4. Что же составляет жизнь нашу? Явление ли чудес, или заботливость о благоустройстве поведения? Очевидно, что последнее. Чудотворения же и начало отсюда заимствуют, и конец свой здесь же имеют. Кто ведет превосходную жизнь, тот привлекает к себе и благодать чудотворения. А приемлющий благодать приемлет для того, чтобы исправлять жизнь других. И Христос творил чудеса Свои для того, чтобы чрез них явясь достойным веры и привлекши к Себе людей, ввести в мир добродетель. Об этом-то преимущественно Он и заботится. Вот почему Он и не довольствуется одними чудесами, но то угрожает геенною, то обещает царствие, то предписывает чудные Свои законы и употребляет все способы к тому, чтобы соделать нас равными ангелам. Но что говорить о Христе? Он ли один все творит с такою целью? Скажи мне сам ты: если бы дали тебе на выбор - или воскрешать мертвых во имя Его, или умереть за имя Его, что бы ты охотнее избрал? Не последнее ли без всякого сомнения? Но первое было бы чудо, а последнее есть дело. И если бы предложили тебе - или траву превращать в золото, или иметь такую силу воли, чтобы всякое богатство попирать, как траву, не избрал ли бы ты скорее последнее? И весьма справедливо. Таким выбором ты больше привлечешь к себе людей. Увидев траву превращаемую в золото, они сами пожелают иметь такую же силу, подобно Симону; а чрез то увеличится их любостяжательность. Напротив, если бы видели, что все попирают и презирают золото, как траву, то давно бы избавились от этой болезни.

Итак видишь ли, что жизнь может приносить больше пользы? Жизнью же называю не то, когда ты постишься, когда подстилаешь вретище и пепел, но то, когда ты пренебрегаешь богатством, как пренебрегать им должно, когда избыточествуешь в любви, даешь хлеб свой алчущему, сдерживаешь гнев, отвергаешь тщеславие, истребляешь в себе зависть. Такой урок преподан нам от Христа. Научитеся, говорит Он, от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем (Матф. XI, 29). Не говорит: Я постился, - хотя бы мог упомянуть о сорокадневном посте; но, умалчивая об этом, указывает только, яко кроток есмь и смирен сердцем. И опять, посылая учеников, не сказал: поститесь; но - ядите предлагаемое вам (Лук. X, 8). Между тем требует, чтобы они всячески береглись любостяжания, говоря: не стяжите злата, ни сребра, ни меди при поясех ваших (Матф. X, 9). Говорю это не в охуждение поста: да не будет того! Напротив, весьма одобряю пост. Скорблю только, когда вы, презрев все прочие добродетели, достаточною для вашего спасения почитаете ту, которая занимает последнее место в лике добродетелей. Важнейшие же из них: любовь, кротость и милостыня, превосходящая даже девство. Итак, если хочешь сделаться равным апостолам, - ничто не препятствует. Довольно для тебя выполнить одну только добродетель милостыни, чтобы ни в чем не быть скуднее апостолов. Никто поэтому не должен откладывать подвигов в добродетели до получения дара чудотворения. Если демон мучится, когда его изгонят из тела, то гораздо больше мучится, когда видит душу освобожденную от греха. Подлинно, грех есть главная сила демонская; по причине греха умер Христос, чтобы разрушить его; грехом введена смерть; чрез грех все превращено. Если ты истребил в себе грех, ты подрезал жилы дьяволу, стер главу его, разрушил всю его силу, рассыпал воинство, сотворил чудо, всех чудес большее. Не мое это слово, но блаженного Павла, который, сказав: ревнуйте дарований больших, и еще по превосхождению путь вам показую (1 Кор. XII, 31), представляет не дар чудотворений, но любовь - корень всякого добра. Итак, если мы будем упражняться в любви и в прочем любомудрии, на ней основанном, то не будем иметь никакой нужды в чудотворениях; напротив, если не будем упражняться в любви, то не получим никакой пользы от чудотворений. Помышляя о всем этом, поревнуем тому, чрез что апостолы соделались великими. А хочешь ли знать, чрез что они соделались великими? Послушай Петра, говорящего: се мы оставихом вся, и вслед Тебе идохом; что убо будет нам (Матф. XIX, 27)? Послушай также и Христа, отвещающего ученикам: сядете на двоюнадесяти престолу. И всяк, иже оставит дом, или братию, или отца, или матерь, сторицею приимет в веце сем, и живот вечный наследит (ст. 28, 29). Итак, удалив от себя все житейские попечения, посвятим себя Христу, чтобы нам и соделаться равными апостолам по определению Его, и сподобиться вечной жизни, которую да получим все мы по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 47

ТВОРЕНИЯсвятого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского

Толкование на святого Матфея Евангелиста

БЕСЕДА XLVII

Сия вся глагола Иисус в притчах народом, и без притчи ничесоже глаголаше к ним. Яко да сбудется реченное пророком, глаголющим: отверзу в притчах уста Моя, отрыгну сокровенная от сложения мира (Матф. XIII, 34, 35).

