Чью молитву слышит Бог? Под правдою разумеется вся добродетель всецело; от неправды и надменность. И при праведности нужна молитва, как приносящая великие блага. Мы не столько умоляем Бога чрез других, сколько чрез самих себя. С каким расположением души нужно приступать к молитве? Распространение в скорби и слова апостола о плодах перенесения скорбей. Не смотря на свою правду, Давид молит о помиловании. Свойства угодной Богу молитвы, которую Он слышит. Кто разумеется под сынами человеческими тяжкосердыми и отчего происходит жестокосердие? Зачем любите суету и ищете лжи. Как события из жизни праведников ведут к Богопознанию? Уверенность Псалмопевца в том, что Господь услышит его молитву и почему многие бывают не услышаны? Вредное действие несправедливого гнева и польза справедливого. Благотворность каждодневного суда совести. Что называется жертвой правды? Безрассудство сомнений в Божественном промысле и сердечная уверенность Псалмопевца в получении духовных, а также и земных благ. Не Зевс и другие боги язычников посылают дождь и другие земные блага, и что такое Зевс. Свидетельство богодухновенных пророков о Боге откровения. Мудрое распределение благ земных в мире; внутренний мир у людей, преданных Богу, и тяжкие бедствия внутренней борьбы, испытываемые теми, кто предан страстям. Что значат слова: в мире вкупе усну и: единого на уповании вселил мя еси? Увещание избегать общества порочных людей.

1. Пророк говорит это не для того, чтобы только мы знали, что он был услышан, но чтобы мы научились, как и мы, призывая Бога, можем быть скоро услышаны, и еще прежде окончания молитвы получить просимое. Пророк не сказал: после того, как я призвал, Он услышал меня; но: "Когда я взываю".

Так и сам Бог обещал, сказав некогда призывающему Его: "тогда ты воззовешь, и Господь услышит; возопиешь, и Он скажет: "вот Я!" (Ис.58:9). Подлинно, не обилие слов умоляет Бога, но душа чистая и являющая добрые дела. Вот почему тем людям, которые живут порочно, а надеются умолить Бога обилием слов, смотри, что говорит Он: "и когда вы умножаете моления ваши": "и когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои" (Ис.1:15). Итак, молящемуся, прежде всего, нужно иметь твердую веру, и тогда просимое непременно получится. Потому-то и пророк не просто сказал: "услышь меня", но с прибавлением: "Боже правды моей", выражая свою твердую веру в Бога и то, что он всегда с нею приступал к Нему. Никто пусть не думает, будто он превозносится, когда говорит это. Он говорит это не с тем, чтобы превознести самого себя, но чтобы предложить некоторое наставление и увещание, весьма полезное для всех. Дабы кто-нибудь не сказал: он был услышан, потому что был Давид, а я не буду услышан, потому что я мал и незначителен, он внушает, что и его Бог слушает не без причины, и тебя не слушает не напрасно и случайно, но всегда Он внимательно смотрит на дела. Если ты имеешь дела, которые могут ходатайствовать за тебя, то ты непременно будешь услышан; и напротив, если ты не имеешь их, то хотя бы ты был Давидом, ты не будешь в состоянии умолить Бога.

Поэтому, если ты хочешь иметь какой-нибудь успех пред Богом, приступай к Нему, взяв с собою правду. Под именем же правды разумей здесь не часть добродетели, но всю добродетель всецело. Так праведен был Иов, имевший всю добродетель человеческую; он был не таков, чтобы от одного порока воздерживаться, а другому предаваться. И мы называем те весы правдивыми, которые всегда одинаковы, которые не только золото могут взвешивать верно, а свинец не верно, но одинаковы по отношению ко всяким веществам; равным образом и меру мы называем правдивою ту, которая всегда одинакова. Так и Иов был праведен, будучи одинаковым во всем. Не в имуществе только он соблюдал эту праведность, но и во всем другом, никогда не преступая меры. Об нем никто не может сказать, что в имуществе он любил справедливость, а в обращении с ближними преступал меру, показывая себя гордым и надменным. Он весьма тщательно избегал и этого, почему и говорил: "если я пренебрегал правами слуги и служанки моей, когда они имели спор со мною; не Он ли, Который создал меня во чреве, создал и его и равно образовал нас в утробе?" (Иов.31:13,15). Ведь это величайшая неправда быть гордым и надменным.

