St. John Chrysostom, Collected Works. Volume Twelve. Book Two.

Итак, если ты воочию хочешь доказать нам, что ты не находишь удовольствия говорить срамные речи, то не дозволяй себе и слушать их. Теперь же будешь ли ты когда-нибудь в состоянии понести труды ради целомудрия, когда постепенно расслабляешься смехом и этими срамными речами? Ведь даже и чистая от всего этого душа едва только может быть святой и целомудренной. И пусть не говорят мне: я не могу спастись, если не откажусь от жены, если не откажусь от детей, если не откажусь от дел. Разве брак служит препятствием? Жена дана тебе в помощницы. Разве он (брак) враг? Не зазорен брак, а блуд - зло. Я своей собственной погибелью ручаюсь тебе в твоем спасении. Если жена твоя порочна, не представляй этого в свое извинение. И у Иова жена была нечестива и порочна и побуждала его на богохульство. Что же? Поколебала ли она твердыню? Сокрушила ли адамант? Осилила ли скалу? Нисколько; напротив, она нанесла удар, а твердыня стала еще крепче; плод был сорван, а дерево не поколебалось; листья опали, а корень остался недвижим. Как кормчий, произведший крушение в самой пристани, не заслуживает никакого снисхождения, так и человек, огражденный браком, если он разрушает чужие браки или смотрит с вожделением на какую бы то ни было женщину, не заслуживает ни пред людьми, ни пред Богом никакого извинения, сколько бы он ни ссылался на требование природы. В самом деле, какое может быть удовольствие от такого плотского пожелания, когда человек чувствует страх, тревогу и опасение, боится суда и ответа, представляет себе гнев судии и меч палача, яму и темницу? Ведь такой человек пугается даже теней, опасается самых стен и камней, как будто имеющих голос, всего трепещет и боится, и терзает душу ожиданием всяких ужасов. Таким образом, не помеха брак для целомудрия, а скорее ограждение для него. Девство, ведь, столь великое дело, и требует такого труда, что Христос, сойдя с неба для того, чтобы сделать людей ангелами и здесь насадить вышний образ жизни, не решился даже и при такой цели предписать его и возвести на степень закона; и несмотря на то, что дал закон умирать за Него, - а что могло бы быть тяжелее этого? - постоянно распинать себя и благотворить врагам, девства тем не менее не узаконил, но предоставил на произволение слушателей, сказав: "кто может вместить, да вместит" (Мф. 19:12). Велико, действительно, бремя этого дела, и весьма обрывисто место этой добродетели. И это доказывают те, которые процветали многими добродетелями в ветхом завете.

Равным образом и патриарх, приносивший в жертву сына, был в состоянии преодолеть властнейшее чувство природы, мог убить сына, и при том сына - Исаака, в самом цветущем возрасте, в самую лучшую пору юности, единородного, возлюбленного, данного ему вопреки всякой надежде, и его-то был в силах возвести на гору, извлек нож и вонзил его в гортань сына, - он именно (в намерении) и вонзил нож, и обагрил кровью, - и все же, оказавшись в состоянии довести до конца столь великий и славный подвиг, выступив из границ самой природы, он не отважился приступить к подвигам девства, но убоялся и сам этих состязаний, и предпочел покой, какой дает брак.

Нигде безбрачия не узаконил Бог, Которому подобает слава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь. [1] Т. е. заповеди не вкушать от древа познания добра и зла.

5. Слово 5 о счастье и несчастье.