1. Евангелист Марк говорит, что Христос проповедовал им слово в притчах, якоже можаху слышати (Марк. IV, 33). Но евангелист Матфей, чтобы показать, что проповедовать в притчах не есть что-либо новое, приводит пророка, которым предсказан этот способ учения, и вместе, чтобы открыть нам намерение Христово, с каким Он беседовал в притчах, именно - не то, чтобы оставить слушателей в неведении, но то, чтобы возбудить их к вопросам, - присовокупляет: и без притчи ничесоже глаголаше к ним. Хотя Христос о многом говорил без притчи, но в настоящем случае без притчи Он ничего не говорил. И однако же никто не вопрошал Его, - хотя часто вопрошали пророков, как-то, Иезекииля и многих других. Теперь не предложили ему ни одного вопроса, хотя сказанного достаточно было к тому, чтобы озаботить слушателей и побудить к вопросам. Даже угроза величайшим наказанием, высказанная в притчах, не произвела на слушателей никакого впечатления. Вот почему Господь оставил их и ушел. Тогда, говорит евангелист, оставль народы, прииде в дом свой Иисус (ст. 36). И ни один из книжников не следует за Ним. Отсюда видно, что они следовали за Христом единственно с намерением уловить Его в слове. Но так как теперь они не понимали того, что было говорено, то Господь оставил их. И приступают ученики Его с вопросом о притче плевел (ст. 36). Доселе хотя они и желали узнать, но боялись спрашивать. Откуда же теперь явилась у них смелость? Они слышали: яко вам дано есть разумети тайны царствия небеснаго (Матф. XIII, 11), и осмелились. Потому и спрашивают наедине, не из зависти к народу, но исполняя закон Владыки, Который сказал: онем же не дано есть. Но почему, оставив притчу о закваске и о горчичном семени, они спрашивают именно о притче плевел? Те притчи оставлены ими, как вразумительнейшие. Изъяснение же этой притчи желают слышать потому, что она имеет близкое отношение к сказанной перед нею, причем намекает на нечто большее, чем прежняя (Христос не сказал бы одной и той же притчи дважды). Они видели уже, что в последней притче заключается великая угроза. Потому и Господь не только не укоряет их, но и пополняет сказанное прежде. И о чем неоднократно замечал я, что притчей не должно принимать буквально, - иначе можно придти ко многим несообразностям, - тому же самому и Господь научает теперь нас, в изъяснении притчи отступая от буквы. Он не говорит, кто таковы пришедшие к господину рабы. Но давая разуметь, что они введены только для сообразности и полноты изображения, опускает эту часть притчи, и изъясняет только нужнейшее и самое существенное - то самое, для чего притча произнесена, - дабы показать, именно, что Он есть Судия и Господь вселенной. И отвещав, говорит евангелист, рече им: сеявый доброе семя, есть Сын человеческий. А село есть мир; доброе же семя, сии суть сынове царствия; а плевелы сынове неприязненнии. А враг, всеявый их, есть диавол; а жатва, кончина века есть; а жатели, ангели суть. Яко убо собирают плевелы, и огнем сожигают, тако будет в скончание века сего. Послет Сын человеческий ангелы Своя, и соберут от царствия Его вся соблазны, и творящих беззаконие. И ввергут их в пещь огненну; ту будет плач и скрежет зубом. Тогда праведницы просветятся яко солнце, в царствии Отца их (ст. 37-43). Итак, если сам Он есть Сеятель, сеет на собственном поле и с Своего царства собирает, то ясно, что настоящий мир Ему принадлежит. Размысли же, как неизреченно Его человеколюбие, как Он готов благотворить и как далек от того, чтобы наказывать! Когда сеет, то сеет сам; когда же наказывает, то наказывает чрез других, именно чрез ангелов. Тогда праведницы просветятся яко солнце, в царствии Отца их. Это не значит, что они будут светиться, точно как солнце. Но так как мы не знаем другого светила, которое было бы блистательнее солнца, то Господь употребляет образы для нас известные. В других местах Христос говорит, что жатва уже наступила; так например, когда говорит о самарянах: возведите очи ваши и видите нивы, яко плавы суть к жатве уже (Иоан. IV, 35). И еще: жатва убо многа, делателей же мало (Лук. X, 2). Итак, почему же сказал Он там, что жатва уже наступила, а здесь говорит, что жатва еще будет? Потому, что слово жатва берет в разных значениях. Почему также, сказавши в другом месте: ин есть сеяй, и ин есть жняй (Иоан. IV, 37), здесь говорит, что сеющий есть сам Он? Потому что там, говоря пред иудеями и самарянами, противополагает апостолов не Себе, но пророкам, так как Он сеял и чрез пророков. Точно также иногда одно и то же Он называет и жатвою и сеянием, принимая эти слова в разных отношениях.