2. Как любостяжательным мы называем того, кто хочет присвоить чужое и не довольствуется своим, так и надменным называем того, кто требует себе от ближнего больше, чем сколько ему следует, кто себя считает достойным всякой чести, а другого бесчестит. А это бывает не от чего другого, как от неправды. Что это действительно от неправды, видно из следующего. Бог создал как тебя, так и его, и все даровал тебе и ему равно и одинаково. Почему же ты отвергаешь его, лишаешь чести, которую даровал ему Бог, не допускаешь его к участию в благах, но все присвояешь себе, и не только в имуществе, но и в чести делаешь его бедным? Бог даровал обоим вам одинаковую природу, удостоил одинаковых преимуществ, одинаково создал, потому что слова: "сотворим человека" (Быт.1:26), относятся вообще ко всему роду человеческому. Почему же ты лишаешь его отцовского имущества, приводишь в крайнюю бедность и присвояешь себе принадлежащее всем? Но не таков был блаженный пророк; потому он и говорил с дерзновением: "услышь меня, Боже правды моей". Так и Павел часто ставит себя на вид, не превозносясь и не надмеваясь, но, представляя себя примером для других, напр., когда он говорить: "желаю, чтобы все люди были, как и я", по воздержанию (1Кор.7:7). Так и Давид, по требованию обстоятельств, поставляя на вид свое мужество, являвшееся в нем при помощи Божией, говорит, что он и медведей умерщвлял и львов ловил, также не превознося самого себя, да не будет, а внушая чрез это доверенность к себе.

Но, может быть, скажет кто-нибудь: если я имею правду, то какая нужда и молиться, когда она одна может сделать все, и когда Подающий знает, в чем мы имеем нужду? Нужда потому, что молитва есть немаловажный союз любви к Богу, производит в нас навык собеседования с Ним и руководит к любомудрию. В самом деле, если обращающейся с необыкновенным человеком получает великую пользу от частого с ним обращения, то тем более постоянно беседующий с Богом. Но мы не знаем, как следует, пользы от молитвы, потому что не внимаем ей со всем усердием и не упражняемся в ней по законам Божиим. Когда мы намереваемся говорить с кем-нибудь из людей, которые выше нас, то приводим в надлежащий порядок и внешний вид свой, и походку, и одежду, и все, и потом уже вступаем в разговор; а когда приступаем к Богу, то зеваем, почесываемся, оборачиваемся во все стороны, бываем небрежны; преклоняем колена, а сами блуждаем (мыслями) по площади. А если бы мы приступали с надлежащим благоговением и как подобает беседовать с Богом, то мы узнали бы, еще прежде получения просимого, сколь великую пользу мы получаем от молитвы. Человек, который научился беседовать с Богом, как подобает беседовать с Богом, делается ангелом: так душа его отрешается от уз плоти, так ум его возвышается и переселяется на небо, так он презирает все житейское, так он становится пред самым престолом царским, хотя бы он был бедным, хотя бы рабом, хотя бы простолюдином, хотя бы неученым. Бог требует не красоты речи и не слов изысканных, но красоты души; и когда она возгласит угодное Ему, то получит все. Видишь ли, какое здесь удобство? У людей, от желающего подойти к кому-нибудь, требуется быть красноречивым, уметь льстить всем окружающим начальника и придумывать много иного, чтобы лучше быть принятым. А здесь не нужно ничего, кроме одной бодрственной души, и нет никакого препятствия приблизиться к Богу. "Разве Я Бог только вблизи, говорит Господь, а не Бог и вдали?" (Иер.23:23). Следовательно, от нас зависит быть далеко от Него, а Он всегда находится близко. Но что я говорю: здесь не нужно красноречия? Часто бывает не нужно и голоса. В самом деле, если ты скажешь лишь в сердце своем и призовешь Его, как должно, то Он и тогда скоро услышит тебя. Так Он услышал Моисея; так услышал и Анну (Исх.15:15; 1Цар.1:18).

