- Он сказал: "Иди-иди, не задерживай".

- А как Вы поступили бы, если бы Ваш духовный отец запретил Вам петь Ваши песни?

- Вот поэтому я ему этих вопросов и не задаю. Я потому и говорю, что хотел бы его называть духовным отцом, но уж слишком многие вопросы решаю самовольно.

- Вы при этом подозреваете, как он к этому относится?

- Я даже знаю: он мне уже намекал, что пора завязывать. Лучше, мол, иди в церковь, да работай.

- А Вы представляете себя на клиросе?

- Нет. Я смущать буду всех тех, кто будет рядом со мной на клиросе петь, а потом я эмоционален чересчур. Нет, не представляю, и не буду никогда на клиросе петь.

- А как Вы считаете, что мешает молодому человеку переступить через "церковную ограду"?

- Все то же самое, что препятствовало и прежде - отсутствие всего светлого, раскрытые настежь головы, неустойчивые поверхностные души. Но они, души, все такие. Душа на то и душа, и понятно, что она неустойчива ко всем прелестям сегодняшнего дня. Не хочет думать, что наступит завтра. Она подобна стрекозе, о которой дедушка Крылов написал. Нужно опять же относиться к этому с пониманием. Семьдесят лет сатанинская власть уничтожала и уничтожает на корню все те традиции, которые создавались тысячелетиями. У нас все дети воспитаны без определенного почтения и уважения к Закону, который нам даден. Мало того, они просто его не знают, Закона Божиего, потому что и родители их тоже не знают, а сейчас и бабушки, и дедушки не знают, конечно.

И здесь велика мера ответственности на тех людях, которые дерзнули встать на самый прямой путь, то есть на путь служения, это самый тяжелый крест в нашей мирской жизни. Монахам в этом плане даже проще, а вот иереям, то есть женатым, быть тем светочем, на которого хотелось бы равняться очень сложно. Мне везло, я все время сталкивался с такими священниками...

- А хотели бы Вы или хотя бы считаете для себя возможным принимать участие в работе с молодежью в Церкви?

- Нет. Потому что я работаю с молодежью так, как умею сам. Я уверен, что есть более достойные люди, чтобы этим заниматься. Например, замечательный миссионер отец Андрей Кураев. Потому что общение с Костей Кинчевым превратилось бы в балаган, а общение с Кураевым, может, было бы все же поправильней и более православным. Ведь каков вопрос - таков и ответ. У меня Крест поменьше - я могу себе это позволить. А этот человек поумнее меня - он больше знает. А с молодежью я и так работаю, и то они отбрыкиваются. Как только что-то чувствуют - сразу отворачиваются: "Что это тут такое православное? Мы - не православные". Но ведь не хочешь - не слушай, иди. Я пою: "Мы - православные", а им кажется, что это они.

- Но тогда не надо было изначально заявлять: "Мы - вместе".

- А там, если почитать внимательно текст, так "я" сплошные, и вот тот, кто думает так же, как я - мы вместе. Там нет никакого призывания, там есть моя констатация, то есть мое мировоззрение, и если ты думаешь так же, как я - тогда мы с тобой вместе. Если нет, то извиняй - мы, значит, не вместе. Но вот это все пропускается, а "Мы - вместе" остается, и есть ощущение, что "Мы", это уже как бы общее "Я". Я заставляю, таким образом, хотя бы на вербальном уровне внимательнее почитать тексты. И это позволяют СБ, которые мы выпускаем.