2. Когда Он разумеет благопокорность и послушливость слушателей, тогда, как окончивший свое дело, называет это жатвою. Когда же ожидает еще только плода от слышания, тогда именует это сеянием, а кончину - жатвою. А как в другом месте сказано, что праведники восхищены будут первые (1 Сол. IV, 16)? Точно, они первые восхищены будут в пришествие Христово. Но сперва грешные преданы будут наказанию, а потом уже праведные внидут в царство небесное. Праведникам точно надлежит быть на небе, и Господь придет на землю, будет судить всех людей, произнесет над ними приговор; потом, подобно некоему царю, восставши с Своими друзьями, поведет их в блаженное наследие. Видишь ли, что наказание будет сугубое: должны будут гореть - и видеть себя отчужденными от славы? Но для чего же наконец, когда народ разошелся, и с апостолами Христос беседует в притчах? Для того, что они, будучи вразумлены сказанным прежде, могли уже понимать притчи. Потому-то, когда по произнесении притчей Он спрашивает их: разумеете ли сия вся? они отвечают: ей, Господи (Матф. XIII, 51)! Таким образом притча, кроме прочего, произвела и то, что апостолов соделала проницательными. Что же Господь говорит далее? Подобно есть царствие небесное сокровищу сокровену на селе, еже обрет человек скры: и от радости его вся, елика имать, продает, и купует село то. Паки подобно есть царствие небесное человеку купцу, ищущу добрых бисерей, иже обрет един многоценен бисер, шед продаде вся, елика имяше и купи его (ст. 44-46). Как выше горчичное зерно и закваска имеют малую разность между собою, так и здесь сходны две притчи о сокровище и о бисере. Обеими этими притчами показывается то, что проповедь должно всему предпочитать. В притчах о закваске и о горчичном зерне говорится о могуществе проповеди и о том, что она совершенно победит вселенную. Настоящие же притчи показывают важность и многоценность проповеди. Подлинно она расширяется подобно горчичному дереву, превозмогает, подобно закваске, многоценна как бисер и доставляет бесчисленные удобства, подобно сокровищу.

Отсюда мы научаемся тому, что надобно не только прилежать к проповеди, отрешившись от всего прочего, но что даже должно это делать с радостью. И отрекающийся от своего имения должен знать, что это есть приобретение, а не потеря. Видишь ли, и как проповедь сокрыта в мире, и сколько в проповеди сокрыто благ? Если не продашь всего, то не купишь; и если не имеешь ищущей и заботливой души, то не найдешь. Итак для тебя необходимо, во-первых, отказаться от житейских попечений, и во-вторых, быть весьма бдительным. Сказано: ищущу добрых бисерей, иже обрет един многоценен бисер, продаде вся и купи его. Одна есть истина, - и она не многосложна. Как обладающий бисером сам знает, что он богат, но для других часто бывает неизвестно, что у него в руках бисер, потому что он не велик, - так можно сказать и о проповеди: обладающие ею знают, что они богаты, но неверующие, не понимая цены этого сокровища, не знают о нашем богатстве. Но чтобы мы не слишком полагались на одну проповедь, и чтобы не подумали, что одной веры достаточно нам ко спасению, Господь произносит новую грозную притчу. Какую же именно? Притчу о неводе. Подобно есть царствие небесное неводу, ввержену в море, и от всякаго рода собравшу. Иже егда исполнися, извлекоша и на край, и седше избраша добрыя в сосуды, а злыя извергоша вон (ст. 47, 48). Чем различается эта притча от притчи о плевелах? И там одни спасаются, а другие погибают. Но там одни погибают от принятия вредных учений, а другие, о которых сказано выше, от невнимания к слову (Божию); здесь же причиною погибели бывает порочная жизнь. Так погибающие всех несчастнее: они и познание приобрели, и уловлены были, но при всем том не могли спастись. В других местах говорится, что отделяет сам Пастырь; здесь же приписывается это ангелам, как и в притче о плевелах. Что же это значит? То, что Господь беседует с учениками иногда менее, а иногда более возвышенно. И эту притчу изъясняет Он не по просьбе учеников, а по собственному изволению; притом истолковал одну часть ее, и тем увеличил страх. Чтобы ты, слыша, что злых извергли только вон, не почел такой гибели еще не опасною, Христос в изъяснении указывает образ наказания, говоря, что ввергнут в пещь, где будет скрежет зубов и несказанное мучение. Видишь ли, сколько путей к погибели? Камень, терния, путь, плевелы, невод. Итак, не напрасно сказано, что широкий есть путь вводяй в пагубу, и мнози суть входящии им (Матф. VII, 13). После того Господь, заключив речь Свою угрозою и присовокупив многое тому подобное (потому что Он особенно занялся этим предметом), спрашивает апостолов: разумеете ли сия вся? Глаголаша ему: ей Господи (ст. 51)! И за такую понятливость снова восхваляет их, говоря: сего ради всяк книжник, научився царствию небесному, подобен есть человеку домовиту, иже износит от сокровища своего новая и ветхая (ст. 52). Подобно этому сказал Он и в другом месте: послю к вам премудры и книжники (Матф. XXIII, 34).

