Так и Хриетос поступил со слепым: желая даровать ему исцеление, Он уничтожил слепоту тем, что производит слепоту: "положил брение" (Ин.9:15). Как слепого Он исцелил брением, так вселенную привлек к Себе крестом, – тем, что увеличивало соблазн, а не уничтожало его. Так сделал Он и при сотворении, устрояя противное противным; оградил море песком, обуздав сильное слабым; повесил землю на воде, утвердив тяжелое и плотное на жидком и текучем. Чрез пророков опять Он заставлял железо всплывать из воды посредством малого древа (4 Цар.6:6). Так и вселенную Он восстановил посредством креста. Как вода держит землю, так и крест держит вселенную. Таким образом убеждать противным есть знак великой силы и премудрости. Крест по-видимому производит соблазн, и однако он не только не соблазняет, но и привлекает. Все это представляя и удивляясь, Павел говорит: "потому что немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков" (1Кор.1:25). Говоря о буйстве и немощи креста, разумеет не то, чтобы он был действительно таков, но кажется таким: он говорит применительно к мнению противников. Чего не могли сделать философы посредством рассуждений, то сделано кажущимся безумием. Кто же мудрее? Тот ли, кто убеждает многих, или тот, кто – немногих, или, лучше сказать, никого? Тот ли, кто убеждает в делах важнейших, или кто – в маловажных? Сколько трудился Платон с своими последователями над линией, углом и точкой, над числами соизмеримыми и несоизмеримыми, равными между собой и неравными, и сказав нам об этих паутинах, – ведь все это для жизни бесполезнее даже паутины, – и не принесши пользы ни большой, ни малой, затем окончил свою жизнь. Сколько он старался доказать, что душа бессмертна, но, не сказав ничего ясного и не убедив никого из слушателей, затем скончался. Напротив крест чрез неученых убедил и обратил целую вселенную, убедил не в предметах маловажных, но в учении о Боге, истинном благочестии, евангельской жизни и будущем суде; он сделал философами всех – земледельцев, неученых. Видишь, как "немудрое Божие премудрее и немощное Божие сильнее человеков". Чем сильнее? Тем, что оно распространилось по всей вселенной, покорило всех своей власти, и, тогда как бесчисленное множество людей усиливалось истребить имя Распятого, соделало противное. Это имя прославлялось и возрастало более и более, а они погибали и исчезали; живые, восставая против Преданного смерти, не могли сделать ничего. Потому, если язычник назовет меня безумным, то обнаружит собственное крайнее безумие, – так как, почитаемый от него безумным, оказываюсь мудрее мудрого; если он назовет меня бессильным, то обнаружит собственное еще большее бессилие, так как, что благодатью Божией совершили мытари и рыбари, того и философы, и риторы, и властелины, и вообще вся вселенная, при бесчисленных усилиях, не могли даже и представить. Чего не сделал крест? Он ввел учение о бессмертии души, о воскресении тел, о презрении благ настоящих и стремлении к благам будущим; он сделал людей ангелами; им все и везде стали любомудрыми и способными ко всякой добродетели. 4. Но и у них, скажешь, многие презирали смерть. Кто же, скажи мне? Тот ли, кто выпил яд из цикуты? Но подобных ему я представлю, если угодно, целые тысячи в нашей Церкви: если бы во время гонений позволено было умирать, приняв яд, то все (гонимые) явились бы славнее его. Притом он выпил яд, не будучи властен пить или не пить; хотел или не хотел, но он должен был подвергнуться этому, и следовательно это было делом не мужества, а необходимости; и разбойники, и убийцы, по приговору судей, терпели еще большие страдания. Но у нас все напротив: мученики страдали не поневоле, но по своей воле, и тогда как были властны не подвергаться страданиям, явили мужество крепче всякого адаманта. Неудивительно, что тот выпил яд, когда не мог не пить, и притом, достигнув глубокой старости. Он говорил, что ему было уже семьдесят лет, когда он был готов презреть жизнь, если только можно назвать это презрением жизни, чего впрочем я не скажу, и конечно никто другой не скажет. А ты укажи мне на кого-нибудь такого, кто пострадал бы за благочестие, как я могу указать тебе на бесчисленное множество повсюду во вселенной. Кто мужественно терпел, когда у него вырывали ногти? Кто – когда терзали члены? Кто – когда разрывали тело его на части? Кто – когда исторгали кости из головы? Кто – когда постоянно клали его на раскаленную сковороду? Кто – когда бросали в кипящую воду? Вот это укажи мне! А умереть от цикутного яда – это почти тоже, что заснуть спокойно; даже такая смерть, говорят, приятнее сна. Если же некоторые действительно терпели мучения, то и за это не достойны похвалы, потому что причина их страданий была постыдна: одни пострадали за то, что открыли какую-нибудь тайну, другие за то, что злоупотребляли властью, иные за то, что были застигнуты в постыднейших преступлениях, а некоторые и без всякой причины, напрасно и безрассудно, лишили жизни сами себя. Но у нас совершенно не так. Потому-то дела их преданы забвению, а наши прославляются и возрастают с каждым днем. Все это представляя, Павел сказал: немощное Божие крепчае всех человек есть.