О счастье и несчастье Многие люди думают, что когда они богатеют, когда пользуются славой, когда у них все идет успешно, когда они побеждают врагов, тогда помнит о них Бог; поэтому они не знают и того, когда Бог позабывает о них. Не зная признака памятования Божия, они не знают и признака забвения. Памятование Божие о нас происходит ни от чего другого, как от усердного упражнения в добродетели; равно и забвение ни от чего другого, как от пребывания во грехах. Поэтому и ты, человек, когда находишься в несчастье, не говори: забыл меня Бог; напротив, - когда ты находишься во грехах, и тогда особенно, когда все идет у тебя успешно. Трезвая и бодрствующая душа показывает свое благородство не только тогда, когда дела идут успешно, но и в случае злоключений воздает одинаковую благодарность Богу, нисколько не ослабевая вследствие перемены обстоятельств. Как многоводный поток, принимая приток, образует пузыри, из которых одни лопаются тотчас же, а другие, хотя и значительно вздуваются, также впоследствии лопаются, так точно и море настоящей жизни: одних поглощает, едва лишь они явятся, а других, у кого хватает сил на более продолжительное время, - и их потопляет. И что ты смущаешься, говорит, если один исторгнут, а другой введен в мир? Христа распинали, а разбойника Варавву просили освободить; убийца был предпочтен Спасителю. Когда случается перемена к худшему, тогда снимаются маски льстецов; тогда изобличается толпа лицемеров и их притворство; все уста открываются, говоря: презренный, мерзкий, подлый, не ты ли вчера льстил ему, не ты ли лобызал его руки? То была личина; пришло время, и я сбросил личину и открыл свои мысли. Многие сострадают друзьям, когда они терпят несчастия; но радоваться с ними, когда они пользуются славой, не могут. Действительно, радоваться с радующимися не только не малая добродетель, но даже и гораздо большая, чем плакать с плачущими (Рим. 12:15) и защищать в опасностях. Многие разделяли опасности вместе с терпевшими опасности, но находившимся в счастье не сорадовались, а, напротив, даже огорчались; и, таким образом, выдержав более тяжкое, оказывались бессильными на более легкое. Подлинно, ничто не делает людей так неразумными и преступными, как привязанность к славе, и ничто не делает так досточтимыми и твердыми, как презрение к ней. Потому-то и нужна весьма мужественная душа тому, кто хочет устоять против столь сильного порыва и напора ветра. Когда человек, привязанный к славе, благоденствует, он считает себя выше всех других; когда же терпит противное, готов зарыть себя в землю, будучи поглощаем печалью. Три отрока были ввергнуты в печь и, несмотря на это, не забыли благочестия. Потому-то огонь сделался для них стеной, пламень - одеждой, печь - источником; приняв их связанными, она возвратила их разрешенными; приняла тела смертные и не коснулась их, как бессмертных; не познала природы, но почтила благочестие. Мучитель связал ноги, а ноги связали силу огня. О, дивное чудо! Узников разрешил пламень и сам затем был связан узниками. Благочестие отроков изменило природу вещей, а лучше сказать - не природу изменило, но, - что еще удивительнее, - не изменяя природы, остановило ее действие: оно не угасило огня, а заставило его, и горя, не оказывать своей силы. И, что дивно и чудно, - это случилось не только с телами святых, но и е одеждами их. Как у апостолов одежды Павла прогоняли болезни и демонов, и тень Петра обращала в бегство смерть, так и здесь обувь этих отроков угасила силу огня. Не знаю, как и сказать, потому что чудо превосходит всякое слово. Огонь и угасал, и не угасал. Когда прикасался к телам святых отроков, он угасал; а когда надобно было расторгнуть узы, не угасал; узы расторг, а пят не коснулся. Видишь, какая близость, и не ошибся огонь, и не дерзнул пройти дальше уз? Для чего же мучитель связал их, намереваясь ввергнуть в огонь? Чтобы чудо было величественнее, чтобы знамение было удивительнее, чтобы ты не принял видимого за обман глаз. Если бы этот огонь не был огнем, то он не истребил бы уз, не попалил бы (воинов), сидевших вне печи. Теперь же на бывших в печи он показал свою силу, а на бывших внутри обнаружил покорность. И когда мучитель увидел, что отроки не потерпели никакого вреда, послушай, как он переменился. "Рабы Бога Всевышнего!" - говорит, - "выйдите и подойдите!" (Дан. 3:26). Незадолго пред тем он говорил: "и тогда какой Бог избавит вас от руки моей?" (ст. 15)? Что же случилось? Откуда такая перемена? Ты увидел, как погибли бывшие вне печи, и зовешь находящихся внутри? Откуда напало на тебя такое любомудрие? Видишь, какая перемена произошла с царем? Для того и попустил Бог быть всему, чего хотел мучитель, чтобы показать, что тем, кого Он охраняет, никто не может повредить. То же самое сделал Он и с Иовом. Он попустил диаволу выказать всю свою силу, и когда он истощил все стрелы, и уже не оставалось никакого рода козней, тогда-то и вывел подвижника с поприща, чтобы победа была славна и несомненна. И блаженный Павел, просветивший всю вселенную, некогда, во время призвания, был ослеплен; но его ослепление стало просвещением для вселенной.

