Отблеском алым, сходя с небосклона,

Море осветит, и скалы Афона,

И кипарисы, и заросли терний

Вечность.

Бессмертие.

Свет Невечерний

Это коротенькое стихотворение настолько точно отразило наши прощальные чувства, с которыми мы шли навстречу заходящему солнцу по дороге от Ксиропотама к Пантелеимону, что у нас даже дыхание перехватило. Слава Богу, что я успел сфотографировать этот закатный миг. Проявив пленку по возвращении в Москву и глядя на снимок, мы еще раз удивились точности, с которой отцу дьякону удалось передать наше настроение.

Свидетели былой мощи

Наступил день отъезда. Было раннее утро. Чистое небо предвещало хорошую погоду. Взяв благословение у настоятеля, в пустом храме великомученика и целителя Пантелеимона мы отслужили молебен перед его чудотворной иконой, добавив специальные прошения из чина благословения путешествующих. Грустные минуты расставания заставили нас в последний раз опуститься на откидные сидения столетних стасидий. Кажется - и они не желали нас отпускать, крепко обняв своими руками-подлокотниками. Еще раз, прощаясь, приложились ко всем иконам, земно поклонились алтарю и его святыням, спели величание великомученику и, наконец, покинули ставший теперь для нас родным храм русской обители на Святой Афонской Горе. До прибытия корабля, который ходил в Уранополис во второй половине дня, времени было более чем достаточно, и поэтому мы решили не спеша отправиться вдоль берега к монастырю Дохиар, чтобы сесть на паром уже на его пристани. Ну, как нам было покинуть Святую Гору, не помолившись перед главной святыней этой обители - иконой Скоропослушница?!

Кончался март. В монастырском саду яблони были уже в цвету, а за стеной обители, чуть выше по склону, у отдельно стоящего параклиса нежно-розовыми цветами на всю округу благоухало миндальное дерево. Его медовый аромат был так силен, что казалось, будто под деревом открыли бочку цветочного меда. Вероятно, где-то рядом была пасека, потому что вокруг дерева гудело множество пчел. Это - главные производители воска для свечей во всех афонских монастырях. Зашли мы на прощание и в заброшенные мастерские. Потухший горн уныло горбился посреди литейного цеха, а рядом с ним ржавел вальцовочный станок. Еще валялись на земле полосы и бруски металла в кузнечном цеху. Покрытый пылью, лежал на наковальне старый молот и громадные клещи, забытые здесь сто лет тому назад, а у стены - неиспользованные обода для бочек и несколько колес от телег, уже одетых в железные ободья. В соседнем цеху долгими десятилетиями пылились огромные станины токарных, фрезерных и сверлильных станков. Вокруг были разбросаны инструменты. Повсюду пыль, тишина и забвение. Но все же, несмотря на прохудившийся потолок и полное запустение, здесь все еще ощущалась былая мощь, которой отличался когда-то этот монастырь-труженик от всех других афонских обителей.

Покидая монастырь, из любопытства мы заглянули по пути в пустующее пятиэтажное каменное здание, стоящее за его стеной почти у самой воды. Снаружи стены здания еще казались крепкими, но внутри была страшная разруха. Из кучи мусора величественно выступал необычный памятник конца XIX века. Его-то мы никак не ожидали здесь увидеть. Это был цельнолитой бетонный унитаз, который по форме мало чем отличался от своих фаянсовых потомков конца ХХ века. Нас поразило то, как просто и технически грамотно сто лет тому назад здесь была решена проблема канализации. На все пять этажей по керамическим трубам, благодаря перепаду высот, из горных источников подавалась вода. Только теперь нам стало понятно, что и в монастырском архондарике вода в туалеты и умывальники до сих пор подается таким же образом. Удивительно: как разумно использовали монахи все достижения человеческой мысли, не отказываясь и от технических новшеств, если они не шли во вред душе! Эти новшества не помешали монастырю подарить миру, а затем и Царству Небесному преподобного Силуана. А сколько еще преподобных Силуанов взрастил этот монастырь?! Жаль, что не у всех из них был свой Софроний, который мог бы с таким знанием дела описать их жизнь и подвиги

С рюкзаками на плечах мы двинулись вдоль побережья в сторону Ксенофонта и Дохиара. Громко хрустела под ногами крупная береговая галька. Над колокольней, прощаясь, кричали чайки. Вскоре дорога пошла вверх. Из-за деревьев показалось высокое и длинное одноэтажное строение, чем-то напоминающее большой современный складской ангар. Его крыша была покрыта ярко-оранжевой черепицей. Что бы это могло быть? Конечно, мы не удержались, чтобы не зайти хоть на минуту внутрь. И снова были поражены необычайным зрелищем. Оказалось, что тяжелая черепичная крыша перекрывала громадное пространство, шириной не менее тридцати метров и длиной около ста, без каких бы то ни было подпорок внутри сооружения. Крышу удерживали стальные конструкции, какими и по сей день пользуются строители для перекрытия заводских цехов. Внутри стояла на четырех колесах паровая машина, похожая на небольшой паровоз с топкой для дров. Помимо колес снизу, машина имела еще одно, пятое колесо, которое крепилось сверху на торчащем из ее бока шкиве. С него свисали широкие ремни. В четырех метрах от машины стояла пилорама с вертикальными пилами, подобная тем, какие и сейчас работают на лесопилках. К ней-то и тянулись оборванные ремни от верхнего колеса. Теперь всё стало ясно. Странная машина на колесах была паровым приводом для пилорамы, а громадное пустое помещение еще в начале ХХ века служило одновременно и складом пиломатериалов, и лесопилкой. Какие грандиозные масштабы! Это было для нас настоящим открытием.

Дары исцеленных

Через час мы были уже в Ксенофонте. Задержались в нем ненадолго: лишь осмотрели старый и новый соборы да выпили по чашечке кофе, а затем, не мешкая, отправились к Дохиару. До прибытия парома времени оставалось уже немного, поэтому через оливковые рощи мимо жилых и заброшенных келий мы шли не останавливаясь. Вот, наконец, и Дохиарская обитель, которая, когда мы впервые приближались к Афону, выглядела с моря, как маленькая неприступная крепость. Но со стороны входа она не производила такого грозного впечатления, хотя порту справа и слева охраняли два архангела, изображенные на стенах, поскольку главный храм и вся обитель посвящены Бесплотным Силам. В притворе, справа от входа в трапезную, мы, наконец, увидели знаменитую Скоропослушницу. В той части притвора, где находилась эта чудотворная фреска, написанная в XVI веке гениальным критским иконописцем Джорджем, был устроен параклис (часовня). Здесь, перед этой иконой, мне довелось пережить незабываемое в течение уже многих лет состояние непосредственного общения с Пречистой. Как только я приблизился к ее образу, в сердце сама собой, словно зажженная невидимым лучом благодати, исшедшим от иконы, вспыхнула молитва. Казалось, передо мной распахнулось окно в иной мир и оттуда со мной говорит Сама Богородица. Из глаз хлынули слезы блаженного умиления, и на несколько минут я полностью отключился от земной действительности. Чувство живого общения с Пресвятой Девой передать невозможно, но те, кто сам его пережил, поймут меня без слов.