St. John Chrysostom, Collected Works. Volume Nine. Book One.

Amen.

CONVERSATION 34

Беседа 34 на Деяния. Златоуст, т.9, ч.1. БЕСЕДА 34 "Павел же и Варнава жили в Антиохии, уча и благовествуя, вместе с другими многими, слово Господне. По некотором времени Павел сказал Варнаве: пойдем опять, посетим братьев наших по всем городам, в которых мы проповедали слово Господне, как они живут" (Деян.15:35,36). О разногласии Павла и Варнавы. – Различие между ви­дениями и снами. – Любомудрие бессловесных животных. – Всего более нужно украшать душу. 1. Посмотри опять на их смирение, как они преподают слово вместе с другими. Лука изобразил нам нравы и прочих апостолов и показал, что один из них был более мягко­серд и снисходителен, другой более суров и строг. Различ­ные бывают дарования; а это, как известно, есть также даро­вание. Одно потребно по отношению к людям с одними нра­вами, а другое с другими, так что, если бы переменить их, то они сделались бы бесполезными. По-видимому (между Павлом и Варнавою) произошло некоторое разногласие; но все это про­исходит по устроению (Божию), чтобы каждый из них занял соответственное себе место. С другой стороны нужно, чтобы не все были в равной чести, но один начальствовал, а другой подчинялся; и это по устроению (Божию). Притом кипряне ничего такого не показали, что бывшие в Антиохии и другие; для одних нужен был нрав мягкосердый, а для других напро­тив. "Варнава хотел взять с собою Иоанна, называемого Марком. Но Павел полагал не брать отставшего от них в Памфилии и не шедшего с ними на дело, на которое они были посланы. Отсюда произошло огорчение, так что они разлучились друг с другом; и Варнава, взяв Марка, отплыл в Кипр; а Павел, избрав себе Силу, отправился, быв поручен братиями благодати Божией" (ст. 37-40). И в пророках мы видим раз­личные характеры и различные нравы; например, Илия строг, Моисей кроток. Так и здесь – Павел более тверд. Но смотри при этом и на его кротость. Он просил, говорит (писатель), "не брать отставшего от них в Памфилии". Как вое­начальник не желал бы иметь при себе оруженосца постоянно небрежного, так (не желал) и апостол. Это и других вразум­ляло, и того самого исправляло. Итак, скажешь, Варнава был не хорошего нрава? Отнюдь нет; думать так о нем весьма нелепо. В самом деле, не нелепо ли считать его дурным за такое маловажное дело? И смотри, во-первых, от того не прои­зошло никакого зла, что они разлучились друг с другом, сделавшись, таким образом, достаточными для всех язычни­ков, а напротив – великое благо; во-вторых, если бы этого не случилось, то они не легко решились бы отделиться друг от друга. Подивись лучше тому, что (писатель) не умолчал об этом. Ты скажешь: если следовало разделиться, то можно было и без распри? Но здесь особенно и обнаружились человеческие (свойства их). Если этому следовало быть во Христе, то тем более в них. С другой стороны, распря не была бы предосу­дительна, когда каждый препирался бы о таких предметах и с такою справедливостью. Если бы кто из них огорчался, до­могаясь собственной пользы и собственной чести, то действи­тельно (было бы неодобрительно); если же каждый из них, желая учить и наставлять, отправляется один одним, а другой другим путем, что здесь предосудительного? Многое они де­лали и по человеческому рассуждению: не были ведь они кам­нями или деревами. И смотри, Павел выражает неудоволь­ствие (на Марка), но приводит и причину. Он уважал Вар­наву за великое его смирение, за то, что он находился при нем и разделял с ним столько трудов; но уважал не так, чтобы пренебрегать долгом. Кто из них советовал лучше, не наше дело исследовать; по крайней мере, великое было смо­трение (Божие), что одни (из верующих) должны были удо­стоиться вторичного их посещения, а другие ни одного. В Антиохии они не просто пребывали, но учили. Чему учили? Что проповедовали? Что (нужно было) как для верующих, так и еще не верующих. Было множество соблазнов, и потому при­сутствие их было необходимо. А что касается их распри, то должно смотреть не на то, в чем они были не согласны, а на то, в чем они согласились между собою. Разделение их по­служило к большому благу, которое произошло по этому по­воду. Что же? Врагами ли они расстались? Нисколько. И после того ты видишь, как Павел в посланиях своих упоминает о Варнаве с великими похвалами (2Кор.8:18). "Произошло огорчение", говорит (писатель), но не вражда, не раздор. Распря сделала то, что они разделились; и хорошо, так как что после каждый из них порознь предпринял полезного, того не сделал бы по тому самому, что были бы вместе. 2. Мне кажется даже, что и разделение произошло у них по согласию, и что они сказали друг другу: так как я не желаю этого, а ты желаешь, то, чтобы нам не ссориться, разде­лимся по разным местам. Таким образом они сделали это, совершенно уступая друг другу. Варнава хотел, чтобы оста­валось мнение Павла, и потому отделился; также и Павел хо­тел, чтобы оставалось мнение (Варнавы), и потому делает тоже и отделяется. О, если бы и мы разделялись друг от друга та­ким же образом и для того, чтобы идти на проповедь! "Павел", говорит (писатель),  "избрав себе Силу, отправился, быв поручен братиями благодати Божией". Удивителен и весьма велик этот муж! А Марку эта распря принесла большую пользу. Строгость Павла вразумила его, а доброта Варнавы сделала, что он не остался: так распря, бывшая между ними, достигает одной цели – пользы. Видя, что Павел решается оставить его, (Марк) весьма устрашился и осудил себя; а видя, что Варнава столько расположен к нему, он весьма возлюбил его; таким обра­зом, распря учителей исправила ученика: так он далек был от того, чтобы соблазняться ею. Если бы они делали это для собственной чести, то конечно (он мог бы соблазниться); но так как они препирались для его спасения и единственно для того, чтобы показать, как премудры советы (Бога), удостоив­шего его такой чести, то что здесь предосудительного? 3. Посмотри на мудрость Павла: он не прежде отправляется в другие города, как посетив уже принявшие слово. "И проходил Сирию и Киликию, утверждая церкви" (ст. 41). "Дошел он до Дервии и Листры" (Деян.16:1). Не благоразумно было бы ходить напрасно. Будем также поступать и мы: будем наставлять на­перед прежних, чтобы они не послужили препятствием для последующих. "Посетим",  говорит, "братьев наших по всем городам, в которых мы проповедали слово Господне, как они живут". Он не знал об этом, как следует, и потому пошел по­сетить братию. Видишь, как он постоянно бодрствует, забо­тится, не остается на одном месте, хотя подвергался множеству опасностей. Видишь ли, что и прибытие его в Антиохию было не от страха? Как врач, он пошел к болящим и необхо­димость посещения изъяснил в словах: "в которых мы проповедали слово Господне". Варнава отделился и уже более не сопутствовал ему. "Избрав себе Силу", говорит (писатель), "быв поручен братиями благодати Божией". Что это значит? Т.е. молились, просили Бога. Смотри, как всегда много может молитва братий. И затем пошел пешком, желая на пути принести пользу видевшим его; и благоразумно. Когда они спешили, то плыли; а теперь не так. "И вот, там был некоторый ученик, именем Тимофей, которого мать была Иудеянка уверовавшая, а отец Еллин, и о котором свидетельствовали братия, находившиеся в Листре и Иконии. Его пожелал Павел взять с собою; и, взяв, обрезал его ради Иудеев, находившихся в тех местах; ибо все знали об отце его, что он был Еллин" (Деян.16:1-3). Достойна удивления мудрость Павла! Он, столько восста­вавший против обрезания, употреблявший все меры и успоко­ившийся не прежде, как достигнув цели, тогда, когда это уче­ние было утверждено, обрезывает ученика. Не только другим не возбраняет, но и сам делает это. Нет никого мудрее Павла. Он во всем смотрел на пользу, не делал ничего просто, по предубеждению. "Его пожелал Павел", говорит (писатель), "взять с собою". Удивительно, что он даже привел его с собою. "Ради Иудеев", говорит, "находившихся в тех местах". Это – причина обрезания; они не стали бы слушать слово от необрезанного. Но что? Посмотри на самое дело: он обрезал, чтобы прекра­тить обрезание, потому что проповедовал определения апосто­лов. Видишь ли борьбу и чрез борьбу созидание? Не от дру­гих побуждаемые, но и сами делая противное, они таким об­разом устрояли Церковь. Они внесли определение не обрезы­вать, а он обрезывает. "И ежедневно", говорит (писатель), "увеличивались числом" (ст. 5). Видишь ли пользу от этого обрезания? Затем он более не остается у них, как пришедший посетить их, но что? Идет дальше. "И церкви утверждались верою и ежедневно увеличивались числом. Пройдя через Фригию и Галатийскую страну, они не были допущены Духом Святым проповедывать слово в Асии. Дойдя до Мисии, предпринимали идти в Вифинию; но Дух не допустил их" (ст. 5-7). Почему они "не были допущены", не говорит (писатель), но только говорит, что они "не были допущены", научая нас этим покоряться и не исследовать причин, и показывая, что многое они делали и по-человечески. "Миновав же Мисию, сошли они в Троаду. И было ночью видение Павлу: предстал некий муж, Македонянин, прося его и говоря: приди в Македонию и помоги нам" (ст. 8-9). Для чего было видение, а не сам Дух Святый пове­лел? Он желал привлечь их и таким образом. И (другим) святым бывали видения, и сам (Павел) вначале видел в видении мужа, пришедшего и возложившего на него руку (Деян.6:12). Для того побуждает его идти туда, чтобы проповедь распространилась. Также и по следующей причине возбраняется ему оставаться в других городах, когда побуждает его Хри­стос (идти туда). Эти имели слушать Иоанна, и притом долгое время, и может быть не слишком имели в том нужду, а туда нужно было придти. Потом он и уходит, отправившись на ту сторону (моря). "После сего видения, тотчас мы положили отправиться в Македонию, заключая, что призывал нас Господь благовествовать там. Итак, отправившись из Троады, мы прямо прибыли в Самофракию, а на другой день в Неаполь, оттуда же в Филиппы: это первый город в той части Македонии, колония. В этом городе мы пробыли несколько дней" (ст. 10-12). Так, ему является и сам Хри­стос, говоря: "тебе должно предстать пред кесаря" (Деян.27:24). Потом (писатель), как повествующий историю, говорит о ме­стах и показывает, где (Павел) останавливался, именно в больших городах, а другие проходил. Быть колонией соста­вляет достоинство города. Но обратимся к вышесказанному. (Павел) представляет Варнаве необходимость путешествия, когда говорит: "пойдем опять, посетим братьев наших по всем городам, в которых мы проповедали слово Господне, как они живут". Но ему не подобало просить того, когда намеревался обличать впоследствии. 