3. Видишь ли, что Христос не исключает ветхий завет, но хвалит и превозносит, называя его сокровищем? Итак, несведующие в божественных писаниях не могут быть названы людьми домовитыми: они и сами у себя ничего не имеют, и от других не заимствуются, но, томясь голодом, нерадят о себе. Впрочем не они только, но и еретики лишены этого блаженства, потому что из сокровища своего не выносят ни старого, ни нового. У них даже нет старого, а потому нет и нового. Равно не имеющие нового не имеют и старого, но лишены и того и другого, потому что новое и старое соединено и связано между собою. Итак, все мы, нерадящие о чтении писаний, послушаем, какой терпим от этого вред и какую скудность. В самом деле, когда мы приведем в благоустройство дела свои, если не знаем тех самых законов, по которым должно приводить их в благоустройство? Богачи, влюбленные до безумия в богатство, часто выколачивают свои одежды, чтобы их не подъела моль. А ты, видя в себе забвение, губительнее моли, повреждающее твою душу, не прибегаешь к Писанию, не истребляешь в себе язвы, не украшаешь своей души, не вглядываешься пристально в образ добродетели, не рассматриваешь членов и ее главы. И действительно, добродетель имеет и главу и члены, благолепнейшие всякого стройного и красивого тела. Что такое, спросишь, глава добродетели? Смиренномудрие. Потому и Христос начинает с смиренномудрия, говоря: блажени нищии (Матф. V, 3). Вот глава добродетели! Она не имеет ни волос, ни кудрей, но так прекрасна, что привлекает самого Бога. На кого воззрю, говорит Он, токмо на кроткаго и смиреннаго и трепещущаго словес Моих (Ис. LXVI, 2)? И еще: очи Мои на кроткия земли (Псал. LXXV, 10; C, 6). И еще: близ Господь сокрушенных сердцем (Псал. XXXIII, 19). Глава эта, вместо волос и косы, приносит жертвы благоприятные Богу: Она - золотой жертвенник и духовный алтарь. Жертва Богу дух сокрушен (Псал. L, 19). Она - матерь премудрости. Кто ее имеет, тот и все прочее иметь будет. Итак, видишь ли главу, какой ты никогда еще не видывал? Хочешь ли видеть, или лучше, узнать и лицо добродетели? Всмотрись же сперва в его румяный, красивый и весьма приятный цвет, а потом узнай, от чего последний происходит. Отчего же именно? От того, что добродетель стыдлива и всегда краснеет. Потому и сказал некто: прежде стыдливаго предваряет благодать (Иис. Сир. XXXII, 12). Это сообщает большую красоту и всем прочим членам. И хотя бы ты смешал тысячи цветов, все не произведешь такой лепоты. Если хочешь видеть и глаза добродетели, то посмотри: они тщательно очертаны скромностью и целомудрием. Оттого-то они так прекрасны и проницательны, что видят самого Господа. Блажени чистии сердцем, говорит Он, яко тии Бога узрят (Матф. V, 8). Уста же добродетели суть премудрость, и разум, и знание духовных песнопений. Сердце ее есть глубокое ведение Писаний, соблюдение истинных догматов, человеколюбие и добродушие. И как без сердца невозможно жить, так без исчисленного теперь невозможно спастись. Отсюда рождается все доброе. У добродетели есть также свои руки и ноги - явление добрых дел. Есть у нее и душа - благочестие. Есть у нее золотая и тверже адаманта грудь мужество. Легче все одолеть, чем сокрушить эту грудь. Наконец дух, пребывающий в мозгу и в сердце, - любовь.