Что же говорит он о них? То, что когда Христос был взят, не смотря на безчисленные чудеса Его, одни из них разбежались, а главный из них оставшись отрекся (Мк.14:50,68). Отчего те, которые при жизни Христа не могли снести нападений от иудеев, после смерти и погребения Его решились идти против целой вселенной, если Он, как вы говорите, не воскрес, не беседовал с ними и не укрепил их? Не могли ли они сказать самим себе: что это? Он не мог спасти Себя, – как же может избавить нас? Он не мог отмстить за Себя при Своей жизни, – как же может подать нам руку помощи после Своей смерти? Он при жизни Своей не покорил Себе ни одного народа, – как же мы можем убедить всю вселенную, возвещая Его имя? Не странно ли не только сделать это, но даже и подумать? Отсюда ясно, что если бы они не видели Его воскресшим и не получили величайших доказательств силы Его, то не решились бы на столь опасное дело. Если бы они имели бесчисленное множество друзей, то и тогда не обратили ль бы всех во врагов, изменяя древние обычаи и отменяя отеческие законы? Но им были враждебны все, и свои и чужие. Если бы они отличались всеми внешними преимуществами, то и тогда не возбудили ль бы против себя всеобщую вражду, вводя новый образ жизни? Между тем они не имели у себя ничего, и естественно поэтому, что были ненавидимы и презираемы всеми. На кого указать тебе? На иудеев ли? Они питали к ним невыразимую ненависть за их Учителя. На язычников ли? И эти не менее отвращались их, о чем лучше знают сами язычники. Платон, желавший ввести новое гражданское управление, или, лучше, часть управления, и не касаясь богов, а только изменяя одни обычаи на другие, подвергся опасности умереть изгнанником в Сицилии; хотя этого не случилось, однакож он был лишен свободы; и если бы не нашелся другой иноземец добрее властителя сицилийского, то этот философ конечно навсегда остался бы рабом в чужой стране. Между тем нововведения в делах гражданских не так еще опасны, как в делах веры; последние особенно раздражают людей и приводят их в смятение. Сказать, что такой-то и такой-то должны вступить в брак с такою-то, или стражи должны стеречь таким-то образом, это еще не может произвести большого смятения, тем более, если такие постановления остаются в книге, и законодатель не много заботится о приведении их в действие. Но сказать, что почитаемые боги не боги, а демоны, что истинный Бог – Распятый, это, вы знаете, какой воспламеняло гнев, какую возбуждало месть, какую причиняло брань. 5. Протагор у них (язычников), дерзнувший сказать: "не знаю богов", и притом не вслух всей вселенной, по которой бы он расхаживал и проповедовал, а в одном городе, подвергся крайней опасности. Диагор Мелийский и Феодор (Киринейский), прозванный безбожником, хотя имели друзей, славились красноречием и удивляли своей философией, но ни в чем этом не нашли себе спасения. Великий Сократ, превосходивший всех их своей философией, потому и выпил яд, что был подозреваем в некоторых нововведениях касательно богов. Если же одно только подозрение нововведения подвергало такой опасности философов и мудрецов, пользовавшихся великим уважением, и они не только не могли исполнить своего намерения, но сами лишались жизни и отечества, то как не удивляться и не изумляться, видя, что рыбари совершили столь великие дела во вселенной, исполнили то, что предприняли, и победили всех, и варваров и эллинов? Но они, скажешь, не вводили новых богов, подобно тем (философам). Весьма странно говорить это; они вводили двоякую новость: отвергали тогдашних богов и проповедовали Распятого.

Не столько было бы удивительно, если бы они решились вести со вселенной чувственную войну, сколько удивительно дело, ими совершенное. По правилам войны можно было бы стать лицом к лицу к неприятелю, занять противоположную местность и приготовить строй против врага, иметь время для нападения и отступления; но здесь не так. Они не составляли особого строя, но смешивались с самими врагами, и таким образом поборали их; находясь среди врагов своих, отражали их нападения, преодолевали и одерживали славную победу, на которой исполнилось пророческое слово: и "господствуй среди врагов Твоих" (Пс.109:2). Изумительно, как враги, имея их в руках своих, ввергая в темницы и узы, не только не преодолели их, но и сами потом покорились им, притеснители – притесняемым, связующие – связуемым, гонители – гонимым. Все это мы можем сказать язычникам и даже более того: обильна сокровищница истины. Если вы будете внимать предлагаемому, то мы научим вас всячески бороться с ними. Заметим пока два главных обстоятельства: как слабые победили сильных, и как они, будучи такими, решились бы на такие дела, если бы не содействовала им божественная помощь? 6. Вот ответ с нашей стороны. Между тем сами мы в делах своих будем соблюдать непорочность жизни и обильно возжигать огонь добродетели, потому что "вы", говорит (апостол), "сияете, как светила в мире" (Флп.2:15). Каждый из нас получил от Бога возможность приносить большую пользу, нежели солнце, большую, нежели небо, земля и море, настолько большую, насколько духовное выше чувственного. Потому, взирая на круг солнца и удивляясь красоте, веществу и блеску этого светила, будем вместе с тем представлять, что в нас есть свет высший и лучший, равно как может быть и мрак густейший, если мы не будем внимательны. Глубокая ночь объемлет всю вселенную. Разгоним же и уничтожим ее. Ночь не только у еретиков и язычников, но и у многих между нами, – как в веровании, так и в жизни. Многие не веруют воскресению, многие гадают при рождении, многие наблюдают приметы, прибегают к чарованиям, волхвованиям, условным знакам, повязкам и нашептываниям. Впрочем к ним будем говорить после, когда окончим речь к язычникам. Помните же сказанное и окажите содействие мне в борьбе с ними, обращая и привлекая их к нам жизнью. Я всегда говорю, что кто учит любомудрию, тот должен наперед являть его в своей жизни и быть вожделенным для слушателей. Постараемся же сделаться вожделенными для язычников п приобрести их расположение к нам. А это будет тогда, когда мы будем готовы не только делать добро, но и терпеть зло. Не видим ли мы, как дети, находясь на руках у отца, бьют его по щекам, как отец с удовольствием дозволяет дитяти насытить гнев свой и, когда видит, что гнев его прошел, утешается? Так будем поступать и мы: будем говорить с язычниками, как отцы с детьми. Все язычники – настоящие дети; некоторые и из них самих говорили, что они всегда дети и старца между ними нет ни одного. Дети не хотят думать ни о чем полезном; так и язычники хотят постоянно забавляться и пресмыкаются по земле, предавшись низкому и земному. Дети, слыша наши разговоры о предметах необходимых, часто не понимают ничего из сказанного, но постоянно смеются; так и язычники: когда мы говорим о царствии (небесном), они смеются. У детей из уст часто течет слюна и оскверняет пищу и питие; так и из уст язычников исходят слова суетные и нечистые; вы подаете им необходимую пищу, а они оскорбляют подающих злословием, и надобно терпеть это.

Дети обнажаются, не чувствуя стыда и не краснея; так и язычники, смешиваясь с блудниками и блудницами, извращая законы природы и вступая в незаконные связи, остаются бесстыдными. Вы громко рукоплещете и одобряете, но при этих рукоплесканиях смотрите, как бы это не оказалось сказанным и на ваш счет. Всех увещеваю – быть мужами; ведь, если мы сами будем детьми, то как других научим быть мужами? Как их избавим от детского неразумия? Будем же мужами, чтобы нам достигнуть "в меру полного возраста Христова" (Еф.4:13) и сподобиться будущих благ, благодатью и человеколюбием (Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь). [1] Гр. "την δε γην ως ουδεν εποιησεν" (перевод мой – и.И.).