4. Тоже было между Богом и Моисеем. Один просит, а другой гневается; так например, когда говорит: "если бы отец ее (Мариамы) плюнул ей в лице" (Числ.12:14), и еще: "итак оставь Меня, да воспламенится гнев Мой на них, и истреблю их" (Исх. 32:10), и когда Самуил оплакивал Саула (1Цар.15:35). Но от того и другого произошло великое благо. Так и здесь один гневается, а другой нет. Тоже бывает и между нами. Распря была не напрасно, но чтобы вразумить того (Марка), и чтобы дело (проповеди) не показалось шуткою. Иначе уступил бы и теперь (Варнава), уступавший всегда и столько любивший Павла, что еще прежде отыскал его в Тарсе (Деян.11:25), привел его к апостолам, вместе с ним доставлял мило­стыню и вместе с ним принял согласное с определением (апостолов). Не из-за такого дела произошло между ними огорчение; но они отделяются друг от друга для того, чтобы раздельно учить и усовершать нуждавшихся в их учении. Так и в другом месте (Павел) говорит: "вы же, братия, не унывайте, делая добро" (2Фес.3:13), и хотя укоряет некоторых, но заповедует делать добро всем. Так обыкновенно мы и посту­паем. Мне кажется, что здесь вместе с Павлом и другие были недовольны; он же, обращаясь к каждому из них особо, делает все, увещевает, вразумляет. Много может (делать) согласие, много – любовь. Хотя бы ты просил о слишком мно­гом, хотя бы даже был недостоин, будешь услышан за до­брое намерение; не бойся. "Проходя", говорит (писатель), го­рода. "И вот, там был некоторый ученик, именем Тимофей, о котором свидетельствовали братия, находившиеся в Листре и Иконии". Велика вера Тимофея, если свидетельствуется всеми. Когда отделился Вар­нава, Павел находит равного ему, о чем сам говорит: "вспоминая о слезах твоих", нелицемерную веру твою, "которая прежде обитала в бабке твоей Лоиде и матери твоей Евнике" (2Тим.1:4,5). "И, взяв", говорит (писатель), "обрезал его"; а для чего, показывает, прибавляя: "ради Иудеев, находившихся в тех местах". Итак, поэтому (Тимофей) обрезывается, или и ради отца, который был эллин и следовательно не был обрезан. Смотри, как закон уже отрешался. Иные же думают, что он родился после оглашения его (отца) проповедью; но, может быть, это не справедливо, так как "ты из детства", говорит (Павел), "знаешь священные писания" (2Тим.3:15). Потому надобно принять первое; если же не так, то потому, что (Павел) намеревался сделать его епископом и ему не следовало оставаться необрезанным. Язычникам же не нужно было соблюдать ничего такого; и это было немаловажно, так как столь долгое время они соблазнялись этим. Начало отменения (закона) было положено тем, что язычники не соблю­дали его и не терпели никакого вреда и ничего не лишались по отношению к вере; потому они охотно и оставили его. Так как он намеревался проповедовать, то чтобы вдвойне не по­разить иудеев, обрезывает его, хотя он был двоякого про­исхождения – от отца эллина и от матери верующей. И хотя дело касательно язычников было важно, но он, не смотря на это, сам обрезал его, потому что проповедь должна была ра­спространяться. И смотри: от действия противного (определению апостолов) здесь происходит великое благо. "И ежедневно увеличивались числом", говорит (писатель). Видишь ли, что обрезание не только не повредило, но и принесло великую пользу? "После сего видения", говорит, "тотчас мы положили отправиться в Македонию, заключая, что призывал нас Господь благовествовать там". Заметь, не чрез ангела, как Филиппу, или Корнилию, но как? – в видении является ему (Господь), только человеческим образом, а не Божественным. Где легко было убедить, там (Он является) более человеческим образом, а где с боль­шею трудностью, там более Божественным. Так, когда он привлекался только проповедовать, для этого было ему снови­дение, а когда нужно было удержать от проповедания, это от­крывает Дух Святый. Так было и с Петром (когда Дух сказал ему): "встань, сойди" (Деян.10:20). Легких дел не со­вершал Дух, но для этого достаточно было и сновидения. Так и Иосифу, когда легко было убедить его, было сновидение, а дру­гим видение (Мф.2:13). Так и Корнилию и самому (Павлу). И вот, говорит (писатель), "предстал некий муж, Македонянин, прося его и говоря". Не сказал: повелевая, но: "прося", о тех, которые нуждались во врачевании. Что значит: "заключая"? Значит: догадываясь. И из того, что видение было Павлу, а не кому другому, и из того, что они были удержаны Духом, и из того, что находились у пределов (Македонии), – из всего этого они делали такое заключение. С другой стороны и самое плавание указывало на это, – потому что в течение короткого времени они достигли самого корня Македонии. Таким образом устрояется, что распря послужила на пользу. И если бы Дух Святый не явил Своего действия, Македония не приняла бы слова. А такое преуспеяние – знак, что случившееся не есть дело человеческое. Не сказано, что Варнава огорчился, но что между ними "произошло огорчение". Если же не огорчался он, то также и Павел. 5. Зная это, будем не просто читать Писания, но изучать и назидаться. Ведь (ничего) не написано напрасно. Великое зло не знать Писания. От чего бы следовало получать пользу, от того мы получаем вред. Так часто и лекарства, имеющие по природе целительную силу, когда употребляющее их не умеют хорошо пользоваться ими, приносят вред и расстройство; и оружие, которым можно защищаться, для того, кто не умеет обращаться с ним, служит во вред. А причиною то, что мы всего прочего ищем больше, нежели пользы душевной, и больше смотрим на постороннее, нежели на свою (истинную) пользу. О прочности дома мы часто заботимся и не потерпели бы видеть, как он ветшает, обрушивается и повреждается от бурь; о душе же нисколько не заботимся, но хотя и видим, что осно­вание ее и самое здание и кровля разрушаются, не прилагаем никакого попечения.

Но что я говорю о животных, полезных для нас? Многие держат маленьких птиц, кото­рые не приносят никакой пользы, а только забавляют; и ка­сательно их есть у нас много правил и ничего не опущено и не забыто; обо всем мы заботимся больше, нежели о самих себе. Так мы сделались малоценнее всего. Если кто в обиду назовет нас псом, то мы оскорбляемся; а сами бесславя себя не словом, но делом, и не прилагая попечения о душе даже столько, сколько о псах, не чувствуем никакого огорчения. Ви­дите ли, как все (у нас) покрыто мраком? Как многие забо­тятся о псах, чтобы они не были накормлены более надлежа­щего, чтобы они были быстры и пригодны к охоте, побуждае­мые голодом и жаждой, а о себе самих не заботятся и не стараются обуздать своего сластолюбия; бессловесных научают любомудрию, а себя допускают нисходить до дикости животных! Это кажется загадкою. Где, скажешь, эти любомудрые бессловесные? Но разве не великое любомудрие, когда пес, по­буждаемый голодом, схвативши добычу, удерживается от по­павшей ему пищи, и, видя пред собою готовую еду, томимый голодом, дожидается господина? Устыдитесь самих себя; на­учите ваши чрева быть также любомудрыми. Вам нет ника­кого оправдания. Если ты можешь сообщить такое любомудрие животному, от природы не умеющему ни говорить, ни мыслить, то тем более мог бы сообщить себе. Это ведь дело челове­ческого старания, а не природы; иначе все псы были бы тако­выми. Итак, будьте (в данном случае) подобны псам. Вы сами вынуждаете меня заимствовать пример отсюда; следо­вало бы от предметов небесных, но если я начну говорить о каком-нибудь из этих предметов, вы говорите, что это слиш­ком высоко; потому я и не говорю уже о предметах небесных. Если приведу в пример Павла, вы говорите, что он был апостол; потому я не говорю уже о Павле. Если приведу в пример какого-либо другого человека, вы говорите, что он мог (делать это); потому я и не указываю на человека, но на животное, и животное, получившее такие свойства не от при­роды, чтобы вы не сказали, что оно делает это по природе, а не по доброй воле, и, что еще удивительнее, не по собственной воле, а по твоему старанию. Оно не рассуждает, что устало, что утомилось от бега, что поймало добычу собственными своими трудами, но, оставив все это в стороне, исполняет волю гос­подина и становится выше чрева. Да оно, скажешь, ожидает одобрения, надеется получить обильнейшую пищу. Скажи и ты самому себе: пес в надежде будущего довольства пренебрегает настоящим, а ты не хочешь в надежде будущих благ пре­небрегать настоящими. Но он (скажешь) знает, что если неблаговременно и против воли господина вкусит пищи, то лишится не только этой, но и обыкновенно назначаемой ему пищи, и даже вместо пищи получит побои. А ты и этого не можешь знать, и того, что он умеет делать по привычке, ты не исполняешь по разуму. Будем подражать хотя псам. Говорят, что де­лают тоже и ястребы и орлы; что те делают с зайцами и сер­нами, то эти с птицами, и также по научению человеческому. Все это может обличить нас, все это может осудить нас. Скажу еще. Взяв диких и свирепых коней, которые и бьют ногами и кусаются, опытные люди в короткое время образовы­вают их так, что севший на них всадник наслаждается их стройною походкою; а когда душа поступает беспорядочно, никто об этом не заботится; она и скачет, и бьется, и бросается на землю, как дитя, и делает множество бесчинств, но никто не налагает на нее ни аркана, ни пут, ни узды, и не сажает опытного всадника, т.е. Христа. Таким образом все низвратилось. Если ты заставляешь псов владеть желудком, укро­щаешь ярость льва и свирепость коней и научаешь говорить птиц, то не странно ли неразумным существам сообщать свойства разумных, а в разумных допускать неразумный стра­сти? Нет, нет нам никакого оправдания. Нас обвинят все делающие должное, и верные и неверные, – ведь и неверные делают должное, – и не только люди, но и звери, и псы; осу­дим себя и мы сами, которые делаем доброе, когда хотим, а когда бываем беспечны, увлекаемся на злое. Часто и многие из самых порочных людей, когда захотели, исправлялись. А причи­ною то, как я сказал, что мы всячески ищем пользы посторонней, а не нашей собственно. Построил ли ты великолепный дом, – ты позаботился о благоустройстве дома, а не твоем собственном; получил ли хорошую одежду, – (ты позаботился) о теле, а не о самом себе; если хорошую лошадь, – также. Никто не заботится, чтобы душа была добра, тогда как при доброте души нет ни­какой нужды в тех благах, а без нее нет никакой пользы и от них. Как для невесты, хотя бы ее брачный чертог был убран золотыми покровами, хотя бы окружали ее сонмы благовиднейших и прекрасных женщин, розы и венцы, хотя бы и жених был прекрасен, и служанки и подруги и все были благовидны, нет от того никакой пользы, если она сама крайне безобразна; если же она прекрасна, то и без всего этого нет для ней никакого вреда, а напротив (польза), потому что без­образная при этом будет казаться еще безобразнее, а прекрас­ная без этого будет еще прекраснее, – так точно и душа, если она добра, не только в этом не нуждается, но даже по­мрачает этим свою красоту. Человек любомудрый, как мы увидим, блистает не столько в богатстве, сколько в бедно­сти; в первом случае многие приписывают любомудрие его богатству и тому, что он не имеет нужды в деньгах; если же он живет в бедности, и между тем отличается всеми (добродетелями) и не допускает себя делать что-либо постыдное, тогда уже никто другой не разделяет с ним венца, который стяжал он любомудрием. Итак, будем украшать душу, если хотим быть богатыми. Что пользы, если лошаки твои белы, тучны и красивы, а ты, сидящий на них, и худ, и нечист, и безобразен? Что пользы, если ковры твои мягки и красивы и искусно испещрены различ­ными цветами, а душа одета в рубище, или совершенно обна­жена и безобразна? Что пользы, если конь выступает плавно, или походит более на пляшущего, нежели на идущего, и укра­шен как бы для брачного пира, а сидящий на нем хромает (душою) более хромых и расстроен в руках и ногах более пьяных и расслабленных? Скажи мне, если бы кто дал тебе хорошего коня, а телу твоему нанес бы вред, какая от того польза? А теперь у тебя повреждена душа, и ты нисколько не заботишься. Позаботимся же когда-нибудь, увещеваю вас, о самих себе. Не будем считать самих себя малоценнее всего. Когда кто оскорбляет нас словами, мы досадуем и огорчаемся, а сами, унижая себя делами, не исправляемся. Вразумимся же хотя поздно, чтобы, приложив ревностное попечение о душе своей и возлюбив добродетель, могли мы сподобиться вечных благ благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 35

