Творения преподобного отца нашего Нила Синайского

Божия же помощь нередко оставляет и праведных, предавая их мучителям на претерпение разных истязаний и неправедного убиения, чтобы явным соделалось благоискусное мужество подвизающихся и просияла светоносная сила веры, до смерти не ослабевшая в своем дерзновении, но всецело страданием препобедившая неистовство мучителей. Как оставшиеся не хотят удалиться из пустыни, неблагоустроенной жизни в городах предпочитая лучше смерть, так и скончавшимся лучшим казалось умереть, нежели терпеть пороки, господствующие в обитаемой вселенной. Ибо знали они, что смерть душевная тяжелее смерти телесной и умереть в грехе опаснее, нежели умереть от меча: одна смерть подвергает малому и кратковременному страданию, а другая продолжительному и непрестанному мучению.

Когда же варвары, и многих других убив и ограбив в пустыне, ушли на довольное расстояние, а наконец и ночь дозволила нам небоязненно выйти из гор, сошли мы и занялись погребением тел. И прочих находим давно уже умершими, а святой старец еще дышал и мог с нуждою говорить. Сев около него и оплакивая постигшее нас, так провели мы целую ночь, и старец увещевал нас не смущаться такими искушениями. "Сатане обычно, – говорил он, – испрашивать у Бога, кого бы подвергнуть искушениям. Ибо скольких умертвил он у Иова, погубив кого огнем, кого мечом, а кого падением дома?" – "Но вас да не приводит в колебание все это, – продолжал старец. – Ибо Подвигоположник знает, по какому суду предает подвижников противнику, уготовав светлые награды и воздаяния благодушно приемлющим удары. И каковы сии воздаяния, показывает великий Иов, который все, что по видимому утратил, получил в сугубой, лучше же сказать, в гораздо большей и несравненно превосходнейшей мере. Ибо яже око не виде, ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (ср.: 1 Кор. 2, 9) – все это, превышающее и подвиги благочестия, и чувство, и ум, уготовал Бог подвизающимся ради Его.

Так и подобало великодаровитому Богу воздаяниями превзойти труды и венцами препобедить подвиги, даровать подвижникам то, на что не было и надежды, чего и получить не чаяли, чтобы и должную награду воздать, и воздаяние сие, по превосходству оного, соделать даром благодати". Сие говорил он и лобызал окружающих его, пока доставало у него сил говорить и двигать язык. Потом он скончался, и мы со слезами его, и вместе с ним и других, предали земле.

Потом, так как тьма позволяла еще совершать путь скрытно, успел я прийти и к вам. Двое из убиенных именовались Павлом и Иоанном, а пресвитер – Феодулом, скончались же сии почившие в седьмой день по Богоявлении, то есть на четырнадцатый – января месяца. А людям благоговейным, без сомнения, любопытно знать и время, и имена, особливо желающим участвовать в праздновании дня памяти святых. Были же убиты и другие за много лет прежде сего, и их память, по дальности пути и ради множества собирающихся, совершается в этот же день".

Вместо: ώς έμέ по рукописи читается: είς έμέ. ^

Вместо: έπάγουσα по рукописи читается: άπουσα. ^

Вместо: έλέγχοντα по рукописи читается: έλέγχουσα. ^

Вместо: βοωσα по рукописи читается: δείκνυσα. ^

Сказание пятое Юноша, плененный вместе с Феодулом, спасшись бегством, приходит к беседовавшему с друзьями святому Нилу, подробно рассказывает ему о горестном избиении многих святых и извещает, что варвары положили на следующее утро принести Феодула в жертву утренней звезде

Еще продолжали мы разговор этот, как извещают, что спасся некто из варварского стана, и вскоре приходит к нам спасшийся: не исчезли еще на лице его следы страха, не мог еще он успокоить в себе душевного смятения, тяжело дышал, по причине скорой ходьбы и от внутреннего беспокойства, смущаемый мыслию, что преследующие близко и немедленно настигнут. Потом на вопрос, как он убежал, отвечает: "Варвары, разговаривая за ужином, объявили, что меня и сына твоего наутро принесут в жертву звезде; они соорудили и жертвенник, наложили дров, хотя мы не знали об этом. Мне же о сем тайно сказал один из плененных с нами, который понимает их язык, а я о намерении варваров известил и сына твоего, сказав, что если не спасемся бегством, то наутро солнце неживых уже озарит нас и лучей света его не увидим этими глазами.

Но он, боясь быть пойманным, остался и сказал, что Божией воли, какова бы ни была она, не избежишь, даже и в неприступном скрываясь убежище. Я же во тьме, когда увидел, что все погрузились в глубокий сон (были же они весьма пьяны), сначала пополз, как можно ближе припадая к земле, чтобы, если и пробудится кто, не была ему заметна выдающаяся тень моего тела. Потом, удалившись несколько от стана, пустился бегом, направляясь к здешним местам и быстро несясь на крылах страха, а между тем рассуждая сам с собою, что или спасусь бегством от определенной мне ими однажды смерти, или, будучи пойман, потерплю не более как ту же присужденную [1] мне смерть.

Притом и неизвестность надежды предпочтительнее дознанной смерти. И если какой опасности невозможно миновать, оставшись, то есть еще вероятность, что избежишь оной, вверив спасение помощи ног; ибо знал я, что многие нередко скорее находили помощь в ногах, нежели в тысячах предстательств, потому что у ног более заботы о собственном своем спасении, нежели у других, и что постигнет целое тело, то ноги признают общим и для себя [2]. Поэтому вот не обманулся я в своем рассуждении, и ногами, которым после Бога вверил себя, спасен, и теперь перед вами, как видите, не потерпев ничего худого.

Но еще перед глазами у меня страшный пример варварской жестокости, и теперь содрогаюсь от беззаконных их поступков, и ужаса исполняют меня их дерзости. Ибо господина моего и с ним градоначальника, окончивших дела службы и возвращавшихся домой, варвары, схватив в пустыне, повлекли к себе со всем, что у них было; и градоначальника, оказавшего сопротивление, со всеми его домашними изрубили в куски, а господина моего вместе с сыном, который, как знаете, еще малолетен, увели с собою.