5. БЕСЕДА ПЯТАЯ

При помощи благодати Божией апостолы обратили вселенную. – Против театральных зрелищ. "Посмотрите, братия, кто вы, призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых" (1Кор.1:26-27). 1. Сказав: "немудрое Божие премудрее человеков" (1Кор.1:25), (ап.Павел) выразил, что мудрость человеческая отвергнута, и доказал это как свидетельством Писаний, так и самыми событиями, – свидетельством Писаний в словах: "погублю мудрость мудрецов" (ст.19), а событиями в предложенном вопросе: "где мудрец, где книжник?" (ст.20). Вместе с тем показал, что это дело не новое, но давно известное, так как оно прообразовано и предсказано издревле: "ибо написано", говорит: "погублю мудрость мудрецов". Затем доказал, что это было и полезно и нужно: "ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих"; что крест есть доказательство неизреченной силы и премудрости, и что немудрое Божие гораздо выше человеческой мудрости. Теперь он доказывает тоже не со стороны только учителей, но и со стороны самих учеников: "Посмотрите", говорит, "кто вы, призванные". Не только неученые учители, но и ученики избраны такие же: "не много из вас", говорит, "мудрых по плоти". Так открывается большая сила и большая премудрость, когда убеждаются многие и притом немудрые. Самое трудное дело – убедить невежду, особенно когда речь о предметах необходимых и великих. И однако их убедили, чему свидетелями представляет их же самих: видите бо звание ваше, братие, т.е. посмотрите, помыслите. Научить невежд догматам столь мудрым и мудрейшим всего, это – знак величайшей мудрости учителя. Что значит: по плоти? По наружности, по-житейски, по внешнему учению. Чтобы не подумали, что он противоречит себе, – а он убедил и проконсула, и Ареопагита, и Аполлоса, и других мудрецов, о которых мы знаем, что принимали проповедь, – он не говорит: никто из мудрых, но: "не много мудрых". Он не исключителъно призывал невежд, а мудрых отвергал, но принимал и последних, гораздо же больше первых. Почему так? Потому, что мудрый по плоти исполнен великого неразумия, и особенно он бывает неразумным тогда, когда не хочет отвергнуть нечестивого учения. Как в том случае, когда какой-нибудь врач хочет научить других своему искусству, люди мало знающие, но худо и превратно пользующиеся этим искуством и упорные не скоро могут научиться, а ничего не знающие могут скорее принять учение, так было и здесь. Невежды убеждались скорее, потому что они не имели того крайнего безумия, чтобы считать себя мудрыми. Подлинно, весьма безумны те, которые подвергают суждению разума то, что усвояется не иначе, как только верой. Если бы какой-нибудь кузнец, вместо того, чтобы вынимать раскаленное железо щипцами, стал делать это рукой, то мы приписали бы это крайнему его безумию; так и философы, стараясь сами собой постигнуть (предметы веры), унижали веру. Потому они и не нашли ничего из того, чего искали. "Не много сильных, не много благородных". Ведь и такие люди бывают исполнены гордости; а ничто столько не вредит истинному богопознанию, как гордость и пристрастие к богатству, потому что преданные им удивляются настоящему, нисколько не заботятся о будущем и заграждают слух свой множеством попечений. "Но немудрое мира избрал Бог". Это величайший знак победы – побеждать посредством немудрых. 2. Язычники не столько посрамляются тогда, когда побеждаются мудрецами, сколько тогда, когда видят, что люди, работающие собственными руками и принадлежащие к простому народу, любомудрствуют лучше их. Потому Павел и сказал: "чтобы посрамить мудрых". И не только с этим, но то же сделал Бог и с другими житейскими преимуществами. "И немощное мира избрал, чтобы посрамить сильное". Не только неученых, но и бедных, презираемых и незнатных Он призвал, чтобы посрамить сильных. "И незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее" (ст.28). Кто здесь называется "ничего не значащее[1]"? Те, которые считают себя за ничто по великому уничижению. Так Он явил великую силу, низлагая великих чрез тех, которые казались ничем, как Он и в другом месте говорит: "сила Моя совершается в немощи" (2Кор.12:9). В самом деле, нужна великая сила, чтобы людей уничиженнейших и никогда не занимавшихся никаким учением вдруг научить любомудрствовать о том, что выше неба. Врачу и ритору и всем другим мы удивляемся особенно тогда, когда они успешно убеждают и научают невежд. Если же великое дело – внушить невежде учение о каком-нибудь искусстве, то тем более – такую мудрость. Впрочем Бог сделал это не только для того, чтобы явить чудо, или показать Свою силу, но и для того, чтобы смирить превозносящихся. Потому апостол, как выше сказал: да премудрыя посрамит, да сущая упразднит, так и здесь говорит: "для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом" (ст.29). Бог делает все для того, [чтобы смирить гордость и надменность, чтобы низложить самохвальство; а вы, говорит, предаетесь этому? Он делает все для того], чтобы мы ничего не приписывали себе, чтобы все относили к Богу: а вы предали себя такому-то и такому-то? И какого заслужите вы прощения? Бог показал, что нам невозможно спастись самим по себе, и это Он устроил в начале. И тогда невозможно было самим достигать спасения, а нужно было созерцать красоту неба и величие земли и исследовать природу других созданий, чтобы восходить к Творцу вещей. Сделал же это Он, чтобы низложить имевшее явиться высокоумие.