Нельзя сказать: я боюсь приступить и просить, мой враг предстоит пред Ним. Здесь нет и этого препятствия, потому что Он не слушает врага и не отвергает твоего прошения, но всегда и постоянно ты можешь беседовать с Ним, и нет к тому никакого затруднения; здесь не нужно, чтобы вводили тебя придверники, домашние распорядители, надзиратели, стражи, или друзья, но когда ты приступишь сам собою, тогда особенно Он и услышит тебя, тогда, когда ты не будешь просить никого другого.

3. We do not so much beseech God by asking through others, as by ourselves. Since He desires devotion from us and does everything to make us trust Him, when He sees that we do this of ourselves, then He especially hearkens to us. This is what He did with the Canaanite woman: when Peter and James interceded for her, He did not grant the petition; and when she herself continued to ask, He soon granted her what she asked (Matt. 15:22). If He seems to have delayed a little, He did so, not so that the woman might wait, but that she might receive a greater crown, and by the continuation of the request draw nearer to Him. Let us also turn to God with zeal; let us learn how to make such an appeal. There is no need to go to a museum [1], nor spend money, nor hire teachers, orators or sophists, nor spend a lot of time to learn such a conversation (with God); but it is enough just to will, and this art is acquired. And in this judgment seat you can speak not only for yourself, but also for many others. And what is the purpose of this art of interviewing? Offering prayer.

It is necessary to approach God with a vigilant mind, a contrite soul and with streams of tears, not to ask for anything worldly, to desire the future, to pray for spiritual things, not to ask evil for enemies, not to remember evil to anyone, to tear out all passions from one's soul, and thus, to approach with a contrite and humble heart, to show perfect obedience, to pronounce blessings with one's tongue, not to be partakers of anything vicious, have nothing to do with the common enemy of the universe, i.e. the devil. He who speaks to the king about others and at the same time has fellowship with his enemies is punished even by external (civil) laws. Therefore, if you want to talk (with God) about yourself and others, try especially to have nothing to do with the common enemy of the universe. In this way you will be righteous; and being righteous, thou shalt be heard, having righteousness as thy intercessor. "In distress Thou hast given me space," says the prophet. He did not say, "Thou hast ceased sorrows," or, "Thou hast delivered me from temptations," but, "Thou hast vouchsafed me to endure, and hast given me space."

Indeed, the wisdom and power of God are revealed especially from the fact that He not only ceases sorrows, but also gives great peace during them. This shows the power of God, and makes those who fall (into temptations) more wise, when space is given, which eases the sorrowful soul, and sorrow does not cease, stirring it up from slothfulness and delivering it from all slumber. But how, you say, can he "give me space" in sorrow? As it was in the furnace with the three youths, as it was in the lions' den with Daniel (Dan. 3:24; 6:22). God did not extinguish the flames then, and yet made them free; He did not kill the lions, and yet made him safe; although even there in the furnace the fire remained intensely burning, and here the beasts remained beasts, the righteous enjoyed great tranquillity. However, it is possible to understand "gave me space" in another way, namely, when the soul, grieved by temptations, is freed from passions and many other diseases, then it especially enjoys tranquility. Many, taking advantage of prosperity, give themselves over to the most reckless and painful passions for their souls: greed, voluptuousness, and many other vices; and having undergone tribulation, they are freed from all this and are in the "expanse". Like those suffering from fever, if they satisfy their inappropriate desires, i.e. use food and wine in abundance, and the like, they will feel more constrained; but if they want to experience a little sorrow and endure, they will receive great tranquility; when they reject that which produces distress, then they will enjoy perfect health, and so it is here. Nothing usually brings such peace as sorrow, which diverts from all the cares of life. What happened to the Jews when they endured sorrows, and when they enjoyed prosperity? Is it not characteristic of a sick, paralyzed and fickle soul to say the following: "Make us a god to go before us: with Moses, who brought us out of the land of Egypt, we do not know what has happened" (Exodus 32:1)? And on the contrary, is it not characteristic of the soul that is wise and free from worldly passions the words that they uttered in prayer during sorrows and by which they gained God's favor for themselves? And this same prophet (David), when he prospered, how he suffered, how he was oppressed and tormented by a vicious desire! And when he was subjected to sorrow, then, you know, what a tranquillity he enjoyed: then the fire (of passion) was not kindled in him, but every such flame was extinguished. Truly, nothing causes us so much suffering as the passions that have intensified in the soul. All other calamities act from without, but these are born from within: from this comes the especially great torment. Even if the whole world grieves us, if we do not grieve ourselves, then nothing will be difficult for us. Consequently, it depends on us to experience sorrows or not to experience sorrows.