"В день же субботний мы вышли за город к реке, где, по обыкновению, был молитвенный дом, и, сев, разговаривали с собравшимися там женщинами. И одна женщина из города Фиатир, именем Лидия, торговавшая багряницею, чтущая Бога, слушала; и Господь отверз сердце ее внимать тому, что говорил Павел" (Деян.16:13,14). Павел иудействует. – Любомудрие и смирение Лидии. – Ничего нет бесполезнее праздности. – Роскошный стол пре­досудителен. 1. Смотри, как опять Павел иудействует, и в отношении времени и обычая. "Чтущая", говорит (писатель), "Бога". Иудеи молились не только там, где была синагога, но и вне ее, назначая для этого особое место, как люди плот­ские. "В день же субботний", – когда обыкновенно собирается и на­род. "И, сев, разговаривали с собравшимися там женщинами. И одна женщина из города Фиатир, именем Лидия, торговавшая багряницею, чтущая Бога, слушала; и Господь отверз сердце ее внимать тому, что говорил Павел". Посмотри опять, как он чужд гордости. И она была женщина и притом незнатная, как видно из ремесла ее; но смотри, какое в ней любомудрие! Во-первых, сказано, что она почитала Бога; потом – что пригласила к себе апостолов. "Когда же крестилась она и домашние ее, то просила нас, говоря: если вы признали меня верною Господу, то войдите в дом мой и живите у меня. И убедила нас" (ст. 15). "Когда же крестилась", говорит (писатель), "она и домашние ее". Заметь, как она убедила всех (домашних), по­том посмотри на благоразумие ее, как она умоляет апостолов, какого смирения, какой мудрости исполнены слова ее! "Если вы признали меня", говорит, "верною Господу". Ничто не могло быть более убедительным. Кого не тронули бы эти слова? Не просто просила и приглашала, не предоставила им поступить, как им угодно, но сильно понуждала их; это именно означают слова: "и убедила нас", т.е. теми словами. Смотри, как она тотчас же приносит плод и считает это посещение великим для себя одолжением. А что вы (говорит) признали меня верною, оче­видно из того, что вверили мне такие тайны, которых не вве­рили бы, если бы не считали меня такою. И не осмелилась при­гласить их прежде, но когда уже крестилась, показывая этим, что иначе и не убедила бы их. Почему же бывшие с Павлом сначала не хотели идти, но отказывались, так что нужно было понуждать их? Или потому, что вызывали ее к большему усер­дию, ила потому, что Христос сказал: "в какой бы город или селение ни вошли вы, наведывайтесь, кто в нем достоин, и там оставайтесь" (Мф.10:11). Так предусмотрительно они делали все.  "Случилось, что, когда мы шли в молитвенный дом, встретилась нам одна служанка, одержимая духом прорицательным, которая через прорицание доставляла большой доход господам своим. Идя за Павлом и за нами, она кричала, говоря: сии человеки – рабы Бога Всевышнего, которые возвещают нам путь спасения" (ст. 16, 17). Почему бес говорил это, а Павел запретил ему? Тот делал злонамеренно, а этот (поступил) мудро: он хотел, чтобы к тому не имели доверия. Если бы Павел принял сви­детельство его, то он, как одобренный им, прельстил бы многих и из верующих; потому он и решился возвещать об их делах, чтобы устроить свои, и снисходительностью (Павла) самому воспользоваться для погибели (других). Сначала Павел только не принимал и не обращал внимания, не желая тотчас же прибегать к знамениям; но когда тот продолжал делать это "много дней" и касался дела их, говоря: "сии человеки – рабы Бога Всевышнего, которые возвещают нам путь спасения", тогда повелел ему "выйти". "Это она делала много дней. Павел, вознегодовав, обратился и сказал духу: именем Иисуса Христа повелеваю тебе выйти из нее. И дух вышел в тот же час. Тогда господа ее, видя, что исчезла надежда дохода их, схватили Павла и Силу и повлекли на площадь к начальникам. И, приведя их к воеводам, сказали: сии люди, будучи Иудеями, возмущают наш город и проповедуют обычаи, которых нам, Римлянам, не следует ни принимать, ни исполнять" (ст. 18-21). Корыстолюбие везде причиняет зло. О, эллинское бесчеловечие! Они хотели бы оста­вить отроковицу одержимою бесом, чтобы самим обогащаться. "И, приведя их к воеводам", говорит (писатель), "сказали: сии люди, будучи Иудеями, возмущают наш город". Что же они сделали? Почему вы не брали их прежде? "Будучи Иудеями", говорят: так было позорно это имя! "И проповедуют обычаи, которых нам, Римлянам, не следует ни принимать, ни исполнять". Обратили дело в государствен­ное преступление. "Народ также восстал на них" (ст. 22). О, безумие! Не исследовали дела, не дали отвечать им, между тем как после такого чуда следовало бы почтить их, следовало бы при­нять как спасителей и благодетелей. Если вы желали имуще­ства, то почему, нашедши такое богатство, не прибегли к нему? Иметь силу изгонять бесов гораздо славнее, нежели повино­ваться им. Вот и знамения, но корыстолюбие преодолело. "А воеводы, сорвав с них одежды, велели бить их палками и, дав им много ударов, ввергли в темницу, приказав темничному стражу крепко стеречь их" (ст. 22, 23). Павел делал все, и творил чу­деса и учил, а опасности разделяет с ним и Сила. Что зна­чит: "Павел, вознегодовав"? Значит: видя злонамеренность беса, – как в другом месте он сам говорит: "чтобы не сделал нам ущерба сатана, ибо нам не безызвестны его умыслы" (2Кор.2:11). А почему те не сказали, что они изгнали беса, что оказались нечестивыми к Богу, но обратили дело в государственное преступление? Тогда они по­вредили бы сами себе. Так и о Христе говорили: "нет у нас царя, кроме кесаря. Всякий, делающий себя царем, противник кесарю" (Ин.19:12,15). И "ввергли" их, говорит (писатель), "в темницу". Великое неистовство! "Получив такое приказание, он ввергнул их во внутреннюю темницу и ноги их забил в колоду" (ст. 24). Смотри: посадил их во внутреннюю темницу; и это по устрое­нию (Божию). Так как должно было совершиться великое чудо, то назначается место удобное для слушания его, вне города, вдали от искушений и опасностей. Смотри, как писатель истории не стыдится рассказывать о занятиях (жителей). А когда было время свободное от занятий, тогда они более слушали поучения: город же филиппийцев был не велик. Зная это, и мы не будем стыдиться никого. Петр живет у кожевника, Павел у порфиро­продавщицы: есть ли здесь гордость? Будем просить Бога, чтобы Он отверз наше сердце; отверзает же Он сердца, желающие этого; а бывают и поврежденные сердца. Но обра­тимся к вышесказанному. "И одна женщина", говорит (писатель), "торговавшая багряницею, чтущая Бога, слушала; и Господь отверз сердце ее внимать тому, что говорил Павел". Отверзать есть дело Бога, а внимать – дело ее: так это дело было и Божеское и человеческое. "Когда же крестилась", говорит, "если вы признали меня, то войдите в дом мой и живите у меня". Смотри, и крещается и принимает апостолов с такою покорностью, с большею, нежели покорность Авраамова. Не указала на какое-нибудь другое свое достоинство, но на то, за которое была спа­сена. Не сказала: "если вы признали меня" великою или благочестивою женщиною, но что? "Верною Господу". Если верна Господу, то тем более вам, если только вы не сомневаетесь. И не сказала: пребудите у меня, но: "в дом мой", чтобы показать, что сделала это с великим усердием. Поистине верная жена! А скажи мне, какой это был бес? Писатель говорит: бог Пифон, от места так называемый (Πυθὼ – собственное имя города, иначе называемого Дельфами и посвя­щенного Аполлону). Видишь ли, что и Аполлон есть бес? Же­лая подвергнуть (апостолов) искушениям и более раздражить (народ), он побуждал (отроковицу) произносить (сказанные слова). 2. О, лукавый и прелукавый! Если ты знал, что они "возвещают нам путь спасения", то почему ты не вышел добровольно? Но он хотел того же, чего домогался Симон, когда говорил: "дайте и мне власть сию, чтобы тот, на кого я возложу руки, получал Духа Святаго" (Деян.8:19). Так и этот делает. Видя, что они пользуются славою, он и теперь притворяется, надеясь, что таким образом останется в теле (отроковицы), когда будет возвещать тоже. Но если от человека "неприятна похвала в устах грешника" (Сир.15:9), то тем более от беса. Если Христос не принимает свидетельства от людей и даже от Иоанна, то тем более от беса. Ведь проповедь не от людей, но от Духа Святого. Итак, (обвинители) неистово кричали, и, думая подей­ствовать криком, говорили: "сии люди возмущают наш город". Что ты говоришь? Ты веришь бесу: почему же не веришь ему теперь? Он говорит, что они – "рабы Бога Всевышнего", а ты гово­ришь: "возмущают наш город"; он говорит: "возвещают нам путь спасения", а ты говоришь: "проповедуют обычаи, которых нам не следует ни принимать". Смотри, они не внемлют и бесу, а имеют в виду одно любостяжание. "И повлекли" их, говорит (писатель), "на площадь к начальникам: народ также восстал на них". А они, смотри, ни­чего не отвечают и не защищаются, чтобы явиться достойными еще большего удивления. "Ибо", говорит (Павел), "когда я немощен, тогда силен" (2Кор.12:10); "довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи" (2Кор.12:9). Так, они были удивительны и кротостью. Чем строже заключение, тем славнее чудо. На­чальники сделали это, может быть, для того, чтобы прекратить смятение; они видели, что народ волновался, и, подвергая ударам (апостолов), хотели укротить неистовство его, а сажая их в темницу и приказывая крепко стеречь, желали выслушать дело. И "забил", говорит (писатель), "в колоду"; иначе сказать: в кандалы. Каких же слез достойно то, что делается теперь? (Апостолы) столько страдали, а мы в роскоши, мы на зрели­щах. Потому мы и гибнем и подвергаемся опасностям, ища везде удовольствий и не желая для Христа перенести ни малей­шего оскорбления даже словом. Будем, увещеваю вас, непре­станно вспоминать, сколько страдали они, сколько терпели, и не возмущались, не соблазнялись. Они совершали дело Божие и столько терпели; не говорили: мы проповедуем, – почему же Бог не защищает нас? Но и это приносило им пользу, и без помощи сами страдания делали их более твердыми, более крепкими и неустрашимыми. "От скорби", говорит (Павел), "происходит терпение" (Рим.5:3). Не будем же искать жизни роскошной и изнеженной. Как там бывает двоякое благо: делаются крепкими и удостаиваются великих наград, – так здесь двоякое зло: делаются слабыми и негодными ни на что, разве только на зло. Нет ничего бесполезнее человека, который проводит все время в бездействии и роскоши. Муж неиспытанный, говорит (Писание), неискусен (ср. Сир.37:30); неискусен не только в этих подвигах, но и во всем прочем. Бездействие бесполезно, и в самих удоволь­ствиях всего труднее получать удовольствие, так как они про­изводят пресыщение. Удовольствие от кушаний и от бездействия отнюдь не таково (как кажется), но все это кратковременно и скоропреходяще. Не будем же заботиться о такой жизни. Если мы посмотрим, кто приятнее проводит время, трудящийся ли и живущий в бедности, или предающийся роскоши, то найдем, что первый. Во-первых, самое тело последнего изнежено и расслаб­лено; потом, телесные чувства его не в здравом состоянии, но слабы и безжизненны; а без этого нет и приятного ощуще­ния здоровья. Какой конь бывает полезнее, утучняемый в без­действии, или употребляемый на работу? Какой корабль – плаваю­щий, или стоящий без движения? Какая вода – текучая, или стоя­чая. Какое железо – употребляемое в дело, или не употребляе­мое? То блестит и уподобляется серебру, а это покрывается ржав­чиной и остается бесполезным и даже теряет часть вещества своего. Нечто подобное происходит и в празднолюбивой душе: как бы ржавчина покрывает ее и истребляет ее светлость и все прочее. Чем же можно уничтожить эту ржавчину? Оселком скорбей; они делают душу полезною и способною на все. Скажи мне, может ли она посекать страсти, когда острие ее притупи­лось и гнется, как олово? Может ли наносить раны диаволу? И кому может быть приятен человек, утучняющий плоть свою и движущийся на подобие тюленя? 