Он дал нам мир, как бы дощечку; но философы об этом не думали, не хотели повиноваться Ему и идти к Нему тем путем, которым Он повелел. Потому Он предложил другой путь яснее первого, научающий, что сам человек один для себя недостаточен. Прежде можно было предаваться и рассуждениям, пользоваться и внешней мудростью, при руководстве природы; а теперь, кто не будет "безумным", т.е. не оставит всякие рассуждения и всякое мудрование и не предастся вере, тот не может спастись. Таким образом, Он совершил немаловажное дело: предложил удобный путь, а вместе уничтожил бывшую болезнь и научил не хвалиться и не высокомудрствовать: "чтобы никакая плоть не хвалилась". Грех происходит оттого, что люди хотят быть мудрее законов Божиих и не хотят учиться так, как Он заповедал; потому они ничему и не научаются. Так было и в начале. Бог сказал Адаму: это делай, а этого не делай; но он, думая найти что-то большее, не послушался – и потерял то, что имел. Потом Он сказал: не останавливайтесь на творении, но чрез него познавайте Творца; а люди, как бы найдя что-то более мудрое сравнительно с сказанным, построили себе бесчисленные лабиринты; потому и сами потерялись и друг с другом вошли в столкновения, ни Бога не нашли, ни о творении не узнали ничего ясного, и не составили о нем надлежащего и верного понятия. После этого, желая решительно уничтожить их высокомерие, Он призвал прежде всего людей простых, и тем показал, что все имеют нужду к премудрости свыше. Не только в отношении к познанию, но и во всех других отношениях люди и все прочие твари имеют великую в Нем нужду; и это Он сделал для того, чтобы дать им сильное побуждение к покорности и преданности, чтобы они, отлучившись от Него, не погибли. Потому Он и не попустил им быть самодовлеющими. Ведь если и теперь, когда имеют в Нем нужду, многие оставляют Его, то, если бы этого не было, до какого забвения не дошли бы они? Не по зависти Он лишил их основания к превозношению, но чтобы нзбавить их от погибели, происходящей отсюда. "От Него и вы во Христе Иисусе, Который сделался для нас премудростью от Бога, праведностью и освящением и искуплением" (ст.30). Словом: "от Него", я думаю, апостол выражает не приведение из небытия в бытие, но приведение к вере, т.е. то, что мы стали чадами Божиими "ни от крови, ни от хотения плоти" (Ин.1:13). Не думайте, что, лишив нас основания к превозношению, Он так и оставил нас, – нет, – Он даровал нам другую похвалу, большую. Не должно хвалиться пред лицом Его. Вы – чада Его, и сделались ими чрез Христа. Сказав: буяя мира избра и худородная, апостол теперь показывает, что они стали благороднее всех, потому что имеют Отцем Бога; и виновник этого благородства не такой-то или такой-то, но Христос, соделавший нас мудрыми, праведными и святыми; это и означают слова: бысть нам премудрость. 3. Кто же мудрее нас, имеющих не Платонову мудрость, но – самого Христа, по воле на то Божией? Что значит: от Бога? Сказав нечто великое о Единородном, апостол упоминает и об Отце, чтобы кто не подумал, что Сын не рожден. Он сказал о столь великих делах и все приписал Сыну, изъяснив, что Сын сделался для нас премудростью, правдою, освящением и избавлением; теперь чрез Сына возводит все к Отцу, прибавляя: от Бога. Но почему он не сказал: умудрил нас, а: бысть нам премудрость? Этим он показывает обилие дара, как бы так говоря: дал нам самого Себя. И смотри, какую он соблюдает постепенность. Сначала (говорит) Бог сделал нас мудрыми, освободив от заблуждения, потом праведными и святыми, даровав Духа, и таким образом избавил нас от всех зол, так что мы стали Его (достоянием), разумеется не по существу, а по вере. В другом месте он говорит, что мы сделались правдою в Нем: "ибо не знавшего греха Он сделал для нас [жертвою за] грех, чтобы мы в Нем сделались праведными пред Богом" (2Кор.5:21); а теперь говорит, что Он сделался для нас правдою, так что всякий желающий может приобщаться Ее обильно. Не такой-то или такой-то сделал нас мудрыми, но Христос. Поэтому кто хочет хвалиться, тот пусть хвалится Им, а не таким-то или таким-то: все ведь совершено Христом. Потому, сказав: "Который сделался для нас премудростью, праведностью и освящением и искуплением", апостол присовокупляет: "чтобы было, как написано: хвалящийся хвались Господом" (ст.31). Для того он сильно и восстал против языческой мудрости, чтобы этим убедить людей хвалиться Богом, как и следует. Когда мы ищем сами собою того, что выше нас, тогда нет ничего глупее, нет ничего бессильнее нас. Изощрить свой язык мы можем, но измыслить твердые догматы не можем: наши рассуждения сами по себе подобны ткани паутинной. Некоторые дошли до такого безумия, что говорят, будто из всего существующего нет ничего истинного, но все противно тому, что нам представляется. Потому не приписывай ничего себе, но во всем хвались Богом. Не приписывай никогда ничего никакому человеку; если не следует ничего приписывать Павлу, то тем более другим: "я", говорит он,  "насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог" (1Кор.3:6). Кто научился хвалиться Господом, тот никогда не будет превозноситься, но всегда будет смиряться и за все благодарить Его. Не так поступают язычники, но они все приписывают себе. Потому они и делают из людей богов: так гордость овладела ими! Впрочем, уже время выступить на борьбу с ними. На чем же мы остановились в прежней беседе? Мы говорили, что, по человеческому соображению, невозможно было рыбарям победить философов; однако это сделано, и следовательно сделано силой благодати. Мы говорили, что невозможно было им и решиться на такие дела, и показали, что они не только решились, но и окончили с великой легкостью. Сегодня опять будем беседовать главным образом о том же: могли ли бы они надеяться победить вселенную, если бы не видели Христа воскресшим? Неужели они потеряли рассудок, так что решились на такое дело просто и необдуманно? Подлинно было бы выше всякого безумия ожидать успеха в столь великом деле, без содействия благодати Божией. И как они могли бы совершить это, если бы были безумными и исступленными? Если же они были в здравом уме, а это показали самые дела их, то как могли бы они, двенадцать человек, препоясаться и выступить на такую брань, на земле и на море, восстать против обычаев всей вселенной, укоренившихся в течение столь долгого времени, и восстать так мужественно, если бы они не имели верных залогов с неба и не получили помощи свыше? И, что еще важнее, как они надеялись убедить слушателей, призывая их к небу и горним обителям? Если бы они были образованы и воспитаны в славе, богатстве п почестях, то хотя и тогда они едва бы решились на столь великое дело, но по крайней мере могли бы иметь более надежды; а здесь – одни из рыбарей, другие – из кожевников, иные – из мытарей. Такие занятия всего менее могли располагать к любомудрию и способствовать высоким помыслам, особенно если не было подобного примера. И не только у них не было примеров успеха в подобных предприятиях; напротив были примеры неуспеха, и притом самые недавние. Многие, покушавшиеся на нововведения, – говорю не об язычниках, у которых этого не было, а о самих иудеях, в то же самое время, – погибли, приступнв к делу не с двенадцатью человеками, но с великим множеством. Так Февда и Иуда, собрав множество сообщников, погибли вместе с учениками своими (Деян.5:36-37). Страх от подобных примеров достаточно мог бы вразумить их, если бы они не были уверены, что одержать победу возможно не иначе, как силой божественной. И при надежде на успех, как они решились бы на такие опасности, если бы не имели в виду будущего? Положим, что они имели надежду на успех; но какой они могли ожидать пользы от того, что обращали всех к не Воскресшему, как вы говорите? 