А что сказать о Петре? Говорится, Иисус "войдя в одну лодку, которая была Симонова", "просил его отплыть несколько от берега" (Лк. 5:3). Видишь, как входит в корабль не имеющий нужды в корабле, чтобы уловить господина корабля? В самом деле, почему Господь просит Симона? Почему Симон, протрудившись всю ночь и ничего не поймав, оставался без дела? Он весьма досадовал, пустыми руками вымывая сети и присоединяя труд к труду; и так как ничего не мог прибрести, был печален. Поэтому Господь, посмотрев на его опечаленное лицо, говорит ему: ссуди мне, рыбарь, на краткое время челнок твой, чтобы с него поучить Мне народ, который, как ты видишь, следует за Мной. Симон же, еще погруженный в печаль от неудачи, говорит Господу: откуда явился ты, человек? Что ты беспокоишь меня? Поищи другой челнок, если хочешь оставаться на озере. Видишь, что я печален, так как у меня недостает хлеба, а ты обещаешь дать взамен слово Божие? Я не вижу, где бы занять денег, чтобы накормить свою тещу и жену, а предоставлю тебе челнок, чтобы напрасно трудиться и день, как трудился ночь? Если представишь плату за перевоз, входи в мой челн; если же не внесешь, то уходи, прошу тебя, потому что меня питает дар, а не слово. Не ропщи, Симон, отвечает ему Господь; поистине, ты говоришь как корабельщик; не считай Моего присутствия лишением для тебя; оно доставит скорее обилие, чем оскудение. Услышав это и несколько просветлев лицом от надежды получить награду, Симон принимает Господа в корабль. Иисус же, говорится, "сев, учил народ из лодки" (Лк. 5:3). Симон же, слушая учение, начал роптать, говоря себе: от этого ли ожидать мне получить награду? И в ночь я потерпел неудачу; и кто же встретился мне сегодня? Этот, который говорит о нестяжательности, учит, чтобы никто ничего не имел; может быть, Он хочет, чтобы я продал и мой челн, чтобы раздать все бедным. И я жду от Него получить награду? Затем, подойдя к Господу, говорит: слова твои прекрасны, и речь твоя приятна, и учение твое достойно почтения; однако исполни наш договор. И Господь говорит Симону: ты хочешь получить от Меня плату? Отплыви на глубину, и закиньте сети ваши для лова. А Симон Господу: ужели опять мне ловить, закидывать сети и предпринимать труд? О, если бы и ночь не осязал я пустыми руками! Разве ты опытнее меня в искусстве плавания? Или чем-нибудь владеешь в сокровенной глубине? Можешь быть учителем; но разве ты и рыболов? Уйди от меня. Вижу, что ты ничего не можешь заплатить. Что я трачу время? Не заявил ли я об этом тебе с самого начала? Тогда Господь Симону: не смотри на Меня, Симон, как ничего неимущего; не на руки Мои или пазуху обращай взор; не в руках, а в устах Моих я ношу твою плату. Отплыви на глубину, и закиньте сети ваши для лова. Но тот отвечает: "Наставник! мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть. Сделав это, они поймали великое множество рыбы, и даже сеть у них прорывалась" (Лк. 5:5-6). О, дивное дело! Не оставляет Петра забота. Разрывались сети, а он смотрел на Христа, думал о рыбах и размышлял о чуде. Он не в силах был извлечь груза и позвал помощников. Находившиеся в другом корабле, где были Иаков и Иоанн, пришедши, начали собирать рыб, и чем больше собирали, тем больше последние умножались. Рыбы спешили друг пред другом исполнить Владычнее повеление: малые перегоняли больших, средние опережали более крупных, большие перескакивали чрез малых; они не ждали рук ловцов, а