4. And in order that you may be convinced by the apostolic saying that "spaciousness" comes from tribulation, listen to Paul himself, who says of the fruits of tribulation: "Out of tribulation proceedeth patience, out of patience experience, out of experience hope, but hope does not put to shame" (Romans 5:3-5). Do you see the ineffable "expanse"? Do you see the harbor of rejoicing? "Out of tribulation cometh patience." What can be calmer than a person who is most patient and can easily endure everything? What can be stronger than an experienced person? What can be compared with the joy that comes from this? Three joyful consequences, says the Apostle, arise for us from this: patience, experience, and the hope of future blessings. The prophet is now inquiring about them when he says: "In distress Thou hast given me space." Having said, "Hear me," he says in what he has been heard, namely, not in relation to possessions, because he asked for nothing of the kind, not in order to overcome his enemies, because he did not ask for this, but in relation to the tranquillity that comes in the midst of tribulations. "Have mercy on me and hear my prayer." What do you say? Above you mentioned righteousness, and here you speak of mercy and condescension: what consistency can there be here? Great and very consistent with the above. Though we have done an innumerable multitude of good works, we are heard through the mercy and love of mankind (of God); even if we have reached the very summit of virtue, we are saved by the mercy (of God). From this we learn that even in righteousness we must have a broken heart. For even a sinner, if he prays with humility, which is a particular form of virtue, can succeed in many things; and the righteous, if he approaches with pride, will be deprived of all blessings. Both were proved by the examples of the publican and the Pharisee (Luke 18). That is why it is necessary to know the method of prayer. What is the way to pray? Learn this from the publican, do not be ashamed to have him as your teacher; He did this work so perfectly that in simple words he achieved everything. Since his soul was well attuned, even one word was enough to open heaven to him. How was she set up? He recognized himself as unworthy, struck his chest and did not even dare to raise his eyes to heaven. If you pray in the same way, then your prayer will be lighter than down. If a sinner has become righteous through prayer, then imagine how great the righteous will be if he learns to offer the same prayer. That is why the prophet here does not simply point to himself, but to his prayer. Above he pointed to the truth, and here to the prayer: "Have mercy on me," he says, "and hear my prayer." So Cornelius was heard, because he had her as his intercessor: "Thy prayers and thy almsgiving," he was told, "have come as a memorial before God" (Acts 10:4). And indeed, deeds and virtues are heard, but not all prayers, but only prayers performed according to the law of God. What are these prayers? Prayers in which what is proper for God to grant is asked, in which nothing contrary to His laws is asked of Him. But who, you say, is so bold as to ask God to do what is contrary to His laws? He who asks Him against his enemies, because it is not in accordance with the law decreed by Him. He says, "Forgive your debtors" (Matt. 6:12), but you call upon Him, Who commands you to forgive, against your enemies. What could be worse than such madness? The one who prays must have the appearance of a humiliated supplicant: why do you take upon yourself another appearance, the appearance of an accuser? How can you be forgiven of your own sins when you ask God to punish the sins of others? Therefore, let your prayer be humble, peaceful, having a pleasant and kind appearance. Such is prayer performed with meekness, and not directed against enemies. The opposite of this prayer is like some drunken and insane woman, mad and fierce. That is why the sky is inaccessible to her. Not such is prayer performed with meekness; it has in itself something decent and affable, worthy of the king's ears, pleasant, euphonious and harmonious. For this reason it is not expelled from the spectacle, but is crowned; she has a golden harp and a golden garment. That is why she gives pleasure to the judge by her appearance, and look, and voice; therefore no one expels it from the heavenly abodes. She fills the whole spectacle with joy; it is a prayer worthy of heaven, it is the tongue of the angels, since it says nothing bitter, but everything that is favorable; when she, beginning to intercede for those who have offended and offended, then the angels, standing before her, listen to her with great silence, and when she has fallen silent, they do not cease to shout in her honor, exalt her with praise and marvel at her. Let us also lift up such a prayer, and then, of course, we will be heard. When we approach God, let us not think that this is an ordinary spectacle; here is the assembly of the whole universe, or rather the heavenly hosts of heaven, and among them sits the King Himself, ready to listen to our prayer. Let us try to make it correspond to the spectacle. Let no harp-player or lyre-singer, who are so careful when they appear on the stage, and are so afraid lest they make some unpleasant sound, surpass us in this when we intend to enter the spectacle of the angels. And let our instrument be the tongue, which does not utter anything unpleasant, but everything harmonious and euphonious, with the proper mood of the soul; and, approaching God, asking and beseeching Him, let us strike our strings for our enemies, then our prayer for ourselves will be heard.