4. Если теперь люди, верующие учению о царствии небесном и неисчислимых благах, едва решаются на опасности, то как апостолы решились подвергаться им напрасно, или, лучше, ко вреду своему? Если бы не было того, что было, если бы Христос не восшел на небо, то, решившись выдумать это и преподавать другим, они оскорбили бы Бога и должны были бы ожидать себе грозных наказаний свыше. С другой стороны, хотя бы при жизни Христа они имели такую решимость, все же оставили бы ее по смерти Его, так как, если бы Он не воскрес, то они почли бы Его обманщиком и обольстителем. Разве не знаете, что при жизни полководца и царя даже слабые войска держатся, а по смерти даже и сильные расстраиваются? Какими же, скажи мне, соображениями побуждались они, когда решались начать проповедь и идти во всю вселенную? И какие препятствия не встретили бы их? Если бы они были исступленные, – не перестану повторять это, – то решительно ничего не сделали бы, потому что исступленных никто не слушает; а если они совершили свое дело так, как совершили, то и конец показывает, что они были мудрее всех. Если же они были мудрее всех, то очевидно, что они пошли на проповедь не просто. Если бы они не видели Христа воскресшим, то что могло бы вывести их на такую брань? Что напротив не отклонило бы их от нее? Он говорил им, что чрез три дня воскреснет, обещал царствие небесное, предрекал, что они, получив Святого Духа, победят вселенную, и многое возвещал другое, превышающее все законы природы. После этого, если бы ничего такого не исполнилось, то они, хотя бы и верили Ему при жизни, по смерти Его перестали бы верить, если бы не видели Его воскресшим. Они сказали бы: Он говорил, что чрез три дня воскреснет, и не воскрес; обещал послать Духа, и не послал: как же мы можем верить Ему в дальнейшем, если оказалось ложным ближайшее? Почему же они стали бы проповедовать, что Христос воскрес, если бы Он не воскрес? Потому, скажешь, что любили Его. Но тогда они конечно возненавидели бы Его, как обольстителя и предателя, который, воспламенив их бесчисленными надеждами, отлучив от домов, и от родных, и от всего, вооружив против них весь народ иудейский, потом оставил их. Если бы это происходило только от слабости, то они могли бы простить Ему; но тогда они почли бы это великим злоумышлением. Ему надлежало бы говорить истину и не обещать неба, если бы Он был человек смертный, как вы говорите. Тогда и они конечно стали бы делать противное, стали бы открывать обман и называть Его обольстителем и злоумышленником: таким образом они и избавились бы опасностей, и окончили бы брань. Если иудеи дали деньги воинам для того, чтобы они сказали, что тело Его украдено (Мф.28:12-13), то чего не получили бы ученики, если бы пришли и сказали: мы украли Его, Он не воскрес? Тогда, вероятно, наградили бы их и почестями и венцами. Почему же они предпочли всему этому поношения и бедствия, если не было божественной силы, действовавшей в них могущественнее всего этого? Если ты еще не убеждаешься, то обрати внимание на следующее: если бы не было (воскресения Христова), то апостолы, хотя бы были весьма готовы, не стали бы проповедовать о Нем, но оказали бы к Нему отвращение. Вы знаете, что мы не хотим даже слышать об именах тех, которые жестоко обманули нас. Почему же они проповедовали имя Его? Разве они надеялись победить этим именем? Напротив, им надлежало бы ожидать, что и в случае победы они погибнут, потому что возвещали имя обольстителя. А если бы они захотели утаить прошедшее, то не следовало бы и проповедовать, потому что усилия их еще более возбуждали бы только брань и смех. И как они могли бы выдумать все это? Напротив они забывали бы и то, что слышали. Если тогда, когда им нечего было страшиться, они многое забывали, а иного не разумели, как замечает евангелист (Ин.12:16), то, при угрожающей опасности, не вышло ли бы все из их памяти? И что говорить о словах? Самая любовь их к Учителю несколько охладевала от страха будущих опасностей, за что Он и укорял их. Прежде они, следуя за Ним, часто спрашивали: "куда идешь?" (Ин.13:36), а потом, когда Он в продолжительной беседе представил им бедствия, каким они подвергнутся во время Его крестного страдания, то они, пораженные страхом, пребыли безмолвными, о чем, послушай, как Он сам говорит: "никто из вас не спрашивает Меня: куда идешь? Но от того, что Я сказал вам это, печалью исполнилось сердце ваше" (Ин.16:5-6). Если же они так скорбели, когда еще ожидали Его смерти и воскресения, то, не увидев Его воскресшим, не пали ли бы духом совершенно, не пожелали бы сами быть погребенными в земле, как от скорби при виде обмана, так и от страха будущего? 5. Откуда у них и это высокое учение? Им сказал (Христос), что высочайшее учение они услышат после: "еще многое", говорил Он, "имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить" (Ин.16:12). Следовательно, высшее сообщено было им после. Один из учеников Его, услышав об опасности, не хотел даже идти с Ним в Иудею, но сказал: "пойдем и мы умрем с Ним" (Ин.11:16): с такой скорбью ожидал Его смерти! Если же он, ожидая смерти, в присутствии самого (Иисуса Христа) терял бодрость, то без Него и без прочих учеников каким опасностям не подвергались его надежды? И много есть доказательств их малодушия. Притом о чем им было говорить, вышедши на проповедь? Страдание (Христово) было известно вселенной, так как Он был распят на высоком древе, в полдень, в столичном городе, и в величайший праздник, на котором особенно должны были присутствовать все (иудеи); а о воскресении Его не знал никто из посторонних, и это было для них немалым препятствием к убеждению. О погребении Его была всеобщая молва, и воины со всеми иудеями говорили, что ученики украли тело Его; а о том, что Он воскрес, никто из посторонних не знал. Каким же образом они надеялись убедить вселенную? Если стражи при виде чудес согласились свидетельствовать противное, то как они без чудес решились проповедовать, и, не обладая и малым количеством денег, надеялись убедить всех на земле и на море в истине воскресения? Если бы они делали это из честолюбия, то каждый из них приписывал бы свое учение скорее самому себе, а не Умершему. Но (скажешь) им люди не поверили бы? Напротив, кому они скорее могли верить, Тому ли, Кто был взят и распят на кресте, или тем, которые избегли иудейских рук? Почему, скажи мне, решившись на такое дело, они не тотчас оставили Иудею и ушли в другие города, но оставались там? И каким образом они успели убедить, если не совершали знамений? Если они совершали знамения, – а они действительно совершали, – то это было действие силы Божией; если же не совершали и однако победили, то сделанное ими еще более удивительно.