сами прыгали в лодку. Дно озера опорожнилось; ни одна рыба не хотела оставаться внизу, и, так как сети прорвались, одни сами прыгали в лодку, а другие оставались около сетей, стремясь быть уловленными и не желая оставаться вдали от них. Что же Симон? Под впечатлением двух обстоятельств - безуспешного ночного лова и успешного лова днем по слову Иисуса, он, видя это, припал к ногам Господа со словами: "выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный" (Лк. 5:8): я узнал наконец, кто Ты. Никогда не видел я такого лова рыб. Обычно, Владыка, рыбы заключаются внутри невода; а я вижу противоположное свершившееся чудо: извне рыбы одолевают невод. Удержи, наконец, божественное твое повеление, оставь озеру хотя бы двух рыб для развода. "Выйди от меня, Господи!"; не Тебя отвергаю, а себя самого признаю недостойным. "Выйди от меня… потому что я человек грешный". Что же Иисус?"Не бойся", Петр, "отныне будешь ловить человеков" (ст. 10). О, могущество Господа! О, благоразумие Петра! Лишь только услышал, как тотчас же повиновался. Ни рыб не продал, ни с женою не простился, а выведя челн на землю, оставил все и последовал за Христом. Так и Лазаря богач увидел на лоне Авраама, чтобы как первому причиняло тягчайшую пытку то, что он лежал у ворот богача и видел чужие блага, так и последнему теперь причиняло наказание, тягчайшее самого пребывания в геенне, то, что он видел блаженство Лазаря, - чтобы не только по свойству самых мучений, но и по сравнению с наградой Лазаря он терпел жесточайшее наказание. И как Адама, извергая из рая, Бог поселил против рая, чтобы постоянный вид последнего, обновляя чувство скорби, заставлял его сильнее чувствовать лишение райских благ, так и богача Он поместил против Лазаря, чтобы видеть, каких он лишился благ. Но почему богач обратился с просьбой не к Лазарю, а к Аврааму? Он стыдился и смущался, и по собственному опыту думал, что тот непременно помнит обиду. Если я, рассуждал он, пользуясь таким богатством, без всякой для меня обиды, презрел человека, находившегося в столь бедственном положении, и не уделял ему даже крох, то тем более он, столь презренный мною, не окажет мне снисхождения. Поэтому он обратился к Аврааму, который, как он думал, не знал происшедшего, не ведая, что патриарх говорил не от себя, а изрекал ему Божии законы, и просил перста того, кого он часто предоставлял языкам собак. Но посмотри на снисходительность праведника. Он не сказал: бесчеловечный, жестокий, нечестивый, столько зол попустил ты терпеть человеку, а теперь вспомнил о человеколюбии, о милосердии и снисхождении? И ты не стыдишься и не краснеешь? Ничего такого не сказал он, а что? "Чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей" (Лк.16:25). Не смущай, говорит, опять смиренную душу; достаточно для него наказания, не будем ругаться над его злоключениями. Что могу, говорит, то я даю тебе; но перейти отсюда туда, - это не в нашей власти. Послушаем, что говорит богач Аврааму. "Отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем" (ст.24). Итак, почему он умоляет не Лазаря, а патриарха? Вполне естественно, - на бедняка он не осмеливался и взглянуть. Вспоминая свою бесчеловечность и жестокосердие, которое он обнаружил в отношении к Лазарю, он предполагал, что тот, может быть, не удостоит его и ответом. Поэтому он и обращается с просьбой не к нему, а к патриарху. Но, несмотря и на это, он не достиг ничего.