3. Говорю это не о тех, которые таковы по природе, но о тех, которые утучняют тело свое роскошью, будучи по при­роде не тучны. Взошло солнце, разлило повсюду светлые лучи свои, пробудило всех на дела их; земледелец выходит, взяв заступ, ковач меди берет молот, каждый ремеслен­ник – свойственное ему орудие, и все принимаются за свое дело; жена берет пряжу или ткань; а он, как свинья, с раннего утра заботится, о насыщении своего чрева, думая, как бы при­готовить роскошную трапезу. Подлинно, насыщаться с раннего утра свойственно только бессловесным животным, которые ни к чему негодны, как только на заклание. Но и из них слу­жащие к переноске тяжестей и способные к труду после ночи также принимаются за дело. А он, восставши с ложа, когда солнце уже озарило всю площадь и когда все уже доволь­но потрудились над своими делами, поднимается потягиваясь, поистине как откормленная свинья, потеряв лучшую часть дня во мраке (сна). Потом долгое время сидит на постели, часто будучи не в состоянии держаться от вчерашнего опья­нения, и проводит в этом большую часть (утра). Затем укра­шает себя и выходит – воплощенное безобразие, не имея в себе ничего человеческого, но совершенный зверь в образе че­ловека: глаза заплыли, уста издают зловоние вина, а бедная душа, как бы поверженная на одр болезни от неумеренно принятого множества яств, влачит бремя плоти, как слон. После того, дошедши до места, садится и начинает говорить и делать так, что лучше бы ему еще спать, нежели бодрство­вать. Если ему скажут что-нибудь неприятное, то он бывает чувствительнее всякой девицы; если же – приятное, то легкомы­сленнее всякого дитяти; между тем лицо его беспрестанно иска­жается зевотою. Он готов подчиниться всем, желающим сделать зло, если не людям, то страстям; им легко овладевает и гнев, и похоть, и зависть, и все. Все ему льстят, все услуживают, еще более расслабляя его душу; и каждый день он получает какое-либо приращение своей болезни. Если он впадает в затруднительные обстоятельства, то обращается в прах и пепел, и шелковые одежды не приносят ему ни­какой пользы. Это сказано нами не напрасно, но с целью на­учить, чтобы никто не жил в праздности и бездействии. Празд­ность и роскошь негодны ни к чему, а только служат для тщеславия и удовольствия. Как всем не презирать такого человека, и домашним, и друзьям, и родным. Не справедливо ли кто-либо скажет, что он бремя земли и напрасно родился в мир, или лучше – не напрасно, но на свою голову, на погибель свою и ко вреду других? И посмотрим, что приятного в (такой жизни), где стремятся к праздности и недеятельности? Что мо­жет быть неприятнее человека, не знающего, что делать? Что постыднее его? Что жалче? Не хуже ли тысячи уз – постоянно звать, сидя на площади и взирая на проходящих? Душа по природе своей имеет нужду в движении и не терпит спокой­ствия. Бог сотворил ее существом деятельным и потому дея­тельность свойственна ее природе, а бездействие противно ее при­роде. Не будем указывать на больных, но возьмем в доказательство сам опыт. Нет ничего постыднее праздности и без­действия; потому Бог и поставил нас в необходимость – тру­диться. Бездействие вредит всему и даже телесным членам. Если глаз, или уста, или желудок и какой угодно член не испол­няет своего дела, то впадает в крайнюю болезнь; но ничто так не терпит от этого, как душа. Впрочем, как праздность есть зло, так и не надлежащая деятельность. Подобно тому, как если-6ы кто не стал есть ничего, то повредил бы свои зубы, и если бы стал есть не надлежащее, то произвел бы в них оскомину, – так точно и здесь: если не делает ничего или делает, чего не должно, то теряет свою силу. Потому постараемся избегать того и другого, и праздности и такой деятельности, которая ху­же праздности. Какая же это деятельность? Любостяжание, гнев, зависть и прочие страсти. Относительно таковых будем стре­миться к бездействию, чтобы нам получить обетованные нам блага, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 36

"Около полуночи Павел и Сила, молясь, воспевали Бога; узники же слушали их. Вдруг сделалось великое землетрясение, так что поколебалось основание темницы; тотчас отворились все двери, и у всех узы ослабели" (Деян.16:25,26). Нужно молиться ночью. – Об истинном призывании Бога. 1. Что может сравниться с душами (Павла и Силы)? Они претерпели удары, получили множество ран, вынесли оскорбле­ния, находились в крайней опасности, были в кандалах, со­держались во внутренней темнице; но и при этом не дозволили себе спать, а бодрствовали в течение всей ночи. Смотрите, ка­кое благо – скорбь. А мы и на мягких постелях, и без всякой опасности, спим во всю ночь. Может быть и потому бодрство­вали, что находились в таких обстоятельствах. Ни сила сна не одолела их, ни страдания не изнурили, ни страх не привел в уныние; но все это еще более возбуждало их и испол­няло великой радости. "Около полуночи", говорит (писатель), "воспевали Бога; узники же слушали их". Узникам казалось это стран­ным и необычайным. "Вдруг сделалось великое землетрясение, так что поколебалось основание темницы; тотчас отворились все двери, и у всех узы ослабели". Землетрясение было такое, что и (сторож) прос­нулся; двери отворились так, что нельзя было не удивиться слу­чившемуся; но узники не видели этого; иначе они все разбежа­лись бы. "Темничный же страж, пробудившись и увидев, что двери темницы отворены, извлек меч и хотел умертвить себя, думая, что узники убежали. Но Павел возгласил громким голосом, говоря: не делай себе никакого зла, ибо все мы здесь" (ст. 27, 28). Он особенно дивился человеко­любию Павла, изумлялся и его мужеству, как он, имея воз­можность убежать, не убежал, и его удержал от самоубийства. "Он потребовал огня, вбежал в темницу и в трепете припал к Павлу и Силе, и, выведя их вон, сказал: государи мои! что мне делать, чтобы спастись?" (ст. 29, 30) Видишь ли, как чудо поразило его? "Они же сказали: веруй в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты и весь дом твой. И проповедали слово Господне ему и всем, бывшим в доме его" (ст. 31, 32). Вступив немедленно в беседу с ним, они показали свое к нему человеколюбие. "И, взяв их в тот час ночи, он омыл раны их и немедленно крестился сам и все домашние его. И, приведя их в дом свой, предложил трапезу и возрадовался со всем домом своим, что уверовал в Бога" (ст. 33, 34). Омыл их, воздавая этим благодарность и оказывая им честь. "Когда же настал день, воеводы послали городских служителей сказать: отпусти тех людей" (ст. 35). Начальники, может быть, узнали о случившемся и не смели сами (придти) отпустить их. "Темничный страж объявил о сем Павлу: воеводы прислали отпустить вас; итак выйдите теперь и идите с миром. Но Павел сказал к ним: нас, Римских граждан, без суда всенародно били и бросили в темницу, а теперь тайно выпускают? нет, пусть придут и сами выведут нас. Городские служители пересказали эти слова воеводам, и те испугались, услышав, что это Римские граждане. И, придя, извинились перед ними и, выведя, просили удалиться из города. Они же, выйдя из темницы, пришли к Лидии и, увидев братьев, поучали их, и отправились" (ст. 36-40). И после того как начальники объявили, Па­вел не выходит, может быть ради Лидии и других братий, или желая устрашить начальников, чтобы кто не подумал, будто они отпущены по своей просьбе, и чтобы внушить сме­лость другим (христианам). Троякая, возлюбленные, была вина их, именно: они посадили в темницу римских граждан, без суда, и всенародно. Видишь, как апостолы делали многое и по-человечески. Сравним с этою ночью наши ночи, которые проводятся в пиршествах, пьянстве и бесчинии, в которые бы­вает сон ничем не отличающийся от смерти, или бодрство­вание хуже сна. Одни спят бесчувственно, другие бодрствуют к сожалению и несчастию, составляя козни, заботясь о деньгах, придумывая, как бы отомстить обидевшим их, питая вражду, припоминая оскорбительные слова, сказанные днем, и таким образом воспламеняют огонь гнева и совершают непрости­тельные дела. Посмотри, как спал Петр; с ним это было по смотрению (Божию), потому что надлежало придти ангелу и никому не должно было видеть случившегося (Деян.12:6). Хо­рошо и то, что сторож не допущен был до самоубийства. По­чему было это, а не другое какое-либо знамение? Потому что оно осо­бенно могло вразумить и убедить его, а если бы этого не было, то он подвергся бы опасности, так как не столько чудеса вразумляют нас, сколько то, что относится к нашему спасению. А чтобы не по­казалось, что землетрясение произошло само собою, во свидетель­ство чуда и случилось последующее. Оно совершается ночью, потому что (апостолы) ничего не делали из тщеславия, но все для спасения. Темничный страж не был злой; он заключил их во внутреннюю темницу, потому что получил такое прика­зание, а не сам от себя. Почему же Павел не вдруг воззвал к нему? Потому что он был исполнен страха и смятения и не внял бы. Потому, когда Павел увидел, что он намере­вается умертвить себя, то предупреждает и громко говорит ему: "все мы здесь". После этого он "потребовал огня, вбежал в темницу и в трепете припал к Павлу и Силе". Сторож пал к ногам узника! Изводит их вон и говорит: "государи мои! что мне делать, чтобы спастись?" Что же они сказали? Заметь: он не потому возлюбил их, что сам избавился от опасности, но потому, что поражен был силою (Божиею). 2. Видишь ли, что было там и что здесь? Там отроковица избавлена от духа – и ввергли (апостолов) в темницу за то, что они избавили ее от беса; здесь только показали они отвер­стыми двери – и (у сторожа) отверзлись двери сердца, разреши­лись сугубые узы и воссиял свет; ведь свет воссиял и в его сердце. "Вбежал" и "припал", и не спрашивает: что случи­лось, как это случилось? – но тотчас же говорит: "что мне делать, чтобы спастись?" Что же Павел? "Веруй", говорит, "в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты и весь дом твой". Много действует на людей и то, что спасется и дом их. "И проповедали слово Господне ему и всем, бывшим в доме его". Он омыл их, и сам омылся; омыл их от ран, а сам омылся от грехов; на­питал их, и сам напитался. "И возрадовался", говорит (писатель), хотя не получил ничего, кроме собеседования и благой надежды. Доказательством его веры служит то, что он оставил все (худое). Что хуже темничного сторожа? Что жесточе, что суро­вее его? Но он принял их с великою честью. "Возрадовался", не потому, что избавился от опасности, но "уверовал в Бога". "Веруй", говорил Павел, "в Господа"; потому и прибавил (писатель): "уверовал в Бога", чтобы не показалось, что спасается человек осуж­денный и грешный. "Без суда всенародно били и бросили в темницу", – чтобы это дело не было только дей­ствием благодати, но и их самих. Смотри, как разнообразно действует благодать, как вышел (Петр) и как (Павел), хотя они оба были апостолы. "Испугались", говорит (писатель). Боятся потому, что они "Римские граждане", а не потому, что несправед­ливо заключили их. "Просили удалиться из города". Просили этого, как милости. Они же, пришедши к Лидии и утешив ее, тогда и "отправились". Не следовало гостеприимную жену остав­лять в скорби и недоумении. "Отправились", не потому, что повино­вались начальникам, но, поспешая на проповедь, так как этот город уже довольно получил пользы от чуда. Долее оставаться здесь не следовало; чудо является большим, когда уходят совершившие его; тогда и оно само взывает громче. Вера темничного сторожа была здесь вместо проповеди. Что может сравниться с этим? Связывается (Павел) и связанный разрешает, разрешает сугубые узы, разрешает связавшего чрез то самое, что был связан. Поистине это – дело благо­дати. "Итак", говорит, "выйдите теперь и идите с миром", т.е. безо­пасно, не боясь ничего. С другой стороны они желают, чтобы и он оставался в безопасности, чтобы и после того не подвер­гался обвинению. Не говорят: "били и бросили в темницу", со­вершивших чудеса, так как на это не обратили бы внимания, но, что особенно могло подействовать на душу их, говорят: "нас, Римских граждан, без суда всенародно". Будем и мы всегда помнить об этом узнике, а не (только) о чуде.