Послушай, что говорит о них Илия, который был изгнан ими далеко из страны их, после страшного голода и чудного дождя, после огня, низведенного им с неба, и после славного всесожжения: "разрушили Твои жертвенники и пророков Твоих убили мечом; остался я один, но и моей души ищут" (3Цар.19:10). Между тем (пророки) не вводили никаких перемен в законе. Как же, скажи мне, могли слушать апостолов, которые были уничиженнее всех их (пророков) и преподавали то же новое учение, за которое Учитель их был распят? Притом не столько могло казаться странным, когда говорил это Христос, сколько когда они. О Нем могли думать, что Он делал это для Своей славы, а их могли ненавидеть тем более, что они подвизались за другого. Но не содействовали ли им римские законы? Напротив, с этой стороны было еще более препятствий, – ведь сказано было: "всякий, делающий себя царем, противник кесарю" (Ин.19:12). Одно то могло служить для них препятствием, что они были учениками считавшегося за тирана и действовали в Его пользу.

Не могло ли все это приходить на мысль ученикам Его? Люди робкие могут воображать даже более того, что есть на самом деле; а таковы и были апостолы. На чем же они основали надежду успеха? Скорее они не имели бы надежды при тех бесчисленных препятствиях, которые встречались им, если бы не воскрес Христос. 6.

Хотя бы ты был ремесленник, не считай такого занятия чуждым для себя. Ведь и Павел был делателем палаток, однако исполнился великой благодати и ею возвещал все. Но прежде благодати он был при ногах Гамалиила; и самую благодать получил потому, что явил душу достойную благодати, и после того опять занимался своим ремеслом. Итак, не стыдись никто занимающийся ремеслом; но пусть устыдятся те, которые напрасно едят хлеб и живут в праздности, которые имеют множество служителей и требуют беспрестанных услуг. Принимать пищу всегда после труда – это род любомудрия: души таких людей бывают чище, мысли – основательнее. Человек праздный и говорнт много пустого, и делает много пустого, и целый день не занимается ничем, предаваясь неге: а тот, кто занят работой, не скоро допустит что-нибудь излишнее ни в делах, ни в словах, ни в помышлениях; душа его совершенно предана трудолюбивой жизни. Не будем же презирать тех, которые питаются от трудов рук своих, но будем еще более ублажать их за это. Какой, скажи мне, достоин ты благодати, если, получив наследство от отца, живешь, ничего не делая, и расточаешь его по-пустому? Разве ты не знаешь, что мы не все отдадим одинаковый отчет, но получившие здесь больше благ отдадут отчет труднейший, а удрученные трудами, бедностью, или чем-нибудь другим подобным – легчайший? Это видно и из притчи о Лазаре и богаче. Ты, не употребивший свободного времени ни на что дельное, справедливо будешь осужден; а бедный, при трудах своих употребивший остающееся время на дела достодолжные, получит великие венцы. Укажешь ли на свое военное звание и приведешь его в оправдание своей беспечности? Но и это извинение неосновательно. Корнилий был сотником, однакож воинская перевязь нисколько не препятствовала его благочестию. Ты, когда занимаешься с шутами и танцовщицами, проводишь все время на зрелищах, не ссылаешься ни на необходимые дела по военной службе, ни на страх пред начальниками; а когда мы приглашаем в церковь, тогда – бесчисленные препятствия.

Таким образом, умилостивив Бога за прежние грехи свои и присоединив добрые дела в будущем, мы сможем получить царствие небесное, благодатью и человеколюбием (Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь). [1]Гр. "μη οντα"=букв."несуществующее" – и.И.

6. БЕСЕДА ШЕСТАЯ

Для проповеди не нужна мирская мудрость. – Вера и знамения. – Почему ныне не все веруют. "И когда я приходил к вам, братия, приходил возвещать вам свидетельство Божие не в превосходстве слова или мудрости, ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого" (1Кор.2:1-2). 1. Ничто не может сравниться в деятельности с душею Павла, или лучше, не с его душею, – так как он не сам достиг этого, – но с благодатью, которая действовала в нем и побеждала все. И сказанного прежде достаточно было для низложения гордости превозносившихся своею мудростью; достаточно было даже и части сказанного. Но чтобы победа была славнее, он продолжает свою речь, попирая уже поверженных противников. Смотри: привел пророчество: погублю премудрость премудрых: показал премудрость Божию в том, что Бог кажущимся безумием низложил внешнюю мудрость; объяснил, что немудрое Божие премудрее человек; указал, что Бог не только научил чрез людей неученых, но и призвал также неученых; а теперь он доказывает, что и самый предмет проповеди и способ проповедания могли бы иных смутить, однако не смутили. Не только, говорит, ученики – люди простые, но и я проповедающий. "И я, братие", – опять называет их братиями, чтобы смягчить суровость речи, – "приходил возвещать вам свидетельство Божие не в превосходстве слова". Но, скажи мне, если бы ты захотел придти с высоким словом, мог ли бы? Я, говорит, если бы и хотел, не мог бы: а Христос, если бы восхотел, мог бы (послать); но Он не восхотел, чтобы победа сделалась славнее. Потому и выше, доказывая, что делом Христа и Его волею было, чтобы слово проповедовалось с такой простотой, он говорил: "ибо Христос послал меня не крестить, а благовествовать, не в премудрости слова" (1Кор.1:17). А воля Христа много важнее, несравненно важнее воли Павла. Таким образом, говорит, не высоким словом и не помощью красноречия я возвещаю свидетельство Божие. Не сказал: проповедь, но: свидетельство Божие, что также могло не нравиться, так как он везде проповедовал о смерти; потому и присовокупил: "ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого". Говорит это потому, что он был совершенно чужд внешней мудрости, как и выше сказал: "приходил не в превосходстве слова". Нет сомнения, что ему можно было иметь и это; тот, чьи одежды воскрешали мертвых и тень исцеляла болезни, тем более мог душой своей усвоить красноречие. Последнее свойственно и ученикам, а первое выше всякого искусства. Следовательно, кто знал то, что выше искусства, тот тем более мог знать низшее. Но Христос не попустил этого, потому что это не было полезно. Потому Павел справедливо говорит: "ибо я рассудил быть незнающим ничего", так как и я желаю того же, чего Христос. Мне кажется, что апостол беседует с нимн (коринфянами) гораздо проще, нежели с другими, для