Аминь.

6. Слово 6 об учении и наставлении.

Ведь и действие демонов есть тяжкий пожар. Берегись же, чтобы, идя далее и далее, демон не захватил и твоей души. И когда ты заметишь его присутствие, то с великим рвением притеки к Господу, чтобы демон, видя твою пламенную и бодрствующую душу, понял, что сердце твое уже недоступно для него. Если он увидит тебя сонливым и беспечным, то быстро войдет как в свободное пристанище; а если увидит, что ты напрягаешь все свои силы, бодрствуешь и держишься как бы за самое небо, то не посмеет уже и взглянуть на тебя. Итак, если уже ты презираешь братьев, то пощади хотя бы самого себя, и загради лукавому демону вход в душу твою. Подлинно, ничто так не преграждает ему путь к нам, как усердная молитва. А если ты хочешь знать, какое великое благо заключается в том, чтобы вместе с собственным своим спасением приобрести и другого, то послушай, что говорит пророк от лица Бога: изводящий "драгоценное из ничтожного, будешь как Мои уста" (Иер. 15:19), то есть, кто приводит, - говорит, - ближнего от заблуждения к истине, или от нечестия к добродетели, насколько это в силах человеческих, тот подражает Мне.

Тот, кто ревностно занимается научением ближнего, не столько оказывает благодеяние последнему, сколько себе самому предуготовляет большую награду и приобретает двойную пользу, именно: и от Бога получает большее воздаяние, и сам, когда принимается учить брата, начинает вспоминать и постоянно освежать в памяти свои слова. Если тот, кто, поставив портрет умершего сына, или друга, или родственника, чрез этот бездушный портрет представляет себе умершего и думает, что он присутствует, то тем более мы чрез божественные писания наслаждаемся присутствием святых, имея пред собою изображение не тел, а самых душ их, потому что слова их служат образами душ их. Подобно тому, как врачи не заставляют приносить больных, пригвожденных к постели, к себе домой, а сами приходят к ним для излечения болезней, так точно делай и ты по мере своих сил: приложи всякое старание и попечение, чтобы восстановить братьев твоих, немощствующих душой, помня то, что кратка настоящая жизнь. И если мы не сделаем таких приобретений, то не получим и там никакого спасения. Напротив, одна приобретенная душа часто может снять с нас бремя бесчисленных грехов и стать для нас искупительной жертвой в день последнего суда.

В самом деле, если там, где только трата денег, столько венцов, такая награда, такое воздаяние, то как же многочисленны будут блага за помощь, оказанную душе? Никто не может успеть в деле собственного спасения без спасения своего ближнего. Потому и Павел говорит: "никто не ищи своего, но каждый [пользы] другого" (1 Кор. 10:24), зная, что собственная выгода заключается в пользе ближнего.

И пусть никто не говорит мне: что у меня с ним общего? он мне чужой и неизвестен. Доколе он остается верным, участвует вместе с тобой в одних и тех же таинствах, ходит с тобой в одну и ту же церковь, - он родственнее тебе всех братьев и сродников. Подобно тому, как не только крадущие, но и те, которые в силах помешать им, но не делают этого, терпят одинаковое наказание, так точно не только нечестивые, но и те, которые могут, но не хотят отвлечь их от нечестия, подвергнутся одному и тому же наказанию. Пусть же каждый из вас приобретет опять одного из братьев, с усердием потрудится над ним, займется его делами, чтобы в следующее собрание нам придти с великим дерзновением, неся Богу дары, ценнейшие всех даров - души заблудившихся. И если придется подвергнуться оскорблениям или побоям, или потерпеть что бы то ни было другое, все сделаем, чтобы только опять приобрести их. Ведь и больные часто наносят побои и оскорбления, и однако мы терпим их и не обижаемся на оскорбительные слова, а желаем только одного - видеть здоровым того, кто так непристойно ведет себя.