Что же, скажут, здесь удивительного? Это и уди­вительно; если бы кто убедился в предметах обыкновенных, то это было бы нисколько не удивительно; но когда о воскресе­нии, о царствии небесном, о жизни любомудрой говорят лю­дям простым и убеждают их, это гораздо удивительнее, нежели убедить мудрецов. Если нет никакой опасности и кто-либо убеждает, то указывают на неразумие (верующих); но когда говорят, например, рабу: если ты поверишь мне, то бу­дешь в опасности, все будут твоими врагами, тебе должно бу­дет умереть и претерпеть множество бед, и при всем том уловляют душу его, то это уже не от безумия. Если бы учение (христианское) служило для удовольствия, то справедливо можно было бы сказать это; если же раб научается тому, чего не за­хотели бы принять философы, то это – высшее чудо. Предста­вим, если угодно, того кожевника и посмотрим, о чем беседовал с ним Петр, или, если хочешь, того самого темнич­ного сторожа. О чем говорил ему Павел? Говорил о том, что Христос воскрес, что есть воскресение мертвых, что есть царствие (небесное), и скоро убедил этого, удобоубеждаемого человека. Что же? Не говорил ли ему также о жизни, о том, что нужно быть целомудренным, удерживаться от любостяжа­ния, не быть жестоким и уделять другим из своего имуще­ства? Убедиться и в этом, поистине, свойственно не безумной, но великой душе. Положим, что они принимали учение более по не­разумию; но усвоить себе жизнь столь любомудрую – может ли это быть от неразумия? Таким образом, чем неразумнее убеж­даемый и однако убеждается в том, в чем философы не могли убедить философов, тем большее здесь чудо, особенно, когда убеждаются и женщины и рабы, и делами показывают то, в чем Платоны и все другие (философы) не могли убедить никого. Что я говорю: никого? Даже и себя самих. Платон вну­шал, что не нужно презирать богатства, внушал тем, что со­брал столько имущества, такое множество денег, золотых перст­ней и чаш. Что не нужно презирать славы мирской, внушал сам Сократ, хотя и много философствовал об этом, – внушал тем, что все делал из тщеславия. Если бы вы были знакомы с его учением, то я более распространился бы об этом и по­казал бы, как много в них лицемерия, и как у самого Со­крата, – если верить тому, что говорит ученик его, – все уче­ние проникнуто тщеславием. 3. Но оставим их и обратим речь к самим себе. К вышесказанному можно прибавить и то, что они убеждались в этом среди опасностей. Итак, не будем бесстыдны, но поду­маем о той ночи, о кандалах, о песнопении, и постараемся сами поступать также; тогда и мы отверзем себе не темницу, а небо. Если будем молиться, то можем отверзть самое небо. Илия ж заключал и отверзал небо молитвою. И на небе есть темница. "Что вы свяжете на земле", говорит (Христос), "то будет связано на небе" (Мф.18:18). Будем молиться во время ночи и разрешим эти узы. А что молитва разрешает грехи, в этом может убедить нас вдовица (Лк.18:3), может убедить друг, который в полночь стоял у дверей и толкал (Лк.11:5), может убедить Корнилий, которому (ангел) сказал: "молитвы твои и милостыни твои пришли на память пред Богом" (Деян.10:4), может убедить Павел, который говорит: "истинная вдовица и одинокая надеется на Бога и пребывает в молениях и молитвах день и ночь" (1Тим.5:5). Если он говорит это о вдовице, жене слабой, то тем более (можно сказать) о мужах. Я уже и говорил вам об этом, и теперь скажу: будем вставать во время ночи; если не прочитаешь многих молитв, то прочитай одну со вниманием, и этого довольно; ничего более не требую; если не среди ночи, то хотя около утра. Покажи, что ночь не для одного тела, но и для души; не попускай проходить ей в бездействии, но воздай это воздаяние Господу, или лучше, оно опять к тебе же возвратится. Скажи мне: когда мы впада­ем в затруднительное положение, то кого тогда не просим? И если скоро получаем просимое, то чувствуем облегчение. Где ты найдешь, чтобы тот, кого ты просишь, готов был благода­рить тебя за то, что ты просишь? Где ты найдешь, чтобы не нужно было ходить и искать, кого бы попросить, но иметь его всегда в готовности? Или не нуждаться в других, чтобы про­сить чрез них? Что может быть больше этого? Он тогда осо­бенно и исполняет (наши просьбы), когда мы не прибегаем к другим, подобно тому, как искренний друг тогда особенно упрекает нас в недоверчивости к его дружбе, когда про­сим его чрез других. Так поступаем и мы с просящими нас; тогда особенно бываем к ним благосклонны, когда они сами обращаются к нам, а не чрез других. Но что, скажешь, если я оскорбил Его? Перестань оскорблять, со слезами при­ступи к Нему, и Он скоро помилует тебя за прежние дела. Скажи только, что оскорбил Его, скажи от души и из глу­бины сердца, и во всем получишь прощение. Не столько ты же­лаешь, чтобы прощены были тебе грехи, сколько Он желает простить грехи твои. А что ты мало желаешь этого, пойми из того, что ты не хочешь ни бодрствовать, ни уделять из иму­щества своего; а Он, чтобы оставить нам грехи наши, не по­щадил единородного, истинного и сопрестольного Сына Своего. Видишь ли, что Он гораздо более тебя желает простить грехи твои? Не будем же нерадивы и не станем откладывать это дело. Он человеколюбив и благ; подадим Ему только по­вод; и даже этого (Он требует) только для того, чтобы мы не оставались непотребными; а иначе Он помиловал бы нас и без этого. Подобно тому, как мы для блага рабов своих изобретаем и употребляем тысячи средств, так и Он пе­чется о нашем спасении. "Предстанем пред лицем Его во исповедании", что Он благ и милосерд (Пс.94:2). Если ты не будешь при­зывать Его во истине, и не станешь взывать от сердца: прости мне, а одними только устами, то что Он сделает? Что же зна­чит: призывать во истине? С добрым расположением, с усердием, от чистого сердца. Подобно тому, как о мире гово­рят, что оно истинное, когда к нему ничего не примешано, так точно и здесь. Истинно призывающий Его и истинно про­сящий Его просит непрестанно и не отходит дотоле, пока не получит; а кто делает это лицемерно и желает только испол­нить закон, тот не призывает Его во истине. Всякий, кто бы то ни был, не говори только: я грешник, но и старайся избавить себя от этой славы; не говори только, но и сокрушайся. Если ты сокрушаешься, то прилагаешь старание; если не стараешься, то и не сокрушаешься; если же не сокрушаешься, то издеваешься. Кто, сознавая, что он болен, не делает всего к тому, чтобы избавиться от болезни? Молитва – великое оружие. "Если вы", го­ворит (Христос), "умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец Небесный" (Лк.11:13). Почему же ты не хочешь прибегнуть к Нему? Он любит тебя; может сделать больше всех; и желает и может: что же тебе препятствует? Ничто. Итак, будем приступать к Нему с верою, приступать при­нося угодные Ему дары: непамятозлобие, снисходительность, кро­тость. Хотя бы ты был грешник, с дерзновением проси у Него прощения грехов, если можешь представить с своей сто­роны это доброе дело; и хотя бы ты был праведник, но если не имеешь непамятозлобия, то не получишь никакой пользы. Че­ловек, простивший своему ближнему, не может не получить совершенного прощения (от Бога), потому что Бог несравненно человеколюбивее нас; это известно каждому. Что же ты гово­ришь? Если можешь сказать (пред Богом): я был обижен, но обуздал гнев, преодолел бурный порыв его по заповеди Твоей, то не простит ли и Он тебе? Без сомнения, простит. Очистим же душу свою от памятозлобия; этого довольно бу­дет, чтобы и нам быть услышанными; будем молиться со вниманием и великим усердием, чтобы нам, удостоившись великого человеколюбия Его, сподобиться обетованных благ, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 37

"Пройдя через Амфиполь и Аполлонию, они пришли в Фессалонику, где была Иудейская синагога. Павел, по своему обыкновению, вошел к ним и три субботы говорил с ними из Писаний, открывая и доказывая им, что Христу надлежало пострадать и воскреснуть из мертвых и что Сей Христос есть Иисус, Которого я проповедую вам" (Деян.17:1-3). Почему Павел входил в синагоги. – В большом городе бывает много худых людей. 1. Опять они проходят малые города, но поспешают в большие, из которых, как бы из какого источника, слово могло распространяться в соседние города. По обычаю своему Павел вошел в синагогу иудейскую. Хотя он сказал: "мы обращаемся к язычникам" (Деян.13:46), но не оставил и тех, потому что питал к ним великую любовь. Послушай, в самом деле, что  он  говорит: "Братия! желание моего сердца и молитва к Богу об Израиле во спасение" (Рим.10:1), и: "я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих" (Рим.9:3). Он делал это как ради обетования Божия и славы Его, так и для того, чтобы в противном случае не соблазнились эллины. "Три субботы говорил с ними из Писаний, открывая и доказывая им, что Христу надлежало пострадать и воскреснуть из мертвых и что Сей Христос есть Иисус, Которого я проповедую вам". Видишь, как он, прежде всего, проповедует о страдании; так, (апостолы) не стыдились этого, но были уверены, что это спа­сительно. "И некоторые из них уверовали и присоединились к Павлу и Силе, как из Еллинов, чтущих Бога, великое множество, так и из знатных женщин немало" (ст. 4). Только сущность беседы изложил (пи­сатель); так он не многоречив и не везде излагает целые речи Павла. "Но неуверовавшие Иудеи, возревновав и взяв с площади некоторых негодных людей, собрались толпою и возмущали город и, приступив к дому Иасона, домогались вывести их к народу. Не найдя же их, повлекли Иасона и некоторых братьев к городским начальникам, крича, что эти всесветные возмутители пришли и сюда, а Иасон принял их, и все они поступают против повелений кесаря, почитая другого царем, Иисуса" (ст. 5-7). О, клевета! Опять обвиняют их в государственном преступлении. "Все они поступают против повелений кесаря",  говорят,  "почитая другого царем, Иисуса". "И встревожили народ и городских начальников, слушавших это. Но сии, получив удостоверение от Иасона и прочих, отпустили их" (ст. 8-9). Удивителен этот муж, подвергший опасности себя и спасший их. "Братия же немедленно ночью отправили Павла и Силу в Верию, куда они прибыв, пошли в синагогу Иудейскую. Здешние были благомысленнее Фессалоникских: они приняли слово со всем усердием, ежедневно разбирая Писания, точно ли это так" (ст. 10-11). "Благомысленнее", т.е. более послушные. И смотри, они не просто, но тщательно исследовали Писания (это именно означает – "разбирая"), желая из них более удостовериться касательно страдания (Христова), так как они уже веровали. "И многие из них уверовали, и из Еллинских почетных женщин и из мужчин немало. Но когда Фессалоникские Иудеи узнали, что и в Верии проповедано Павлом слово Божие, то пришли и туда, возбуждая и возмущая народ. Тогда братия тотчас отпустили Павла, как будто идущего к морю; а Сила и Тимофей остались там" (ст. 12-14). Смотри, как он и отступает и опять насту­пает, и многое делает по-человечески. "Сопровождавшие Павла проводили его до Афин и, получив приказание к Силе и Тимофею, чтобы они скорее пришли к нему, отправились" (ст. 15). Но обратимся к вышесказанному. "Три субботы", говорит (писатель), "говорил с ними из Писаний". И хорошо, потому что тогда они не были заняты. Тоже делал и Христос, поучая часто из Пи­саний, а не всегда посредством знамений. Так как они проти­вились ему и клеветали на него, как бы на обольстителя и раз­вратителя, то он и беседует с ними из Писаний. Кто ста­рается убедить посредством одних только знамений, тот легко навлекает на себя подозрение; а кто убеждает из Писаний, тот не подвергается такому подозрению. И мы видим, что он часто убеждал посредством учения; в Антиохии, когда он учил, собрался к нему весь город; и это – великое дело, и также знамение, и притом не малое, но весьма большое. А чтобы (апостолы) не думали, что они сами собою совершали все, для того Бог попускает им быть гонимыми. Отсюда происходило два блага: они не высокомудрствовали, как бы преодолевая все сами собою, и с другой стороны не страшились, как бы ви­новные в чем-нибудь; так по устроению (Божию) было и то, что они призывались (с места на место). "Уверовали", говорит (писатель), от честивых еллин множество много "и из знатных женщин немало" (ст. 12). А (иудеи) противились. Почему же тот, кто говорил: "нам идти к язычникам, а им к обрезанным" (Гал.2:9), беседовал с иудеями? Он делал это от избытка (ревности). Если же нужно было беседовать и с иудеями, то почему он опять говорил: "ибо Содействовавший Петру в апостольстве у обрезанных содействовал и мне у язычников" (ст. 8)? Как те (апостолы) беседовали и с язычниками, хотя были посланы к обрезанным, так и он более беседовал с (язычниками), но не оставлял и (иудеев), чтобы не показалось, что они разделились. 