того, чтобы низложить гордость их. Итак слова: "ибо я рассудил быть незнающим ничего" сказаны в противоположность внешней мудрости. Я пришел к вам, говорит он, не сплетать силлогизмы и софизмы, или говорить что-либо подобное, но только возвестить, что Христос распят. Те (мудрецы) говорят много и ведут длинные речи о бесчисленных предметах, составляя суждения и умозаключения и сплетая тысячи софизмов: а я пришел к вам говорить не о чем другом, как только о том, что Христос распят, и всех их превзошел, что и служит неизреченным знамением силы Проповедуемого. "И был я у вас в немощи и в страхе и в великом трепете" (1Кор.2:3). Вот еще другое важное обстоятельство. Не только верующие – люди простые, не только проповедующий – человек простой, не только способ учения исполнен простоты, не только самый предмет проповеди может смущать, так как предмет этот – крест и смерть; но вместе с тем были и друтие препятствия, именно опасности и козни, ежедневный страх и гонения. Немощью он часто называет гонения, как например "и немощи плоти моей вы не презрели" (Гал.4:13-14); и еще: "если должно мне хвалиться, то буду хвалиться немощью моею" (2Кор.11:30). О какой немощи? Языческий "правитель царя Ареты стерег город Дамаск, чтобы схватить меня" (ст.32). И еще: "посему я благодушествую в немощах", а в каких, объясняет далее: "в обидах, в нуждах, в притеснениях" (2Кор.12:10). То же говорит и теперь; сказав: "И был я у вас в немощи", он не останавливается на этом, но, чтобы показать. что под немощью он разумеет опасности, присовокупляет: "и в страхе и в великом трепете". Что это? Неужели и Павел боялся опасностей? Да, боялся и сильно боялся. Ведь он был хотя и Павел, а все же человек. И это не вина Павла, но слабость (человеческой) природы, а вместе и похвала его воле, если он, даже боясь смерти и ран, под влиянием страха не делал ничего недостойного. Потому те, которые говорят, что он не боялся ран, не только не делают ему чести, но и много унижают его достоинство. Если бы он не боялся, то какая твердость, или какое любомудрие было бы в перенесении бедствий? А я потому и удивляюсь ему, что он, хотя боялся, и не просто боялся, а трепетал бедствий, однако всегда подвизался со славой и ни при какой опасности не ослабевал, очищая вселенную и везде, на земле и на море, посеевая семена проповеди. "И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости" (ст.4), т.е. чуждо внешней мудрости. Если же проповедь не имела в себе ничего софистического, и призываемые были люди простые, и проповедующий таков же, и кроме того были гонение, страх и трепет, то, скажи мне, каким образом одержана победа? Божественной силой. Потому, сказав: "слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости", присовокупляет: "но в явлении Духа и силы". 2. Видишь ли, как "немудрое Божие премудрее и немощное Божие сильнее человеков" (1Кор.1:25)? Простые проповедники, будучи стесняемы и гонимы, победили гонителей. Почему? Не потому ли, что они внушали веру Духом? Это и значит явление (Духа). Кто, скажи мне, не уверует, видя воскресение мертвых и изгнание бесов? Но так как есть ложные силы, каковы волшебные, то апостол устраняет и эту мысль; не просто говорит: силы, но наперед – Духа, а потом – силы; этим выражает, что все сделанное совершено Духом. Таким образом для проповеди служит не унижением то, что она возвещается без помощи мудрости, но напротив величайшим украшением. Это особенно и доказывает, что она божественна и имеет высшее небесное происхождение. Потому он и присовокупляет: "чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией" (ст.5). Видишь ли, как ясно он представляет великую пользу простоты и великий вред мудрости? Последняя унижала крест, а первая возвещала силу Божию; последняя производила то, что люди не познавали должного и хвалились самими собой, а первая располагала принять истину и хвалиться Богом; мудрость внушала многим считать учение (апостольское) человеческим, а простота ясно выражала, что оно божественно и низошло с неба. Когда доказательство составляется из мудрых слов, тогда часто и недостойные, будучи сильнее в слове, одерживают верх над достойнейшими, и ложь заступает место истины. Здесь же не так: Святый Дух не входит в нечистую душу, а вошедши не может быть побежден, хотя бы против него восстала вся сила красноречия, так как доказательство посредством дел и знамений гораздо яснее доказательства посредством слов. Но, может быть, кто скажет: если проповедь должна побеждать и не имеет нужды в силе слова, да не упразднится крест, то почему ныне прекратились знамения? Почему? Ты не веришь и думаешь, что их не было и при апостолах, или в самом деле хочешь знать, когда говоришь это? Если не веришь, то я остановлюсь прежде на этом. Если тогда не было знамений, то каким образом апостолы, будучи гонимы, притесняемы, подвергаясь страху и узам, будучи общими всех врагами и ненавистными для всех, не имея в себе ничего привлекательного, ни красноречия, ни знатности, ни богатства, ни известностп по городу, по народу, по происхождению, или по искусству, и ничего другого подобного, но имея все противное тому, неученость, незнатность, бедность, простоту и уничижение, и притом восставая против целых народов и возвещая такие истины, – как они производили убеждение? Правила их были не легки, догматы опасны, а слушатели, которых надлежало убеждать, преданы были сластолюбию, пьянству и великому нечестию. Как же они убедили, скажи мне? Как приобрели доверие? Если они, как я и прежде говорил, убедили без знамений, то это есть еще большее знамение. Итак из того, что теперь нет знамений, не заключай, что их не было и тогда. Тогда полезно было им быть, а теперь полезно не быть. Впрочем из того, что теперь убеждение производится одним словом, не следует, будто теперь проповедь зависит от мудрости. Как первоначальные сеятели слова были простые и неученые и ничего не говорили от себя, но что приняли от Бога, то и преподали вселенной, так и мы теперь предлагаем не свое, но что приняли от них, то и возвещаем всем. И теперь мы убеждаем не умозаключениями, но свидетельствами божественных Писаний, и тогдашними знамениями внушаем верить возвещаемому. Впрочем и апостолы убеждали тогда не одними знамениями, но и беседами; только слова их получали более силы от знамений и свидетельств ветхозаветного Писания, а не от искусства красноречия. Как же, скажешь, знамения тогда были полезны, а теперь стали бесполезны? Предположим, – я обращаюсь к язычнику и потому называю предположением то, что несомненно будет, – предположим и пусть неверный хотя на несколько времени допустит, например, что Христос придет. Итак, когда придет Христос и все ангелы с Ним; когда Он явится, как Бог, и все покорится Ему, – тогда не уверует ли в Него и язычник? Конечно, он и поклонится Ему и назовет Его Богом, хотя бы он был человек крайне упорный. 