Потому мы и бываем ненавистны со своими обличениями, что сами приходим в ярость, когда нас обличают. Если бы брат твой знал, что, обличив тебя, он заслужит от тебя похвалу, то и сам отплатил бы тебе за обличение такой же платой. Хочешь исправить брата? Пролей слезы, помолись Богу; сделай ему увещание наедине, дай совет, уговори, покажи любовь к согрешившему, убеди его, что ты напоминаешь ему о грехе не из желания поглумиться, а болезнуя и заботясь о нем; обойми ноги его, облобызай руки, не стыдись, если ты хочешь действительно излечить его. Так часто поступают и врачи, поцелуями и упрашиваниями убеждая капризных больных принять спасительное лекарство. Хотя бы надлежало тебе умереть за вразумление брата, не страшись: это будет для тебя подвигом мученичества. Так и Иоанн был мучеником, хотя его не заставляли ни приносить жертвы, ни поклоняться идолам: он сложил голову за святые законы, которые он видел попираемыми. Так и ты борись до смерти за истину, и Господь будет поборать за тебя. Достаточно одного человека, пылающего ревностно, чтобы исправить весь народ. И пусть мне никто не говорит: я не имею ничего общего с братом. Только с одним диаволом у нас нет ничего общего, а с людьми мы имеем много общего: все мы имеем одну и ту же природу, населяем одну и ту же землю, питаемся одной и той же пищей, имеем одного и того же Владыку, получили одни и те же законы. Не будем же говорить таких слов, а покажем приличествующую братьям заботливость. Не безрассудно ли, в самом деле, с нашей стороны, увидев драку на площади, подходить и примирять дерущихся; да что я говорю, драку? - если мы увидим упавшего осла, то все спешим протянуть руку и поднять его; а о погибающих братьях не радим? Как же это преступно! Итак, когда ты видишь, что брат твой гибнет, не переставай увещевать его; и хотя бы он поносил тебя, хотя бы оскорблял, хотя бы грозил стать врагом твоим или чем бы то ни было другим угрожал, все переноси мужественно, чтобы достигнуть его спасения. Если он станет врагом тебе, то Бог будет тебе другом и вознаградит тебя в день последнего суда великими благами. Великое добро - сострадать угнетенным бедностью; но нет другого такого, как освобождать от заблуждения, потому что нет ничего равноценного душе, даже и мир весь не стоит ее. Таким образом, хотя бы ты раздал бедным безмерное количество денег, ты не сделаешь ничего в такой мере великого, как обратив одну душу. Тот, кто это делает, становится подобен Павлу и Петру, не тем, что подвергается опасностям, как они, или терпит голод, болезни и прочие бедствия, - потому что теперь время мира, - а тем, что обнаруживает свою ревность и готовность служить другим. И что я говорю: Петру и Павлу? Он будет устами Христа, потому что изводящий, говорится, "драгоценное из ничтожного" будет "как Мои уста" (Иер. 15:19). Можно, значит, и сидя дома производить такую ловлю: если кто имеет друга, или сродника, или свойственника, пусть делает это, и будет подобен Петру и Павлу. Если сегодня не убедишь, может быть, убедишь завтра; и если никогда не убедишь, сам ты все равно получишь совершенную награду. Если не всех убедишь, можешь убедить некоторых. Так и апостолы, хотя и не всех убедили, получили награду за всех, так как ко всем обращались со словом проповеди. Итак, вследствие того, что ты не можешь научить многих, не пренебрегай и немногими, и пожеланием великого не устраняй себя от малого. Если не можешь обратить сотни, позаботься о десятке; если десяти не можешь, не пренебрегай и пятерыми; если и пяти не можешь, не презирай и одного. Бог определяет