2. Почему же, скажешь, он наперед входил в синагоги? Он убеждал язычников через иудеев, тем, о чем бесе­довал с иудеями. Он знал, что это особенно располагало язычников к вере. Потому он говорил: "Апостол язычников" (Рим.11:13); и все послания его направлены против иудеев. "Что Христу", говорит, "надлежало пострадать". Если надлежало пострадать, то и воскреснуть; первое гораздо удивительнее последнего. Если (Бог) ни в чем невиновного (Христа) предал на смерть, то тем более справедливо, что Он воскресил Его. "Но неуверовавшие Иудеи", говорит (писатель), "возревновав и взяв с площади некоторых негодных людей, собрались толпою и возмущали город". Следовательно, здесь было больше эллинов. "И", принимают "некоторых", потому что иудеи считали себя недостаточными для возмущения (народа) и не име­ли основательной к тому причины. Они всегда производили это с шумом и при помощи негодных людей. "Не найдя же их", говорит, "повлекли Иасона". О, насилие! Повлекли их пря­мо из домов их. "Все они", говорят, "поступают против повелений кесаря, почитая другого царем, Иисуса". Так как они не говорили ничего противного законам и не возмущали го­рода, то обвиняют их в другом, государственном, преступ­лении. Но чего вы страшитесь, если (Христос) умер? Смотри, как гонения везде служат к распространению проповеди. "Здешние были", говорит (писатель), "благомысленнее Фессалоникских", т.е., никакого зла (апостолам) не делали; они уверовали, а те поступают напротив, производя возмущение. "И многие из них", гово­рит, "уверовали, и из Еллинских почетных женщин и из мужчин немало". Опять здесь веруют эллины. Заметь, что они удалились по предусмотритель­ности, а не по страху; иначе они перестали бы проповедовать и тех раздражали бы еще более. А теперь произошло два бла­га: и неистовство тех прекратилось и проповедь распространи­лась. Достойно бесчиния иудеев выразился (писатель), сказав, что они "пришли и туда, возбуждая и возмущая народ", и тем изобразив их неукротимое неистовство. "Тогда", говорит, "братия тотчас отпустили Павла, как будто идущего к морю". Здесь они отпускают одного Павла, потому что за него опасались, чтобы он не потерпел чего-нибудь, так как он был их главою. Так, не везде дей­ствовала благодать, но оставляла им действовать и самим по-человечески, возбуждая их и располагая к бодрствованию и вниманию. Смотри: она избавляла их (от опасностей) до Фи­липп, а от этого места уже нет. "И, получив", говорит (писа­тель), "приказание к Силе и Тимофею, чтобы они скорее пришли к нему, отправились". Так и следовало; где был Павел, там нужно было быть и им. Хорошо, что они приведены были Богом в Македонию, так как Греция была уже славною. Притом (Павел) делал иное с избытком. Христос повелел (проповедни­кам) жить от благовестия, а он не делал этого (1Кор.9: 14,15), Христос не посылал его крестить (1Кор.1:17), а он крестил. Видишь, как он был равно способен на все. Петр (пошел) к обрезанным, а он к язычникам, к многочисленнейшей части. "Но сии, получив", говорит, "удостоверение от Иасона и прочих, отпустили их". Смотри, как Иассон, дав "удостоверение", избавил Павла и таким образом положил за него душу свою. "Здешние были", говорит, "благомысленнее Фессалоникских", т.е., были такими по добродетели и вере в Бога. "Они приняли слово со всем усердием, ежедневно разбирая Писания, точно ли это так", – не просто, по увлечению или соревнованию. Город был большой и в нем были негодные люди. Нет ничего удивительного, что в большом городе были худые люди; весьма естественно быть худым людям в большом городе, где так много случаев к бесчинствам. Как в те­ле, когда болезнь делается сильнее, то находит себе более материала и пищи, – так и здесь было тоже, что и в Иконии, что бывает и теперь. Павел удаляется, чтобы они (иудеи) оста­лись виновными в погибели других (необращенных). Почему Павел и говорил: "препятствуют нам говорить язычникам" (1Фес. 2:16). А почему, скажешь, они не остались здесь? Почему не совершили знамений? Если (Павел) оставался довольно времени там, где был побиваем камнями, то тем более (мог остать­ся) здесь. Почему? Богу не было угодно, чтобы они постоянно совершали знамения; и если гонимые побеждают без знамений, то это есть не меньшее знамение, как и совершать знамения. Как теперь (Бог) побеждает без знамений, так точно Он часто благоволил побеждать и тогда. Апостолы не прибегали к знамениям, как и Павел говорит: "мы проповедуем Христа распятого" (1Кор.1:23); ищущим знамений и премудро­сти мы сообщаем то, в чем иной не мог бы убедить и при помощи знамений, и убеждаем. Это и есть великое знамение. Когда же проповедь распространялась, то, смотри, как часто они прибегают к знамениям. Для верующих следовало со­вершать больше знамений, нежели для прочих; потому они и совершаются; впрочем (апостолы) совершали их тогда, когда уходили и приходили. "Отпустили", говорит (писатель), "Павла, как будто идущего к морю". Для чего? Чтобы (иудеям) не легко было взять его. Таким образом (отпустившие Павла) сами по себе могли сделать нечто великое, а с ним сделали бы и успели бы еще более: но они хотели пока избавить его от опасности. 3. Смотри, какую заботливость проявляли все ученики о вер­ховных (апостолах), не так как мы теперь, мы, которые отде­лились друг от друга, разделились на великих и малых; одни превозносимся, другие завидуем; эти завидуют потому, что мы надмеваемся и не хотим равняться с ними. В теле нашем есть согласие, потому что (между членами его) нет над­менности; а нет надменности потому, что все члены по необхо­димости имеют нужду один в другом; голова имеет нужду в ногах, а ноги – в голове. И между нами Бог устроил тоже самое, но не смотря на то мы не хотим (равняться с дру­гими), хотя и без этого следовало бы иметь любовь между со­бою. Не слышите ли, как и внешние (язычники) осуждают нас, когда говорят: дружба полезна? Миряне имеют нужду в нас, а мы существуем для них. Так, не было бы ни учителя, ни начальника, если бы не было учащихся и подчиненных, и не явили бы они дел своих, потому что не могли бы. Как земля имеет нужду в земледельце и земледелец в земле, так и здесь. Какое воздаяние получит учитель, если он не может показать наученных им? Какое – и учащиеся, если они не поль­зовались добрым учением? Таким образом, мы равно имеем нужду друг в друге, начальники в подчиненных, настоя­тель в послушниках; начальники существуют для других многих. Никто ни в каком деле не может ограничиться самим собою, нужно ли будет рукополагать, или давать со­веты и мнения, но получает большую честь от собрания и множества.  Например, бедные имеют нужду в подающих, а подающие в приемлющих.  "Будем внимательны друг ко другу", гово­рить (апостол), "поощряя к любви и добрым делам" (Евр.10:24). По­тому много может общение с Церковью, и кто не может сде­лать чего-либо сам собою, то сделает вместе с другими. По­тому-то здесь особенно совершаются потребные молитвы о все­ленной, о Церкви во всех пределах, о мире, о находящихся в опасностях. И Павел выражает это, когда говорит: "дабы за дарованное нам, по ходатайству многих, многие возблагодарили за нас" (2Кор.1:11), т.е., чтобы воздана была благодарность многим. И часто он испрашивает себе молитв их. Посмотри, что и Бог говорит о ниневитянах: "Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек" (Ион.4:11)? "Где двое или трое", говорит (Христос), "собраны во имя Мое, там Я посреди них" (Мф.18:20). Если же двое могут сде­лать много, то не тем ли более многие? Положим, что ты и один имеешь силу, но не столько (как с другими). И почему ты один? Почему не собираешь многих? Почему не делаешься виновником любви? Почему не устрояешь дружбы? Ты не имеешь величайшей славы добродетели. Как зло, сделанное по согла­сию с другими, более оскорбляет Бога, так и добро, сделанное по согласию с другими, более приятно Ему. "Не следуй", говорит (Писание), "за большинством на зло" (Исх.23:2). "Все уклонились, все стали совершенно негодны" (Пс.13:3) и сделались подобны ликующим в злобе своей. Позаботься приобрести себе друзей прежде до­машних своих, прежде всего прочего. Если "миротворцы" есть "сыны Божии" (Мф.5:9), то не тем ли более приобретающий друзей? Если только примиряющий называется сыном Божиим, то делающий примиряющихся друзьями чего не удостоится? Бу­дем совершать эту куплю, враждующих между собою делать друзьями, соединять тех, которые ни враги, ни друзья между собою, а прежде всех – нас самих. Как тот, кто допустил вражду в своем доме и живет не в согласии с своею женою, не будет иметь доверия, когда станет примирять других, но услышит слова: "врач! исцели Самого Себя" (Лк.4:23), так точно и мы услышим здесь. Какая же вражда у нас? Вражда души с телом, порока с добродетелью. Прекратим эту вражду, уничтожим эту брань; тогда и других будем вразумлять с миром и с великим дерзновением, без упреков совести. Гнев противится кротости, любостяжание противится презрению богатства, зависть противится доброжелательству. Прекратим эту брань, низложим этих врагов, поставим эти трофеи, устроим мир в нашем городе. У нас ведь есть свой город и управление, граждане и множество пришельцев. Изго­ним пришельцев, чтобы не развратились наши граждане. Да не входит к нам никакое чуждое и нездравое учение, ника­кое плотское мудрование. Не видим ли мы, что если кто-нибудь из неприятелей будет пойман в городе, то судится, как соглядатай? Изгоним же пришельцев, или лучше, не пришель­цев только, но и врагов. Если заметим какой-нибудь помысл, враждебный нам, но прикрывающийся одеждой гражданина, пре­дадим его начальнику – уму. Много у нас таких помыслов, враждебных по существу своему, но прикрывающихся овечьей кожею. Как персы, сняв свою тиару, шаровары и обувь, и на­дев другую одежду,  употребляемую у нас, остригшись до­гола и говоря на здешнем языке, под этим внешним ви­дом скрывают свою вражду, а если подвергнешь их пытке, то откроешь скрываемое, так и здесь: подвергни тысяче пыток этот помысл, и тотчас увидишь враждебное мудрование. Но, чтобы показать вам пример этих соглядатаев, которых диа­вол посылает подсматривать за нами, разоблачим хотя одного из них и тщательно допросим пред судилищем; и, если угодно, представим некоторых из обличенных Павлом: "это имеет только вид мудрости", говорит он, "в самовольном служении, смиренномудрии и изнурении тела, в некотором небрежении о насыщении плоти" (Кол.2:23). Так, например, диавол хотел ввести ересь жидовствующих. Если бы он стал прямо вводить ее, то никого не убедил бы. Смотри же, как он сделал это: не нужно, говорит, щадить своей плоти. Не прилепляться к пище, но воздерживаться, вот это – любомудрие, это – смиренномудрие. И ныне еще он вместе с еретиками хотел низвести нас до почитания твари. Смотри же, как он устроил свой коварный замысл. Если бы он сказал: покланяйся твари, то был бы обличен; но что? Бог, говорит, сотворен. Обличим же его пред судом судей, (разумеющих) смысл апостольских писа­ний; к ним приведем его; они распознают, что проповедь и что пустословие. Многие собирают имущества, будто бы для того, чтобы иметь, что подать бедным, собирают неправедно; и это также злой помысл. Отвергнем его, обличим, чтобы нам не быть уловленными, но чтобы, избегая всех козней диавола и верно содержа здравое учение, нам безопасно пройти настоящую жизнь и сподобиться обетованных благ, блогодатию и чело­веколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 38