5. Such a prayer shames evil spirits, such a prayer gives us boldness (before God), such a prayer puts the devil to shame and drives him away. Truly, the devil is not so much afraid of a person who drives him out and expels him from another person, as he fears him who tames his anger and overcomes his irritability, because the latter is also an evil spirit, very fierce, and such people should be called more miserable than those possessed by a demon. In fact, demonic possession does not plunge into hell, but anger and rancor deprive the kingdom of heaven itself. If we thus compose our prayer, then we too will be able to boldly say to God: "Hear my prayer." By such a prayer you will benefit and help not only yourself, but you will also bring joy to God who hears it, asking for what is in accordance with His commandments; therefore He will soon hear you. This is worthy of the title of sons of God, it especially informs us of the distinguishing sign (of Christ's disciples). "Be merciful," says the Lord, "even as your Father is merciful" (Luke 6:36); and again: "Pray for them that despitefully use you, that ye may be children of your Father which is in heaven" (Matt. 5:44,45). What can be compared with such a prayer? It makes us like not angels or archangels, but the King of heaven himself. And whoever has become like the King, as far as possible, imagine what boldness he can have in prayer. "Sons of men," says the prophet, "as long as they are hard-hearted; Why do you love vanity, and seek falsehood" (v. 3)? To whom is he speaking? To whom does he rebuke and offer advice? Whom does he call the sons of men? People who live viciously, inclined to evil. What then? And are we not the sons of men? By nature we are the sons of men, but by grace we are not, we are the sons of God. This gift will be complete for us if we preserve in ourselves His image, which is observed by virtue, since those who have become sons of God by grace need to express this image by life. And what he really calls the sons of men men who are given over to the cares of life and inclined to evil, listen to this: "The sons of God saw," says the Scriptures, "the sons of God the daughters of men" (Gen. 6:2). But, you say, the opposite is said here? No; it here calls the sons of God those people who were formerly virtuous and were honored by God, but then changed, became worse and lost their honor. In order to strengthen their denunciation, it also reminds them of their honor, suggesting that the greatest guilt to be such comes from such people and to descend to such evil. And again God says, "I said, You are gods, and you are all sons of the Most High; but ye shall die as men" (Psalm 81:6-7). Look at the wisdom of the prophet.

What does he say? "Sons of men! How long will you love vanity and seek falsehood?"

Sons of men, how long are they hard-hearted? Here he expresses his strong grief at the length of time. For if in the beginning inattention to God's blessings is a crime, then what forgiveness can there be for him who remains so long blind to the truth? And what does it mean, hard-hearted? Hard-hearted, carnal, earthbound, inclined to evil, given over to vices, corrupted by voluptuousness: such is the carnal man. In denouncing their lives, he also points out the source of their wickedness, suggesting that this is especially what prevents them from assimilating the lofty teaching. Nothing makes the heart so cruel as a vicious desire, addiction to worldly things, attachment to the earth. Such a heart could justly be called dirty; For this reason he called it heavy, and at the same time pointed out in it the source of evil, because, occupying (in man) the place of the driver, it not only does not hold the horse with the reins, but is itself carried away and thrown down, and while it should be winging the flesh, rushing to the heights and ascending to heaven, it is carried down by the heaviest burden of its illnesses. And when such is the charioteer or the helmsman, where is the hope of salvation? "If the light," says the Lord, "which is in you, is darkness, what is the darkness?" (Matthew 6:23)? When the helmsman indulges in drunkenness and imitates the inconstancy of the waves and winds, how will the ship be saved?