашая и побуждая приносящего. В самом деле, не сказал Он только: Оставь там дар твой, - но присовокупил: пред жертвенником, чтобы напоминанием о священном месте привести его в страх; не сказал только: и пойди, но присовокупил: прежде , и тогда приди и принеси дар твой. Через все это Он показывает, что трапеза Господня не допускает к себе враждующих друг против друга. Да слышат это посвященные в таинства, но со враждою приступающие к алтарю; да слышат и непосвященные, потому что и к ним относится это слово! И они ведь приносят дар и жертву, т. е. молитву и милостыню; а что и это есть жертва, послушай, как говорит об этом пророк: Кто приносит в жертву хвалу, тот чтит Меня; и еще: Принеси в жертву Богу хвалу (Пс. 49:23,14); и в другом месте: Воздеяние рук моих - как жертва вечерняя (Пс. 140:2). Итак, если ты принесешь и молитву с неприязненным расположением, то лучше тебе оставить ее, и пойти примириться с братом, и тогда уже совершить молитву. Для того ведь все и устроено было, для того и Бог соделался человеком, и совершил все дело искупления, чтобы нас собрать воедино. Здесь Христос посылает обидевшего к обиженному, а научая молитве, ведет обиженного к обидевшему, и примиряет их; здесь говорит: (если) брат твой имеет что-нибудь против тебя, и пойди прежде примирись с братом твоим, а там говорит: Будете прощать людям согрешения их (Мф. 6:14). Впрочем, и здесь, мне кажется, Он посылает обиженного, потому что не говорит: попроси брата твоего, чтобы он примирился с тобою, но просто - примирись. И хотя, по-видимому, речь здесь обращена к оскорбившему, но все относится к оскорбленному. Если ты, говорит Он, примиришься с ним из любви к нему, то и Я буду к тебе милостив, и ты можешь приносить жертву с полным дерзновением. Если же гнев еще пылает к тебе, то представь, что Я сам охотно соглашаюсь на то, чтобы ты оставил на время жертву, только бы вам сделаться друзьями. Пусть же это укротит гнев твой. Притом Он не сказал: помирись, когда ты сильно обижен; но: сделай это и тогда, когда оскорбление будет маловажно, - (если) брат твой имеет что-нибудь против тебя. И не сказал также: когда ты гневаешься справедливо, или несправедливо; но просто: (если) брат твой имеет что-нибудь против тебя, - хотя бы даже гнев твой был справедлив, и тогда не должно питать вражды. Так и Христос, не взирая на то, что гнев Его против нас был праведен, предал Себя самого за нас на заклание, не вменяя нам грехов наших.

10. Потому и Павел, другим образом побуждая нас к примирению, сказал: Солнце да не зайдет во гневе вашем (Еф. 4:26). Как Христос побуждает нас к примирению, указывая время жертвы, так и Павел увещевает нас к тому же самому, указывая на время дня. Он страшится ночи, опасаясь, чтобы она, застигши в уединении человека, терзаемого гневом, еще более не растравила его раны. В продолжение дня многие могут и отвлекать и отторгать нас от гнева, а ночью, когда человек остается один и вдается в думы, волны вздымаются сильнее и буря свирепствует с большею яростью. Предупреждая это, Павел и хочет, чтобы мы примирившись встречали ночь, чтобы дьявол не воспользовался нашим уединением, и не разжег сильнее пещь гнева. Подобным образом и Христос не терпит ни малейшего отлагательства, чтобы, по совершении жертвы, принесший ее не сделался беспечнее, и не стал бы отлагать примирения со дня на день. Он знал, что эту страсть надобно погашать как можно скорее. Как мудрый врач предлагает не только предохраняющие от болезни средства, но и служащие к ее изменению, так поступает и Христос. Запрещение называть другого безумным есть врачевство, предохраняющее от вражды; а повеление примириться с ближним служит к удалению болезней, возникающих после вражды. Смотри, с какою строгостью Он предписывает исполнять то и другое. Там угрожает геенною; а здесь прежде примирения не хочет принять и дара, и тем показывает, как велик гнев Его против враждующих. Таким образом Он исторгает и корень и плод его. Сперва говорит: не гневайся; а потом - не произноси ругательных слов, поскольку одно усиливается другим - от вражды возрастает ругательство, от ругательства вражда. Потому-то Он сперва истребляет корень, а потом и плод, не дает возникнуть злу в самом начале; если оно уже возрастает и приносит пагубный плод, то сжигает его совершенно. С тою же целью, вслед за упоминанием о суде, сонмище, геенне, и наставлением касательно принесения жертвы, Христос присовокупляет еще следующее: Мирись (в синод. - "мирись" и.Н.) с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним (Мф. 5:25). Не говори: что же мне делать, если меня обижают, если отнимают от меня имущество и влекут меня на суд? Христос и в таком случае запрещает питать вражду, отнимая всякий к тому повод и предлог. Так как это повеление было особенно важно, то Господь убеждает к исполнению его указанием не на будущие блага, а на настоящие выгоды, которые скорее могут обуздывать грубых людей, чем обещания будущего. Ты говоришь: он меня сильнее и причиняет мне обиду? Но не причинит ли он тебе еще больше вреда, если ты не примиришься с ним, и принужден будешь идти в темницу? Примирившись, ты уступишь имение, но зато тело твое будет свободно; а когда подвергнешь себя приговору судии, то будешь связан и понесешь жесточайшее наказание. Если же ты избежишь этой распри, то приобретешь двоякую пользу: во-первых, ты не потерпишь никакой неприятности; во-вторых, это будет уже твоя добродетель, а не следствие принуждения. Если же ты не хочешь внять моим увещаниям, то не столько причинишь вреда сопернику, сколько себе. Смотри, как Христос и здесь убеждает тебя скорее примириться. Сказав: Будь благоразумен (в синод. - "мирись" и.Н.) с соперником твоим, - присовокупляет: скорее. Но не довольствуясь и этим, Он предлагает новое побуждение искать скорейшего примирения, говоря: пока ты еще на пути с ним, чтобы через все это сильнее склонить тебя и понудить к прекращению ссоры. В самом деле, ничто столько не нарушает порядка в нашей жизни, как наша медлительность и постоянные отсрочки при совершении добрых дел. Такая медлительность часто бывает причиною того, что мы всего лишаемся. Потому-то, как Павел говорит: прежде нежели зайдет солнце, прекрати вражду, и выше сам Христос увещевает: прежде нежели принесешь дар, примирись, - так и здесь он побуждает к тому же, говоря: Скорее, пока ты еще на пути с ним, - пока еще не дошел ты до дверей судилища, пока не предстал пред судию и не оказался в конце концов в его власти. До тех пор, пока ты не взошел в суд, ты полный господин над собою; но как скоро переступишь за его порог, ты уже подневольный другого, и сколько бы ни усиливался, не можешь уже располагать собою, как хочешь. Что же значит: будь благоразумен" (мирись)? Это значит или то, чтобы ты согласился лучше потерпеть обиду, или то, чтобы ты смотрел на дело, поставив себя на месте твоего соперника, чтобы по самолюбию не нарушить справедливости, но рассуждая о своем деле, как о чужом, произнести беспристрастный приговор. Если тебе кажется это слишком великим, то не удивляйся. Христос для того ведь и предвозвестил все известные уже блаженства, чтобы, угладивши путь, и предуготовив душу слушателя, сделать ее способнейшею к принятию всех этих законов.