"В ожидании их в Афинах Павел возмутился духом при виде этого города, полного идолов. Итак он рассуждал в синагоге с Иудеями и с чтущими Бога, и ежедневно на площади со встречающимися" (Деян.17:16,17). Какие Павел терпел искушения от иудеев и как он был чужд гордости. – Как нужно понимать слова – Неведомому Богу. – Случай с больным отроком и с за­прещенными книгами. 1. Смотри, как он терпел от иудеев гораздо более искушений, нежели от эллинов. В Афинах даже он не по­терпел ничего такого, но все кончилось смехом, и еще убе­дил (некоторых); от иудеев же много пострадал: так сильно они были вооружены против него! Потому и говорит (писа­тель): "в ожидании их в Афинах Павел возмутился духом при виде этого города, полного идолов". Справедливо он огорчался, потому что нигде нельзя было видеть столько идолов. "Итак он рассуждал в синагоге с Иудеями и с чтущими Бога, и ежедневно на площади со встречающимися". Смотри, как он опять беседует с иудеями, и чрез это заграждает уста тем, которые утвер­ждают, будто он оставил их, обратившись к язычникам. Удивительно, что философы горделиво не посмеялись ему тот­час же, как он стал говорить, и не отвергли его учения, сказав: оно далеко от философии. Это потому, что он не имеет надменности; или, с другой стороны, потому, что они не пони­мали и не разумели ничего из сказанного. В самом деле, могли ли (уразуметь его) те, из которых одни почитали Бога существом телесным, другие удовольствие считали блажен­ством? "Некоторые из эпикурейских и стоических философов стали спорить с ним; и одни говорили: "что хочет сказать этот суеслов?", а другие: "кажется, он проповедует о чужих божествах", потому что он благовествовал им Иисуса и воскресение" (ст. 18). Они думали, что воскресение (ανάςασις) есть какое-нибудь божество, так как имели обычай почитать и женщин. "И, взяв его, привели в ареопаг и говорили: можем ли мы знать, что это за новое учение, проповедуемое тобою? Ибо что-то странное ты влагаешь в уши наши. Посему хотим знать, что это такое?" (ст. 19, 20). Повели его в арео­паг не для того, чтобы научиться, но чтобы наказать его, так как там судились уголовные преступления. Смотри, как они, под видом желания научиться, во всем обнаруживают свою страсть к новостям. Город их был город пустословов. "Афиняне же все и живущие у них иностранцы ни в чем охотнее не проводили время, как в том, чтобы говорить или слушать что-нибудь новое. И, став Павел среди ареопага, сказал: Афиняне! по всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано "неведомому Богу". Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам" (ст. 21-23). Как бы по­хваляя их, он, по-видимому, не говорит им ничего неприят­ного. "Вижу я", говорит, "что вы как бы особенно набожны". "На котором написано: неведомому Богу". Что это значит? Афиняне, принимавшие в разные времена разных богов и даже ино­земных, например, богиню Минерву, Пана и других из дру­гих стран, боясь, чтобы не нашелся еще какой-нибудь бог, не­ведомый им, но почитаемый в другом каком-нибудь месте, для большей безопасности поставили жертвенник и ему; и так как этот бог был неизвестен, то и написали: неведомому Богу. Этот-то Бог, говорит Павел, и есть Иисус Христос, или лучше, Бог всех. "Сего-то, Которого вы, не зная, чтите", говорит, "я проповедую вам". Смотри, как он доказывает, что они и прежде принимали Его. Ничего странного, говорит, ничего но­вого я не предлагаю. Они твердили ему: "можем ли мы знать, что это за новое учение, проповедуемое тобою? Ибо что-то странное ты влагаешь в уши наши". По- тому он немедленно уничтожает их предубеждение и говорит: "Бог, сотворивший мир и всё, что в нем, Он, будучи Господом неба и земли" (ст. 24). Потом, чтобы они не думали, что Он есть один из многих (богов), в исправление этого присовокуп­ляет: "не в рукотворенных храмах живет и не требует служения рук человеческих, как бы имеющий в чем-либо нужду" (ст. 25). Видишь ли, как он мало-помалу научает любомудрию? Как посмеивается языческому заблуждению? "Сам дая всему жизнь и дыхание и всё. От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли" (ст. 26). Это свойственно Богу. Но, заметь, это может быть сказано и о Сыне. "Он, будучи Господом", говорит, "неба и земли", – неба и земли, которые они считали богами. Объясняет им сотворение мира и людей. "Назначив предопределенные времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся и существуем, как и некоторые из ваших стихотворцев говорили: мы Его и род" (ст. 27, 28). Это сказал поэт Арат. Смотри, как он заимствует доказательства и из того, что ими са­мими сделано и сказано. "Итак мы, будучи родом Божиим, не должны думать, что Божество подобно золоту, или серебру, или камню, получившему образ от искусства и вымысла человеческого" (ст. 29). Но поэтому-то, скажут, и должны? Отнюдь нет; ни мы, ни наши души не (со­вершенно) подобны (Богу). Почему же он не стал прямо нау­чать любомудрию и не сказал: Бог безтелесен по существу, невидим, неизобразим? Потому, что излишне было бы гово­рить это людям, которые еще не знали, что Бог один. По­тому, не говоря об этом, он останавливается на боле близком предмете и говорит: "итак, оставляя времена неведения, Бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться, ибо Он назначил день, в который будет праведно судить вселенную, посредством предопределенного Им Мужа, подав удостоверение всем, воскресив Его из мертвых" (ст. 30, 31). Смотри: тронув их душу словами: "назначил день", и устрашив, он потом благовременно присовокупляет: "воскресив Его из мертвых". Но обратимся к вышесказанному. "В ожидании их в Афинах Павел возмутился", говорит (писатель), "духом". Не гнев или негодование означает здесь раздражение, но горячность души и ревность, как и в другом месте, где говорится: "произошло огорчение" между ними (Деян.15:39). 2. Смотри, как это устрояется, тогда как он невольно остался здесь, ожидая своих спутников. Что значит: "возмутился"? Иначе сказать: возревновал; этот дар далек от гнева и негодования. Он не мог снести и скорбел духом. "Итак он рассуждал", говорит (писатель), "в синагоге с Иудеями и с чтущими Бога". Смотри: он опять беседует с иудеями. "Чтущими Бога", же называются здесь прозелиты, иудеи со времени пришествия Христова рассеялись повсюду, как потому, что с того времени закон потерял силу, так и для того, чтобы научать людей благочестию. Но сами они не получали никакой пользы, а только уверялись в своих бедствиях. "Некоторые из эпикурейских и стоических философов стали спорить с ним". Афиняне тогда уже не управ­лялись своими законами, как подвластные римлянам. А отче­го философы стали состязаться с ним? Они видели, что дру­гие беседуют с ним и что этот человек пользуется славою. И смотри, как обидно они тотчас же (выражаются), – "душевный человек не принимает того, что от Духа Божия" (1Кор.2:14): "кажется", говорят, "он проповедует о чужих божествах". Демонами они называли своих богов; а города их были наполнены идо­лами. "И, взяв его, привели в ареопаг и говорили". Для чего повели его в ареопаг? Чтобы устрашить его, так как там судились уголовные преступления. "Можем ли мы знать, что это за новое учение, проповедуемое тобою? Ибо что-то странное ты влагаешь в уши наши. Посему хотим знать, что это такое? Афиняне же все и живущие у них иностранцы ни в чем охотнее не проводили время, как в том, чтобы говорить или слушать что-нибудь новое". Здесь указывается на то, что хотя они постоянно проводили время в том, чтобы говорить или слушать, но и для них казалось странным это (учение Павла), которого они еще не слыхали. "И, став Павел среди ареопага, сказал: Афиняне! по всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник". Не сказал прямо: идолов, но для предисловия к речи сказал: "вижу я, что вы как бы особенно набожны", по причине упомянутого жертвенника. "Бог", говорит, "сотворивший мир и всё, что в нем". Произнес одно слово, которым ниспроверг все учения фило­софов. Эпикурейцы утверждали, что все произошло само собою и составилось из атомов; стоики, – что все телесно и (состави­лось) из огнеобразного вещества; а он говорит, что "мир и всё, что в нем" – дело Божие. Видишь ли, какая краткость и в крат­кости какая ясность? И смотри, что им казалось странным. То, что Бог сотворил мир. Что теперь всякий знает, того не зна­ли афиняне и мудрейшие из афинян. Если же Он сотворил, то очевидно, что Он есть Господь. Заметь, какое, по словам его, отличительное свойство Божества: творчество, которое принадлежит и Сыну. И пророки везде говорят, что творить свой­ственно Богу, – не так, как эти (еретики), которые признают творцом иное существо, а не Господа, предполагая несозданное вещество. Здесь он высказал и подтвердил свою мысль, но некоторым образом ниспроверг учение и этих (еретиков). "Не в рукотворенных", говорит, "храмах живет ". (Бог) обитает и в храмах, но не в таких, а в душе человеческой. Смотри, как он ниспровергает чувственное служение (Богу). Как? Разве Бог не обитал в храме Иерусалимском? Нет, но толь­ко действовал. Разве Он не принимал служения от рук человеческих у иудеев? Не от рук, но от души, и этого требовал не потому, чтобы имел в том нужду. "Ужели Я", го­ворит Он, "ем мясо волов и пью кровь козлов?" (Пс.49:13). Затем, сказав: "и не требует служения рук человеческих, как бы имеющий в чем-либо нужду", – не довольно ведь того, что Он ни в чем не нуждается, как сказано, хотя и это есть божеское свойство, но надлежит быть еще и другому, – он присовокупляет: "Сам дая всему жизнь и дыхание и всё". Указывает два отличительных свойства Божества: ни в чем не нуждаться и всем подавать все. Сравни с этим то, что говорили о Боге Платон или Эпикур, и все в сравнении с этим окажется пустословием. "Дая", говорит, "всему жизнь и дыхание". Вот и по отношению к душе, утверждает он, Бог есть творец ее, а не родитель. Посмотри еще, как он опровергает учение о веществе. "От одной крови", говорит, "Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли". Это гораздо лучше их (учения) и ниспровер­гает и атомы и (несозданное) вещество. Здесь он показывает, что и душа человеческая неделима, и что быть Творцом не то значит, что они говорят. А словами, что Бог "не требует служения рук человеческих", выражает то, что Он прини­мает служение душой и умом. "Он", говорит, "будучи Господом неба и земли", – следовательно не частные боги. "Бог, сотворивший мир и всё, что в нем". Сказав наперед, как произошло небо, он потом изъяснил, что Бог живет не в рукотворенных (хра­мах) и как бы так сказал: если Он – Бог, то очевидно сотворил все; если же не сотворил, то Он и не Бог. Боги, говорит, которые не сотворили неба и земли, должны быть отверг­нуты. Таким образом, он преподал учение гораздо выше философов (хотя и не сказал еще о важнейшем, так как еще не пришло время, а он говорил с ними, как с детьми) – учение о творении, господстве (Бога), о том, что Он не нуж­дается ни в чем. 3. Сказав, что (Бог) "от одной крови Он произвел весь род человеческий", он указал причину всех благ. Что может сравниться с этим величием? Удивительно – сотворить от од­ного столь многих; но еще удивительнее – обладать всеми. "Сам дая всему", говорит, "жизнь и дыхание". Что значит:  "назначив предопределенные времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли"? Никому, говорит, не нужно было хо­дить и искать Бога; или, если не так, то: определил искать Бога, но определил не навсегда, а на "предопределенные времена". Этими словами он выражает, что и теперь искавшие не нашли Его, хотя Он был так явен для ищущих, как бы находящийся пред нами осязаемый предмет. Не таково это небо, чтобы в одном месте оно было, а в другом – нет, чтобы в одно время было, а в другое – нет; но во всякое время и на всяком месте можно найти его. Так устроил (Бог), что ищущим Его не препятствует ни место, ни время. Это самое и им много послужило бы во благо, если бы они захотели, т.