3. Кто, видя небеса отверстые, Христа грядущего на облаках, и все воинство горних сил вокруг Него, текущие реки огненные и всех предстоящих Ему с трепетом, не поклонится Ему и не признает Его Богом? Но, скажи мне, заменит ли это поклонение и признание для язычника веру? Нет. Почему? Потому, что это – не вера; это – следствие необходимости величественного зрелища; не собственное решение, но величие созерцаемого увлекает в этом случае душу. Следовательно, чем яснее и разительнее знамения, тем менее бывает вера, потому знамения теперь и не совершаются. Чтобы убедиться в истине этого, послушай, что говорит Христос Фоме: "блаженны невидевшие и уверовавшие" (Ин.20:29). Следовательно, чем очевиднее знамение, тем менее достоинство веры. То же самое было бы, если бы и теперь совершались знамения. Что тогда (по пришествии Христовом) мы уже не будем познавать Его верою, это объяснил Павел в словах: "ибо мы ходим верою, а не видением" (2Кор.5:7). Как тогда вера не вменится тебе по причине очевидности предмета, так и теперь она не вменялась бы, если бы совершались такие же знамения, какие были прежде. Ведь вера бывает тогда, когда принимаем то, чего никаким образом, никакими рассуждениями невозможно постигнуть. Так, Бог угрожает геенной, но она невидима; если бы она была видима, то опять было бы то же. Впрочем, если ты хочешь знамений, то можешь и теперь видеть их, хотя и не такого рода, именно исполнение бесчисленных пророчеств о множестве событий, обращение вселенной, любомудрие язычников, изменение грубых нравов, преуспеяние благочестия. Что это, скажешь, за пророчества? Ведь все эти предсказания написаны уже после событий? Когда же, скажи мне, где, кем и за сколько лет? За пятьдесят, или за сто? Значит, за сто лет совершенно не было ничего написано.

С другой стороны эти предсказания таковы, что даже до настоящего времени ничто не могло изменить предсказанного. Так, разрушение Иерусалима совершилось за много лет. Есть и другие предсказания, которые со времени произнесения их будут иметь силу до Его пришествия, как можешь видеть, если хочешь, из следующего, например: "Я с вами во все дни до скончания века" (Мф.28:20); "на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее" (16:18); "проповедано будет сие Евангелие всем народам" (24:14); "где ни будет проповедано Евангелие сие, сказано будет и о том, что она сделала" (26:13), и другие весьма многие. Отчего эти предсказания оказываются истинными, если они были вымышлены? Отчего не одолели Церкви врата адовы? Отчего Христос всегда пребывает с нами? Ведь, если бы Он не был с нами, то Церковь не одержала бы победы. Отчего евангелие распространилось по всей вселенной? Древность книг наших могут засвидетельствовать даже те, которые говорили против нас, как-то: последователн Цельса и бывшего после него Ватанеота (Порфирия), – они конечно опровергали не то, что было написано после них, – а также и вся вселенная, которая единогласно приняла это учение. Если бы не благодать Духа, то не было бы такого единодушного принятия его от концов до концов земли, но виновники вымыслов были бы скоро обличены, и не совершились бы столь великие дела при помощи вымыслов и лжи. А теперь не видишь ли, как вся вселенная обратилась, заблуждение истреблено, любомудрие иноков сияет светлее солнца? Не видишь ли сонмов девственниц, благочестия между варварами и всех, смиряющихся под одним игом (Христовым)? Это не в наших только книгах предсказано, но еще издревле пророками; а их предсказаний ты конечно не можешь отвергать, потому что их книги есть и у врагов и, по усердию некоторых язычников, переведены на греческий язык. Они содержат в себе много пророчеств и указаний на то, что имеющий придти есть Бог. 4. Почему же ныне не все веруют? Потому, что дела наши не хороши, и причиною этому мы сами; обращаю слово к нам самим. И тогда обращались к вере не одними только знамениями, но многие из обращающихся привлекаемы были и жизнью (верующих). "Так", говорится, "да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного" (Мф.5:16). Тогда у всех "было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее, и каждому давалось, в чем кто имел нужду" (Деян.4:32,35), и жили они жизнью ангельской. Если бы то же было и теперь, то мы обратили бы всю вселенную и без знамений. Потому желающие спастись пусть внимают Писаниям; здесь они найдут и такие и еще высшие добродетели. И сами учители изобиловали ими, проводя жизнь в голоде, жажде и наготе. Мы хотим жить в роскоши, в неге и удовольствиях; они же не так жили, но говорили: "даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и побои, и скитаемся" (1Кор.4:11). Один из них путешествовал от Иерусалима до Иллирии, другой в страну индийцев, третий в страну мавров, иной в другие части вселенной; а мы не решаемся даже выйти из отечества, ищем роскоши, великолепных жилищ и всякого другого богатства. Кто из нас когда-нибудь терпел голод за слово Божие? Кто был в пустыне? Кто предпринимал далекое путешествие? Кто из учителей, живя трудами рук своих, помогал еще другим? Кто подвергался ежедневной смерти? Потому нерадивы и окружающие нас. Воины и военачальники, когда переносят голод, жажду, смерть и все бедствия, тогда побеждают и холод, и опасности, и все, как львы, и совершают дела доблестные; а потом, если, оставив такое любомудрие, предавшись неге, пристрастившись к земным благам и занявпшсь куплей и продажей, будут побеждаемы врагами, то было бы совершенно безумно искать причину этой перемены. Так и мы должны рассуждать о нас самих и бывших прежде нас: мы сделались изнеженнее всех, прилепившись к настоящей жизни. Если и найдется человек, имеющий в себе хотя несколько древнего любомудрия, то он, оставляя город и торжища, не желая обращаться с людьми и исправлять других, удаляется в горы; и если кто спросит его о причине удаления, то он дает ответ неуважительный: я, говорит, удаляюсь для того, чтобы не погубить себя и не сделаться неспособным к добродетели.