венцы, сообразуясь не с числом исправленных, а с намерением исправляющих. И это потому, что мы, учащие, невиновны в том, что не убеждаем слушателей, а отвечаем только за то, если не обращаемся с наставлением, потому что наше дело только увещевать, а повиноваться от них зависит. И как в том случае, когда мы не увещеваем, сколько бы ни исправились те (которых мы должны были учить), вся награда будет принадлежать им одним, а нам не будет никакой пользы, - так, наоборот, если мы увещеваем, а они не внимают, все наказание постигнет их одних, а на нас не будет никакой вины; напротив, будет даже великая награда от Бога, потому что мы исполнили все, что требуется от нас. Тот, кто говорит внимательным слушателям, находит утешение для себя в повиновении их; но если кто постоянно говорит, и его не слушают, и тем не менее он не перестает говорить, тот достоин большей части, потому что исполняет угодное Богу и свой долг во всей точности, хотя и никто не внимает ему. Но хотя нам и больше награды от вашего непослушания, однако мы лучше желаем, чтобы она уменьшилась, а умножилось ваше спасение, так как мы считаем для себя великой наградой вашу славу. Итак, когда ты увидишь кого-нибудь, нуждающегося в душевном или телесном врачевании, то не говори себе: почему такой-то или такой-то не позаботился о нем? или: я мирянин, у меня жена и дети; это дело священников, дело монахов. Скажи мне: если ты найдешь где-нибудь золотую монету, разве ты говоришь: почему такой-то или такой-то не поднял ее? Отнюдь нет; напротив, спешишь раньше других схватить ее. Так рассуждай и о павших братьях, и считай попечение о них как бы найденным сокровищем. Изводящий, говорится, "драгоценное из ничтожного" будет "как Мои уста" (Иер. 15:19). Что может сравниться с этим? То, чего не может произвести ни пост, ни спанье на земле, ни что другое, делается спасением брата. Не я говорю это, а сам Бог сказал: если ты изведешь даже одного кого-нибудь, говорит, то уста твои будут "как Мои уста". Итак, не будем равнодушно говорить: кто согрешили? а постараемся скорее исправить их; и не на то будем смотреть, как много заблудившихся, а позаботимся о том, как их отвлечь от заблуждения. Если предохранение братьев от падения раньше самого греха немало содействует нашему спасению, то и проявление с нашей стороны большой заботливости о них после греха доставляет немалую похвалу. Так и врачи здоровым людям указывают средства, которые могут сохранить им здоровье и предупредить всякую болезнь; а когда те пренебрегут их наставлениями и подвергнутся болезни, не оставляют их без помощи, а, напротив, тогда-то особенно и показывают великую заботу о них, чтобы избавить их от болезней. Так и ты, когда нужно исправить брата, не отказывайся, хотя бы приходилось пожертвовать и жизнью. Владыка наш умер за нас; а ты не издашь даже и слова? И какое будешь ты иметь прощение, какое представишь извинение? Как ты предстанешь с дерзновением, скажи мне, пред судилищем Христовым, равнодушно взирая на гибель стольких душ? О, если бы мне возможно было знать этих людей: тогда я не нуждался бы в вас, а сам исправил бы скорейшим образом.

Не страшно ли, что детей мы с тяжким трудом сначала обучаем предметам, которые в начале сопряжены с трудностями, но в конце приносят пользу, а сами относимся к духовным вещам наоборот? Если бы к нам пришел кто-нибудь со стороны и хорошо узнал бы заповеди Христа и извращенность нашей жизни, то я не знаю, счел ли бы он кого еще другого более врагами Христа, чем нас самих. Мы как будто решились идти и идем путем как раз противным Его заповедям.