е. что это небо находится везде, существует во всякое время. Потому он и сказал: "хотя Он и недалеко от каждого из нас", но находя­щегося близ всех. Это значит, что Бог не только дал нам жизнь и дыхание и все, но, что важнее всего, открыл путь к познанию Его, даровал то, чрез что мы можем найти и достиг­нуть Его. Но мы не захотели искать Его, хотя Он близ нас. "Недалеко", говорит, "от каждого из нас". Так, близок ко всем, говорит, находящимся повсюду во вселенной. Что мо­жет быть больше этого? Смотри, как он ниспровергает част­ных (богов). Что я говорю: "недалеко"? Он так близок, что без Него невозможно и жить. "Ибо мы Им живем и движемся и существуем". Как бы указывает на вещественный пример в таком роде: как невозможно не знать воздуха, который разлит по­всюду и находится недалеко от каждого из нас, или лучше, находится и в нас самих, так точно – и Творца всего. Смотри, как (Павел) приписывает Ему все – и промышление и сохра­нение, бытие, действие и продолжение (всего). Не сказал: чрез Него, но, что означает большую близость: "Им". Ничего подоб­ного не сказал тот поэт, который выразился: "мы Его и род". Тот сказал о Юпитере, а он относит это к Творцу, разумея не то самое существо, которое тот (разумел), – да не будет! – но применяя к Нему то, что собственно сказано о дру­гом; равно как и жертвенник он приписал Ему, а не тому, которого они почитали. Говорилось и делалось нечто, относящееся к Нему, но эллины не знали, что это относится к Нему, а от­носили к другому. Скажи мне, о ком, собственно, можно было сказать: "неведомому Богу" – о Творце, или о демоне? Очевидно, что о Творце, хотя они не знали Его, а того знали. Как те слова, что все со-творил (Бог), надобно относить собственно к Богу, а не к Юпитеру, какому-то человеку порочному, нечестивцу и чародею, так точно и слова: "мы Его и род", Павел сказал не в одинаковом (с поэтом), но в другом смысле. "Итак мы", говорит, "будучи родом Божиим", т.е., родственные и ближайшие, или, так сказать, приближенные и соседственные. А чтобы они опять не сказали: "что-то странное ты влагаешь в уши наши" (ничто ведь так мало не соответствует людям, как это), – он ссылается на поэта. И не сказал: вы, нечестивые и пренечестивые, не должны ду­мать, что Божество подобно золоту или серебру; но смиренно го­ворит: "не должны думать" это, но гораздо выше этого. Что же выше этого? Бог. Но и этого (не сказал), – потому что это имя означает (положительную) деятельность, – а говорит пока отрицательно: Божество не подобно этому; кто может сказать это? Смотри, как он доводит до понятия о бестелесном. Когда ум представляет тело, то вместе с тем представляет и про­странство. "Итак мы, будучи родом Божиим, не должны думать", говорит, "что Божество подобно золоту, или серебру, или камню, получившему образ от искусства и вымысла человеческого".  Но кто-нибудь мог сказать: мы и не думаем этого; для чего же он говорит это? Он обращал речь свою ко многим; и хорошо сказал так. Если мы по душе не подобны этим (вещам), то тем более Бог. Таким образом, он отклоняет их от этой мысли. И не только Божество не подобно искусственному изображению, но не подобно и другому какому-либо "вымыслу человеческому", так как (все) изобретается или искусством или умом. Потому он и сказал: если Бог есть то, что изобретается искусством чело­веческим или умом, то и в камне было бы существо Божие. Если же мы живем Им, то как не находим Его? Вдвойне он осуждает их, и за то, что они не нашли Его, и за то, что изобрели тех (богов). Ум  сам по себе никогда не бывает достоверным. Когда он тронул их душу, показав, что они безответны, то, смотри, что присовокупляет: "оставляя времена неведения, Бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться". Как? Разве никто из них не будет наказан? Никто из тех, которые желают покаяться. Об этих он говорит; не о скончавшихся, а о тех, которым проповедует. (Бог) не требует, говорит, отчета от вас. Не сказал: Он оставил без внимания, или попустил, но: вы находи­лись в неведении. Презирал, т.е. не подвергает наказа­нию достойных наказания. Вы находились в неведении; не го­ворит: вы делали зло добровольно, так как это видно из вышесказанного. "Повсюду покаяться": этими словами указывает на всю вселенную. 4. Смотри, как он отклоняет их от мысли о частных (богах). "Ибо Он назначил", говорит, "день, в который будет праведно судить вселенную". Смотри: опять указывает на вселенную, разумея здесь людей. "Посредством предопределенного Им Мужа, подав удостоверение всем, воскресив Его из мертвых". Смотри, как он, упомянув о воскресении, опять указал на страдание (Христово). А что этот суд праведен, видно из воскресения, так как одно другим подтверждается; и что все это он сказал справедливо, видно из того же, что (Христос) воскрес. Так и всем (апостолы) проповедовали веру (во Христа), удостоверяя, что Он воскрес; впрочем, это известно. Все это сказано афинянам; но благовременно сказать и нам, что "всем повсюду" должно "покаяться, ибо Он назначил день, в который будет праведно судить вселенную". Смотри, как (Павел) представляет Его и судиею и промыслителем мира, человеко­любивым и милостивым, всемогущим и премудрым, и вообще со всеми свойствами, принадлежащими Творцу. Сказанное он привел в доказательство того, что Он (Христос) воскрес из мертвых. Итак, покаемся, потому что нам должно быть суди­мыми. Если бы Христос не воскрес, то мы не были бы судимы; если же Он воскрес, то мы непременно будем судимы: "ибо Христос", говорит (Писание), "для того и умер, и воскрес, и ожил, чтобы владычествовать и над мертвыми и над живыми" (Рим.14:9); и еще: "все мы предстанем на суд Христов" (Рим.14:10), "всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал" (2Кор.5: 10). Не думайте, что это одни только слова. Здесь он предла­гает учение и о воскресении всех; иначе вселенная не может быть, судима. Слова: "воскресив Его из мертвых" относятся к телу (Христову); оно было мертво, оно подвергалось смерти. Эллины отвергают учение как о творении, так и о суде, утверждая, что это – выдумка детей и людей пьяных. Но мы, зная об этом верно, будем делать все на пользу нашу и постараемся при­мириться со Христом. Доколе мы будем враждовать против Него? Доколе будем питать к Нему чувство неприязни? Да не будет! говорят; к чему ты говоришь это? Не стал бы я го­ворить, если бы вы не делали этого; а теперь какая польза от того, что словами не выражаете этого, когда дела вопиют с та­кою ясностью? Как же нам возлюбить Его? Говорил я об этом тысячу тысяч раз; но скажем и теперь. Я нашел, ка­жется, один способ весьма важный и чудный. Размыслив о благодеяниях Божиих, касающихся всех вообще, и столь обиль­ных, что невозможно и исчислить их, и за все это воздав Ему благодарность, будем все представлять то, что Он сделал для каждого из нас, и размышлять о том каждый день. Это имеет великую силу.

Это много со­действует к примирению нас с Богом. Если Мардохею доб­рые дела его, когда они были воспомянуты царем, столько при­несли пользы, что он опять достиг прежнего величия (Есф.6:1-12), то тем более (получим пользы) мы, если будем припоминать и тщательно наблюдать, в чем мы согрешили против Бога и какие блага Он даровал нам; тогда мы и бу­дем благодарны и оставим все (греховное). Но никто не вос­поминает ни о чем подобном, а как о грехах мы говорим, что мы грешны, не исследуя, в чем именно, так и о благодеяниях Божиих говорим, что Он благодетельствует нам, не исследуя, где именно, в чем и в какое время. Отныне же будем более внимательны. Если кто может припомнить и дав­ние (благодеяния Божии), пусть тщательно размышляет о всем, и найдет в этом великое сокровище. Это полезно нам и для того, чтобы не впадать в отчаяние. Если мы увидим, что Он многократно благодетельствовал нам, то не станем отчаиваться и считать себя отверженными, но будем иметь великий залог попечения Его о нас, при мысли, что и согрешая мы не под­вергаемся наказанию, но еще пользуемся Его благодеяниями. 5. Скажу нечто, слышанное мною от одного человека. Был один отрок, и случилось ему быть вместе с матерью за городом, когда ему еще не было пятнадцати лет. В это время сделалась дурная погода, и они оба заболели горячкою, а была осень. Мать поспешила отправиться в город, а отрок, которому врачи предписали остаться там, чувствуя жар от горячки, начал полоскать рот, рассуждая и думая, что он, та­ким образом, скорее уничтожит горячку, нежели если не бу­дет употреблять ничего. Рассудив, как отрок, он по неблаговременному упрямству не переставал (делать это). Когда же прибыл в город, то у него отнялся язык, долго он не го­ворил и не мог произносить ничего раздельно; впрочем, чи­тал и долгое время ходил к учителям, но напрасно и без успеха. Не оставалось никакой надежды; мать была исполнена горести; многое придумывали врачи, многое придумывали и дру­гие, но никто не помог, пока человеколюбивый Бог не разрешил уз языка его, и тогда он выздоровел и получил преж­ний дар слова и ясность голоса. Также рассказывала мать его, что он, будучи еще младенцем, имел в носу болезнь, на­зываемую полипом. Врачи также отчаялись; мать молилась, чтобы он умер, и отец (тогда он был еще жив) желал ему того же; состояние его было совершенно безнадежное. Но вдруг он чихнул; при этом стремительным течением воз­духа изверг из ноздрей означенное животное, и все страдания прекратились. Когда же прошла эта болезнь, то сделалось силь­ное гноевидное течение из глаз и, продолжаясь непрерывно, производило столь густое нагноение, что закрывало зрачок, как бы пеленою, и, к несчастью, угрожало слепотою, чего все и ожи­дали. Но, по благодати Божией, вскоре он избавился и от этой болезни. Это я слышал; а теперь расскажу вам, что сам знаю. Однажды правители возимели подозрение на наш город, (тогда я был еще юношею) и, окружив его извне воинами, искали, не попадутся ли где чародейские и волшебные книги. Один, написавший такую книгу и бросивший ее недоконченною в реку, был пойман; так как по требованию он не мог представить ее, то был связан и водим по всему городу, и когда подозрения на него увеличились, то был казнен. В то время я, желая пройти в храм мучеников, шел чрез сады подле реки с одним человеком. Он увидел плывшую по поверхности книгу и сначала подумал, что это полотно; но когда приблизился, то увидел, что это – книга, и, спустившись, взял ее. Я еще смеялся и спорил с ним, чтобы находка была общею. Но посмотрим, сказал он, что это такое. Развер­тывает часть страницы и видит, что это – волшебная книга. Случилось, что в то же самое время проходил воин. Тогда тот скрыл ее и пошел, цепенея от страха. Кто мог пове­рить, что мы, вынув из реки, хотели истребить ее, тогда как и самые неподозрительные люди были задерживаемы? Бросить ее мы не смели, чтобы не быть замеченными; также страшно было разделить ее между собою. Но Бог устроил так, что мы и бросили ее и избавились от крайней опасности. Много такого я мог бы рассказать вам, если бы захотел перечислять все. И это рассказал я для вас, чтобы каждый, зная если не такие, то какие-нибудь другие (случаи), постоянно помнил об них. Например, не случалось ли, что камень, брошенный и могший упасть на тебя, не попадал в тебя; содержи это всегда в памяти. Это много содействует нам питать любовь к Богу. Если мы, вспоминая о людях, избавивших нас от чего-ни­будь, сильно сокрушаемся, когда не можем возблагодарить их, то тем более (должны быть благодарны) к Богу. Это полезно и в другом отношении. Хотим ли мы не унывать в несча­стье, будем говорить: "неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?" (Иов.2:10) И Павел для того говорил о своем избавлении от опасностей, чтобы вспомнить (о благодетелях). Смотри, как Иаков содержал все в уме своем; потому и говорил: "Ангел, избавляющий меня от всякого зла" от юности моей (Быт.48: 16). И не только то будем помнить, что (Господь) избавлял нас, но и то, как и в каком случае. Вот и (Иаков) пом­нил самые частности благодеяний. "Ибо я с посохом моим", говорит, "перешел этот Иордан" (Быт.32:10). Иудеи всегда помнили даже бла­годеяния, оказанные предкам их, повторяя бывшее в Египте; тем более мы (должны помнить) о своих обстоятельствах и о случившемся с нами самими, о том, как часто мы впадали в затруднения и несчастия, и если бы (Бог) не подавал нам руку помощи, то мы давно бы погибли. Зная это и повторяя каждый день, будем все мы постоянно благодарить Бога и все вместе воссылать Ему хвалу и непрестанно славить Его, чтобы за благодарность свою получить нам великое воздаяние, благо­датию и щедротами Единородного Его Сына, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.