Тут только я вспомнил, что палки-то у меня еще нет. Отец дьякон, Паша и Антон где-то уже срезали себе по палке. Вчера вечером они сидели на кроватях в келье и, поставив на стул керосиновую лампу, усердно вырезали ножичком на рукоятках AGION OPOS и что-то еще в том же роде. Однако, - подумал я, - где-то мне попадалась на глаза удобная палка и, кажется, даже с ручкой. А... ну как же!.. Как раз вчера, спустившись вниз за дровами, чтобы перед ночной службой истопить печку в келье, я и видел эту палку около поленницы.

Я поспешил спуститься на первый этаж бывшего больничного корпуса, который в наше время давно уже служит архондариком, вышел наружу и оказался под стальным мостиком, соединяющим береговую террасу с галереей 2-го этажа. Вскоре я обнаружил то, что искал. Гладко отполированная чьей-то рукой, эта палка, видимо, долгие годы преданно служила своему хозяину, простучав по множеству дорог. Весь ее вид говорил о том, что старушке не менее столетия. Она оказалась очень твердой, удивительно легкой и как раз мне по росту. Наклоненная вниз рукоятка удобно легла в ладонь. Как выяснилось позже, палка оказалась незаменимой при подъеме в гору Поднявшись к отцу гостиннику, я показал ему свою находку и, получив на нее благословение, взял палку с собой в дорогу.

В столицу Афона

Утром, отдохнув немного после ночной службы, мы уже стояли, обдуваемые прохладным морским ветром, на пристани Пантелеимонова монастыря и щурились от солнечных бликов, прыгающих по волнам. Белый двухпалубный кораблик-паром с откидным носом прибыл по расписанию. На борту начищенной латунью сверкало необычное имя: Гликофилусса. Название этой Богородичной иконы у нас переводят обычно как Сладкое лобзание. В кают-компании она висит на передней стене в серебряном окладе и считается патронессой корабля. Монахи, войдя, чинно крестятся на икону и не спеша рассаживаются по лавкам вдоль стен. В углу у стойки можно заказать чашечку кофе с какими-нибудь сладостями, сухариками или орешками. Для священников рядом с кают-компанией есть особое помещение, но мы остались со всеми и, взяв по чашечке кофе, вдруг ощутили себя в совершенно блаженном состоянии, созерцая медленно проплывающие мимо склоны Святой горы.

Наш кораблик шел прямо из Небесного града - именно так переводится название небольшого городка, расположенного на перешейке полуострова, - Уранополиса. Направлялся он в Дафни - главную пристань Афона. Отсюда паутинкой во все стороны разбегаются пешие дороги и тропы, связывающие почтовое отделение в Дафни, единственное на Афоне, с Кареей - столицей монашеской республики - и со всеми афонскими кельями, каливами, скитами и монастырями.

Блаженное наше созерцание длилось не долго - всего лишь минут 15. Впереди, у самого подножья святогорского хребта, показались каменные строения и башня под красной черепичной крышей. Едва мы ступили на причал, как чем-то взволнованная толпа паломников, отправляющихся обратно в Уранополис, атаковала кораблик, сметая на своем пути зазевавшихся пассажиров. Они обреченно пытались прорваться к трапу, но смогли сойти на пристань (не потеряв, однако, благодушия) лишь когда последний из паломников вбежал на палубу готового уже отчалить парома. Что делать, - подумали мы, - южный темперамент!

Вдоль небольшой набережной рядом с пристанью приглашали погрузиться в таинственную разноцветную полутьму маленькие магазинчики, наполненные самыми разнообразными товарами. Отсутствие окон, слабый свет крошечных лампочек, питающихся от солнечных батарей на крыше, экзотические ароматы многих сортов ладана, смешанные с запахом деревянных поделок, икон и шерстяных четок, изготовленных руками святогорских монахов, действовали на вновь прибывших завораживающе. Почти невозможно было удержаться, чтобы не купить что-нибудь на память. Но мы удержались. Бороться с соблазном помогала мысль о том, что нам предстоит долгий путь наверх через перевал в Карею.

Миновали почту, кафе и полицейский участок. Наконец, наши палки застучали по камням крутой, но довольно широкой грунтовой дороги. Она бежала через вечнозеленые кустарники, через заросли огромных кактусов-опунций с покрасневшими носами созревших плодов, через мостики, перекинутые над сбегающими к морю ручьями, мимо заброшенных старых келий, которые выступающей на столбах передней частью напоминали давно покинутые скворечники.

Обманчивая голубизна неба и яркое солнце, пригревающее внизу, на пристани, здесь уже не могли убедить нас в том, что наступило лето. Пышные кустарники сменились голыми деревьями, а на северных склонах ложбинок показались небольшие сн!ежники в окружении еще зеленой прошлогодней травы. Ветер здесь дул совсем уже неласково, напоминая, что на дворе еще только начало марта и вполне можно ожидать снегопада. Наконец, дорога вскарабкалась на широкое плато, откуда открывалась захватывающая панорама небесно-голубого простора с тонкой полоской полуострова Ситония.

Надвинув поглубже на лоб войлочную афонскую камилавку, я подумал, что неплохо было бы согреться чашечкой крепкого кофе. До нее оставалось пройти уже совсем немного. Впереди вдоль плато вытянулись, прижимаясь к траве, приземистые стены монастыря Ксиропотам. Преодолевая сопротивление шквального ветра, который нес нам навстречу тучи пыли, песка и мусора, мы двинулись к нему. Наконец, хлопнула калитка в массивной створке монастырских ворот, и свирепый ветер остался снаружи.

В Ксиропотаме

За монастырскими стенами было совсем тихо. У алтаря храма Сорока севастийских мучеников беспечно зеленело небольшое, словно игрушечное, апельсиновое дерево, до самой макушки увешанное яркими оранжевыми плодами прошлогоднего урожая. Похлюпывая мокрой тряпкой в пластмассовом ведре, кто-то мыл мраморный пол в совершенно пустом храме.

- Послюшай, Антоша, как тэбэ нэ стыдно! Я тут пол мою, а ты свой грязный ноги здэсь оставляешь! Вай-вай-вай! Как нэ харашо!

- Господи! Да ведь это же отец Петр из Грузии! - Антон с иеродиаконом обнялись и долго стояли, смеясь и похлопывая друг друга по спинам.